Сатира Воейкова "Дом сумасшедших" - часть 5

  Главная      Учебники - Литература     О поэтах и поэзии: Анализ поэтического текста

 поиск по сайту           правообладателям

 

 

 

 

 

 

 

 

 

содержание   ..  70  71  72  73  74  75  76  77  78  79  80  ..

 

 

 

Сатира Воейкова "Дом сумасшедших" - часть 5

 

                      

   Упоминание инквизиции в седьмой строфе и фраза Руни-

ча:  "Вижу бесов пред собою" свидетельствуют о знакомс-

тве Воейкова с закрытыми для общества документами эпохи

"дела профессоров" в  Петербурге.  Во  время  заседания

Собрания  имп.  С.-Петербургского университета 3 ноября

1821 г.  профессор Балугьянский  сказал,  что  собрание

университета превращается в инквизицию2,  и это вызвало

острую перепалку между ним и Руничем. Идея инквизицион-

ного надзора над просвещением была многократно развива-

ема Магницким в  ряде  негласных  документов  (ср.  его

"Проект  секретной  инструкции  цензурному  комитету"),

что,  видимо, было известно Воейкову. Слова же Рунича -

намек на заключение его отзыва о книге Куницына:  "Злой

дух тьмы носится над вселенной, силясь мрачными крылами

своими заградить от смертных свет истинный,  просвещаю-

щий и освещающий всякого человека  в  мире.  Счастливым

почту себя,  если вырву хотя одно перо из черного крыла

противника Христова"3.                                

   Стихи о Ханжецове (В.  М.  Попове) представляют  для

датировки  некоторую  трудность.  Формула  "за глупость

пострадавший", конечно, имеет отношение к делу Госнера,

с  которого началось падение Голицына и главной жертвой

которого,  кроме самого Госнера,  был избран Попов4. На

основании этого строфа должна датироваться 1824 г.  Од-

нако одновременно с отдачей

             


   1 Феоктистов  Е.  Магницкий:  Материалы  по  истории

просвещения в России. СПб., 1865. Вып. 1. С. 226-227. 

   2 См.:  Сухомлинов  М.  И.  Исследования и статьи по

русской литературе и просвещению.  СПб., 1889. Т. 1. С.

304.                                                  

   3 Феоктистов Е. Магницкий. Вып. 1. С. 17.          

   4 См.:  Пыпин А.  Н.  Религиозные движения при Алек-

сандре I. С. 202-222.      


                          

под суд за участие в переводе Попов был уволен от долж-

ности директора департамента просвещения.  Между тем  в

строфе 12 он еще занимает эту должность. Здесь возможны

два решения:  1. Стихи о Попове написаны в тот короткий

период,  когда  уже началось преследование его и еще не

состоялось увольнение, то есть в мае-августе 1824 г. 2.

Перед нами контаминация:  основная часть написана около

1820 г.,  а стих "за глупость пострадавший" - в 1824 г.

(предположение, что стих этот еще более позднего проис-

хождения и имеет в виду преследования, которым подверг-

ся  Попов  по  делу  Татариновой,  следует отвести:  он

встречается в списках, датируемых 1825-1826 гг.).    

   Кроме строф,  посвященных деятелям официального мис-

тицизма,  редакция  эта  ознаменована добавлением трех,

имеющих литературный характер и очень точно  датируемых

1820  г.  О строфе,  посвященной Гречу,  мы будем иметь

возможность говорить в дальнейшем.  Строфы же 30-31 ин-

тересны как отклик на борьбу в Вольном обществе любите-

лей российской словесности.  И на этот раз  перед  нами

злободневный отклик, совершенно недвусмысленный по сво-

ей политической направленности в контексте общественной

борьбы 1820 г.  Характеристика Каразина - отклик на его

речь 1 марта 1820 г. "Об ученых обществах и периодичес-

ких сочинениях в России", которая была прочтена в Воль-

ном обществе и справедливо оценена как политический до-

нос,  а возможно, и на слухи о роли его в ссылке Пушки-

на2. Причастность Каразина к либеральному прожектерству

начала XIX в. заставляла воспринимать взрыв монархичес-

ких чувствований,  раболепство перед графом Кочубеем  и

болезненную  страсть  к доносительству как ренегатство,

напоминающее поведение Кавелина и представлявшее в 1820

г. знамение времени. Все это придает рассматриваемой

 


   1 Попутно  отметим одну вкравшуюся неточность в ком-

ментариях Г.  В.  Ермаковой-Битнер к  имени  Боссюэта.

