Сатира Воейкова "Дом сумасшедших"

Сатира Воейкова "Дом сумасшедших" - часть 9

Литературные друзья отнеслись скептически к эпичес-

ким замыслам Воейкова: "Метишь в Херасковы, любезный!.

- сказал Мерзляков, - лучше напиши хорошую песню: ско-

рее доплетешься до бессмертия. Ты человек умный и

должен знать, что страсть к необдуманным колос-

сальным

1 Жихарев С. П. Записки современника. М.; Л., 1955.

С. 252,

предприятиям - резкий признак мелкой души"1. Зато такая

установка, видимо, вполне импонировала Дмитриеву, пос-

кольку только масштабные произведения могли превратить

его "школу" в реальность. Показательно, что другой

адепт Дмитриева - С. Е. Раич - по сути повторяет многое

в позиции Воейкова периода "Садов" и "Георгик" (вспом-

ним, что переход Воейкова в последнем случае на гекза-

метры был осужден Дмитриевым, и, вероятно, это оказало

влияние на то покровительство, которое Дмитриев оказал

переводу "Георгик" Раича). Уместно привести точную ха-

рактеристику позиции Раича, данную в цитированной уже

статье В. Э. Вацуро: "Раич вспоминал, что взялся за пе-

ревод ("Георгик" Виргилия. - Ю. Л.) после очередного

спора с Динокуром, преподававшим Тютчеву французскую

словесность; Динокур восхищался переводом Делиля ("Ге-

оргик". - Ю. Л.) и утверждал, что "Георгики" не могут

быть переданы по-русски за недостатком "так называемого

среднего дидактического языка". Перевод Раича, поддер-

жанный Мерзляковым2 и Дмитриевым, и был поисками

"среднего дидактического языка" описательной и буколи-

ческой поэзии, - и очень показательно, что в ближайшие

же годы возникает устойчивая ассоциация между Раичем и

Делилем (то есть, конечно, и его русским переводчиком

Воейковым. - Ю. Л.). В 1822 г. Погодин записывает в

дневнике: "Тютчев говорит, что Раич переведет

лучше Мерзлякова Виргилиевы еклоги. У Раича все стихи

до одного скроены по одной мерке. Ему переводить должно

не Виргилия, а Делиля". Спор особенно выразителен, если

иметь в виду, что Мерзляков в эти годы намеренно архаи-

зирует свои переводы из древних, стремясь достигнуть

ощущения древнего текста. Раича соотносят не с архаис-

тами, а с мастерами "среднего дидактического слога",

такими, как Делиль во Франции и Дмитриев в России. И.

И. Дмитриев и стал литературным советчиком Раича..."3

Создание Воейковым описательной поэмы "средним ди-

дактическим слогом" естественно противопоставляло его

перевод опытам описательной поэмы с архаической языко-

вой ориентацией. А это вполне закономерно приводило к

сопоставлению воейковских "Садов" и "Тавриды" Боброва.

В конечном счете это была антитеза ориентации на Юнга и

порожденную им традицию, с одной стороны, и Томсона и

его подражателей - с другой. Хотя обе тенденции вписы-

вались в предромантическое движение, на русской почве

они получали весьма далекие интерпретации. Сложную и

исключительно богатую поэму Боброва, представляющую со-

бой одно из высших достижений русского предромантизма и

заметное явление в истории русской поэзии в целом, ко-

нечно, нельзя свести только к проблеме русского юнгиан-

ства. Для нас сейчас важно одно: описательная поэма

Боброва рисует трагический мир, находящийся в состоянии

мучительной динамики, постоянного самоотрицания и дис-

гармонии. Мир Делиля - Воейкова создает гармонический,

законченный, завершенный и поэтому статический образ

природы. Бобров создает

Жихарев С. П. Записки современника. С. 252.

2 Мерзляков в 1820-е гг. переменил отношение к эпи-

ческой поэзии и сам трудился над переводом "Освобожден-

ного Иерусалима" Тассо (опубликован в 1828 г.). Интерес

к античной и итальянской поэзии сближал его с Раичем.

3 Вацуро В. Э. Литературная школа Лермонтова. С. 51.

трагедию, Воейков - утопию. Язык Боброва совсем не вы-

держанно архаический, он контрастный, "высоко-низкий"

(карамзинистам это кажется безвкусицей), язык Воейкова

дает выдержанную среднюю норму карамзинского стиля, он

ровен и... бесцветен.