Здесь  находим примечание:  "отличался веротерпимостью"

(Поэты-сатирики конца XVIII - начала XIX в. С. 674). На

самом деле здесь у Воейкова явная ирония:  Боссюэт выд-

вигался Магницким как авторитет,  в противовес "безбож-

ным философам". В печально известной инструкции попечи-

теля Казанского университета по Боссюэту предписано бы-

ло преподавать всеобщую историю ("Пройдя кратко историю

новейших времен, заключит профессор курс всеобщей исто-

рии философским взглядом на важнейшие ее эпохи по руко-

водству известной речи Боссюэта". Феоктистов Е. Магниц-

кий.  Материалы по истории просвещения в России. С. 74,

103). Показателен отзыв кн. Голицына на изложение в из-

вестной  книге Станевича полемики между Фенелоном и до-

несшим на него королю и папе  сторонником  католической

ортодоксии Боссюэтом. Выступавший от имени крайне реак-

ционных православных церковников Станевич защищал  Бос-

сюэта,  а пиэтист Голицын - Фенелона (см.:  Пьчшп А. Н.

Религиозные  движения  при  Александре   I.   С.   185,

378-379).                                             

   2 "В.  Н. Каразин - фигура сложная и противоречивая.

Он сыграл известную роль в истории  русского  просвеще-

ния:  так,  по  его  инициативе в 1802 г.  был учрежден

Харьковский университет.  С другой стороны,  он  принял

вполне  определенное  участие  в борьбе с декабристским

движением,  участие, мало отличающееся от роли доносчи-

ков вроде М.  К.  Грибовского или А. К. Бошняка" (Толш-

шенский Б.  Пушкин.  М.;  Л.,  1956. Кн. 1. С. 377. См.

также:  Базшюн В. Вольное общество любителей российской

словесности. Петрозаводск, 1949. С. 166 и след.).     


редакции "Дома сумасшедших" определенную - и весьма це-

лостную - политическую направленность.                

   Редакция 1826-1830 гг.  переориентирована в связи  с

новой политической обстановкой:                       

   1. Строфа  о  князе  Шихматове-Ширинском (князь Пыт-

нирский) посвящена "чугунному" цензурному  уставу  1826

г.                                                    

   2. Строфа о "паре людоедов". Адресат этой строфы был

глубоко законспирирован. Даже в списках середины 1850-х

гг.  переписчики  не решались его расшифровывать,  хотя

он,  бесспорно, не составлял для них тайны. Так, на ко-

пии  Полторацкого (РГБ) имеется приписка,  указывающая,

что подразумеваются "К... и К...". Инициалы эти следует

расшифровывать как П.  А. Клейнмихель и П. М. Капцевич.

Оба любимца Аракчеева  изменили  ему  после  падения  и

быстро пошли в гору при Николае I. Упоминание Капцевича

позволяет датировать строфу: речь, конечно, идет о наз-

начении  его  в  1828 г.  командиром корпуса внутренней

стражи на место графа Е. Ф. Комаровского'. Строфа заде-

вала лиц,  не только приближенных к новому императору и

облеченных его доверием,  но и имевших прямое отношение

к  корпусу жандармов,  что придавало сатире необычную в

условиях после 14 декабря 1825 г. политическую остроту.

   3. Резкие выпады против руководимого Шишковым минис-

терства  просвещения - упоминания Шишкова,  Шихматова и

Ливена в строфе 35.  Этим  же  объясняются  неожиданные

удары против Перовского,  которые,  судя по надписям на

копии Остафьефского архива (РГАЛИ), изумили Вяземского.

Строфы датируются 1826-1828 гг. Установление даты бесс-

порно обнаруживает, что основанием для злобной характе-

ристики Перовского было кратковременное сближение его с

шишковским руководством министерства просвещения. Осно-

вания для датировки следующие:  В.  А. Перовский в 1828

г. принимал участие во взятии Варны и был ранен в левую

сторону груди; Л. А. Перовский - с 1826 г. член Совета,

а  с  1828   вице-президент  департамента  уделов,  в

1826-1828  провел нашумевшее увольнение всех старых уп-

равляющих контор департамента. В это же время А. А. Пе-

ровский (поэт Погорельский), приняв предложение Шишкова

от 10 июня 1825 г.  вступить в службу по его министерс-

тву,  в  1826 г.  развернул энергичную административную

деятельность и получил  чин  действительного  статского

советника.  Поскольку  именно  на  этот период пришлось

опубликование нового цензурного устава и  ряда  стесни-

тельных  для печати мер,  сотрудничество это казалось в

определенных литературных кругах одиозным. Кстати, про-

должалось оно,  отчасти, видимо, и по этой причине, не-

долго:  весной 1827 г.  Перовский уехал за границу  ле-

читься,  а в марте 1830 - вышел в отставку. Показатель-

но, что в большинстве списков 1830-х гг. строфы отсутс-

твуют:  они потеряли актуальность, и Воейков не был за-

интересован в их распространении.                     

   4. Собственно литературная часть представлена  выпа-

дами против Греча,  Булгарина и Полевого.  У Воейкова с

Гречем шла многолетняя полемика,

          


   1 См.:  Комаровский Е.  Ф.  Записки.  СПб., 1914. С.

258.                       


                          

истоки которой восходят к 1823-1825 гг. Однако  нельзя

не  заметить,  что в контексте 1828-1830 гг.,  которыми

датируются эти строфы,  устремленность их вполне совпа-

дала с ориентацией пушкинской группы.                 

   Характерна резкая,  по сравнению со строфой 1820 г.,

смена в характеристике Греча - там дружественная ирония

("наш Греч"); занятие, которое дано Гречу, вполне безо-

бидно:  он вшивает в "Сына отечества" страницы воспоми-

наний  Головнина.  Достаточно  сопоставить с написанной

тогда же строфой о  Каразине,  чтобы  наглядно  ощутить

разницу тона.                                         

   В редакции 1826-1830 гг. эта нейтральная характерис-

тика заменена крайне желчными строфами 36-38.  Конечно,

большую  роль здесь сыграло обострение личных отношений

между Воейковым и Гречем,  перешедшее во взаимную нена-

висть.  Однако  сводить  дело  к этому было бы неверно,

поскольку характер обвинений,  выдвигаемых здесь против

Греча  и Булгарина,  будет повторяться в многочисленных

документах,  исходящих из лагеря литераторов, группиро-

вавшихся во вторую половину 1820-х гг. вокруг "Северных

цветов", а в 1830 г. - "Литературной газеты".          

   Для того, чтобы понять некоторые намеки, содержащие-

ся  в этих строфах,  следует напомнить события,  хорошо

известные читателям тех лет.  Имена Греча  и  Булгарина

неоднократно всплывали на следствии по делу декабристов

- связи их с деятелями тайных обществ были многообразны

и хорошо известны.  К следствию привлекались люди, зна-

чительно менее замешанные. Однако смертельно перепуган-

ные  Булгарин  и Греч начали оказывать следствию услуги

доносительного свойства.  Так, по словам осведомленного

Греча,  "полиция  искала  Кюхельбекера по его приметам,

которые описал Булгарин очень умно  и  метко"2.  "Ум  и

меткость"  Булгарина стоили Кюхельбекеру,  с которым он

до этого был в близких приятельских отношениях,  много-

летнего тюремного заключения.  Так же донес Булгарин на

своего близкого родственника Искрицкого. Видимо, подоб-

ные "услуги" оказывал новому правительству и перепуган-

ный Греч.  В мемуарах он тщательно обходит эту щекотли-

вую тему, но кое-где, сам того не замечая, проговарива-

ется.  Так,  он описывает,  как его вызывали опознавать

человека,  относительно  которого были подозрения,  что

это Кюхельбекер.  Слухи об  этой  стороне  деятельности

Греча  и  Булгарина  циркулировали в обществе.  А когда

вчерашние приятели Ф.  Глинки и Рылеева превратились  в

верноподданных и официозных журналистов,  упоминание об

их либеральном прошлом стало одним из приемов дискреди-

тации  ренегатов.  Мотив этот подчеркнут в "Доме сумас-

шедших" достаточно явственно. Именно так должны расшиф-

ровываться стихи о Грече:

                             

   Вспоминая о прошедшем,                             

   Я дивился лишь тому,                               

   Что зачем он в сумасшедшем,                        

   Не в смирительном дому?                             