Однако контрастная противопоставленность двух поэм

не может заслонить и их общих черт: обе они пейзаж-

но-описательны, в обеих макрокосм пейзажа метафорически

связан с микрокосмом человеческой личности и человечес-

кого общества. И именно эта личность Человека, а не ав-

торская индивидуальность выступает как носитель точки

зрения текста. Наконец, обе поэмы находятся под сильным

влиянием научной поэзии с ее особым тяготением к терми-

нологии и изложению теорий, классификаций. Однако уче-

ная поэзия Боброва напоминает научные оды и послания

Ломоносова, а Воейкова - салонную астрономию Фонтенеля

с его ориентацией на дамский вкус. Это не мешало Воей-

кову весьма тщательно прорабатывать ботаническую терми-

нологию и следить за научной точностью своего языка.

Наклонность к научности, использованию в поэзии ботани-

ки, географии, минералогии и других естественных наук,

а также этнографии, исторических экскурсов сделалась

характерной чертой всей описательной поэзии, признаком

жанра. Например, Жуковский, готовясь к написанию поэмы

"Весна" (как сам он указывал, он ориентировался при

этом на Эвальда Клейста, Томсона и Сен-Ламбера), соста-

вил себе такой обширный список книг по ботанике, метео-

рологии, зоологии и антропологии, как будто готовился

писать не поэму, а ученую диссертацию. Влияние этого

аспекта описательной поэмы чувствуется в поэмах русско-

го романтизма, например в "Войнаровском", и поэмах Пуш-

кина.

Установка на средний слог, подчеркнутая в самом на-

чале перевода Воейкова, была свойственна самому жанру,

компромиссному по своей природе, Не случайно еще Буало,

говоря о природе описания, употребил столь милое в

дальнейшем Карамзину и столь же ненавистное Шишкову

слово "элегантность":

Soyes vif et presse dans vos Narrations

Soyes riche et pompeux dans vos Descriptions.

C'est la qu'il faut des Vers etaler Г elegance .

Слово "элегантность" сделалось своего рода индикато-

ром, разделившим сторонников "нового" и "старого" сло-

га2. Но дело не только в слове. Не случайно сторонники

Шишкова, переводя Буало, тщательно заменяли само поня-

тие. Ср. в переводе Анны Буниной:

Будь жив и быстр, когда предпринял ты рассказ;

Богат и роскошен, коль пишешь что для глаз.

Вот случай показать красу стихов созвучных!"

1 Boileuu N. Les oeuvres. Paris, 1740. Т. 1. Р. 298.

2 Подробнее об этом см.: Успенский Б. А. Из истории

русского литературного языка XVIII - начала XIX в.:

Языковая программа Карамзина и ее исторические корни.

[М.], 1985. С. 53-54.

3 Бунина А. Собр. стихов. СПб., 1821. Ч. 2. С. 125.

Изгонялся тот оттенок изящества и простоты одновремен-

но, дамского вкуса и светскости, который был так важен

для карамзинистов. Жанру и стилю, по мнению Воейкова,

должен был соответствовать язык, главным признаком ко-

торого было отсутствие резких признаков, изящная прес-

ность, отсутствие крайностей и контрастов. Так, с одной

стороны, хотя Воейков и не всегда употреблял ненавист-

ную Шишкову букву ё, рифмы его ясно свидетельствуют,

что он не чуждался проклятой адмиралом "простонародной"

йотации. Рифма типа "вод - идёт" об этом ясно свиде-

тельствует. Напомним, как нервно реагировал Шишков в

письмах Дмитриеву на соответствующее произношение по

поводу перевода Раичем "Георгик" Виргилия (Шишков нена-

видел "новомодную" букву ё и везде писал iо): "Можно ли

не сожалеть, встречая так часто сие iо, столь несовмес-

тимое с важностию и чистотою нашего языка? прос-

тонародное произношение стезёй так мне кажется нехоро-

шо, как бы кто в бархатном кафтане был и в лаптях". Но

одновременно мы встречаем у Воейкова в "Садах" и рифму

"утесы - завесы". Но именно смешение раздражало Шишко-

ва, писавшего также: "Везде Одно что-нибудь: или

по-книжному писать, или по-разговорному. В первом слу-

чае давно известно io, но всегда изгоняемое из чистоты

языка никогда не писалось; во втором как бы вновь выду-

манное и премудрым изобретением превращенное в ё, вво-

дится в употребление; но зачем же оставляется старое

произношение?"2

Однако, противостоя литературной языковой позиции

шишковистов, перевод Воейкова весьма отличался от уста-

новок как самого Карамзина, так и его молодых поклонни-

ков типа Жуковского. Лозунгом Карамзина была смелость и

поэтический эксперимент, лозунгом Воейкова - гладкость

и новаторство, уже ставшее рутиной. Это ясно видно из

сопоставления одного и того же отрывка "Садов" в пере-

воде Карамзина (помещенном в "Письмах русского путе-

шественника" и Воейкову известном) и Воейкова.

У Карамзина:

Кто жь милых не терял? Оставь холодный свет,

И горесть разделяй с унылыми древами,

С кристаллом томных вод и с нежными цветами;

Чувствительный во всем себе друзей найдет.

Там урну хладную с любовью осеняют

Тополь высокий, бледный тис,

И ты, друг мертвых, кипарис!

Печальныя сердца твою приятность знают,

Любовник нежный мирты рвет,

Для славы гордый лавр растет;

Но ты милее тем, которые стенают

Над прахом щастья и друзей!"

1 Письма разных лиц к И. И. Дмитриеву. С. 10.

2 Там же. С. 9.

3 Цит. по: Карамзин Н. М. Письма русского путешест-

венника. Л., 1987. С. 303.

У Воейкова:

И кто не испытал в сей жизни огорчений?

Кто слез не проливал над прахом дорогим?

Передавай печаль лесам, цветам своим!

Чувствительный во всем себе друзей находит;

Он горесть разделить с деревьями приходит:

Уже над мирною гробницей обнялись

Задумчивая ель, унылый, нежный тис,

И ты, почивших друг, о кипарис печальный!

Ты, охраняющий в могиле пепел хладный,

Ты ближний нам, родной: любовник мирты рвет,

Для победителей зеленый лавр растет;

Им славу и любовь охотно уступаешь

И сам в печалях нам и горе сострадаешь.

У Карамзина:

Там все велико, все прелестно,

Искусство славно и чудесно;

Там истинный Армидин сад,

Или великого Героя

Достойный мирный вертоград,

Где он в объятиях покоя

Еще желает побеждать

Натуру смелыми трудами

И каждый шаг свой означать

Могуществом и чудесами,

Едва понятными уму.

Там, в тихой мрачности лесов,

Везде встречаются Сильваны,

Подруги скромныя Дианы.

Там каждый мрамор - бог,

лесочик всякой - храм

Герой, известный всем странам,

На лаврах славы отдыхая,

И будто весь Олимп сзывая

К себе на велелепный пир,

С богами торжествует мир.

У Воейкова:

Там смелость с пышностью

Искусств соединенны,

В обворожении все представляют нам;

Великолепные сады Альцины там,

Или Армидины чертог и вертограды,

Обитель роскоши, и неги, и прохлады.

Нет, это не мечта!

Зрим въяве пред собой

1 Я удержал в этом славном стихе меру оригинала.

(Примеч. Карамзина)

2 Карамзин Н. М. Письма русского путешественника. С.

304.

Тот замок, те сады, в которых царь-герой,

Ни с кем и в отдыхе деятельном несходный,

Всегда возвышенный, повсюду благородный,

Пылает страстию препятства побеждать,

И чудесами трон блестящий окружать.

Я углубляюся лесов дремучих в сень,

Встречаю в чаще древ то Фавна, то Сильвана;

Венера милая и скромная Диана

Присутствием дают жизнь новую лесам:

Здесь каждый мрамор - бог;лесочик каждый - храм

Здесь Людвиг отдыхал от битв, побед гремящих,

И мнилось, весь Олимп на пиршествах блестящих

Роскошно угощал:вот торжество Искусств!

Карамзин экспериментирует в области метрики и инто-

национного разнообразия, причем эксперименты его имеют

четкую направленность - придать текстам Делиля характер

элегических монологов или лирических отрывков. Поэтому

двух-трех фрагментов ему было достаточно - переводить

всю поэму не пришло бы ему и в голову. Его установка

(до "Истории государства Российского") - движение от

эпического повествования к лирическому отрывку.

содержание .. 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 ..