              


   1 Сводку данных см.: Греч Н. И. Записки о моей жизни

/ Коммент.  Иванова-Разумника,  Д.  М.  Пинеса. М.; Л.,

1930. С. 830-834.                                     

   2 Греч Н. И. Записки о моей жизни. С. 468.         


Такой же смысл имеет упоминание  о  том,  что  Булгарин

"боится  быть  повешен"  и  кусает  "домашних и друзей"

(Искрицкий был его племянником, а Рылеев - другом).   

   Вместе с тем в журнальной полемике Греч  представля-

ется еще первенствующей фигурой, а Булгарин - его клев-

ретом (собакой).  Такое отношение существовало до конца

1820-х гг., когда еще были памятны представления о Гре-

че как одной из основных фигур русской журналистики,  а

Булгарин был не вызывающим доверия новичком. Еще в 1831

г.  Греч в разговоре с Пушкиным называл Булгарина своим

псом.  В дальнейшем именно Булгарин, а не неповоротли-

вый и старомодный Греч,  оказался основным врагом  пуш-

кинской группы. Упреки в ренегатстве (в частности, упо-

минание о службе в армии Наполеона,  ставшее в дальней-

шем  традиционным приемом борьбы с Булгариным) и кличка

Флюгарина (неясно,  перешла ли она из пушкинской  эпиг-

раммы  или Пушкин заимствовал ее из "Дома сумасшедших",

как во "Втором послании к цензору" он подхватил  сопос-

тавление  новейших врагов просвещения с калифом Омаром,

перенеся его с Рунича на Голицына) еще  не  дополняются

именем Видока и указанием на роль литературного шпиона.

В связи с этим можно предположить,  что строфы написаны

до середины 1829 г., когда темные связи Булгарина с III

отделением стали известны в  пушкинском  кругу.  Кличка

"Флюгарин"  могла  быть интерполирована в готовый текст

позже.  Объединение Греча, Булгарина и Полевого - поле-

мический  прием,  характерный  для  пушкинской группы в

1829-1830 гг.                                          

   Своеобразие позиции Воейкова раскрывается на матери-

але этой редакции сатиры в следующем виде: Воейков дав-

но уже не принадлежит к группе оппозиционных  литерато-

ров,  стремящихся сохранить в новых условиях "арзамасс-

кий дух",  традиции свободомыслия предшествующей эпохи.

В  центре  группы  стоят в эти годы Пушкин,  Вяземский,

Дельвиг.  Морально нечистоплотный, Воейков способен пи-

сать  во  время  суда над декабристами анонимные доносы

против своих личных врагов - Греча и Булгарина. Но, ум-

ный полемист, он сознательно удаляет из сатиры все лич-

ное и из тактических соображений строит текст таким об-

разом,  что он оказывается как бы выражением обществен-

ной и литературной программы той группы,  связи с кото-

рой Воейков эксплуатирует. Это обеспечивает сатире зна-

чительность и широкую популярность,  которых никогда бы

не получил личный пасквиль.  Не случайно, сочиняя паск-

вильные строфы типа посвященных поэту  Козлову,  он  не

включал их в "официальный" текст.  Так у рукописной, не

предназначенной для печати сатиры оказывается свой  ка-

нон и свои "подпольные" варианты.                     

   Не менее показательно, что в редакции второй полови-

ны 1830-х гг.  Воейков добавил  две  "ударных"  строфы.

Первая - против убийцы Пушкина Дантеса.  Воейков строго

следует при этом версии,  восходящей к создаваемой  Жу-

ковским легенде: Дантес - враг России и царя, что соот-

ветствовало тактической линии пушкинских друзей в  пер-

вые недели после гибели поэта.                         

  


 Греч Н. И. Записки о моей жизни. С. 703; несколько

иная версия (с заменой слова "пес") - Каратыгин  П.  П.

Северная пчела.  1825-1859 // Русский архив. 1882. № 2.

С. 274.                                               


Другая - литературная - представляет собой выпад против

Сенковского (показательно,  что отрицательный  отзыв  о

Белинском по тону вполне корректен, это невольно сопос-

тавляется с отсутствием в сатире Надеждина).  Вероятно,

строфы о Брамбеусе написаны около 1835 г.  Напомним из-

вестное смягчение отношений между Пушкиным и Надеждиным

в эту пору.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

содержание   ..  70  71  72  73  74  75  76  77  78  79  80  ..