Сатира Воейкова "Дом сумасшедших" - часть 4

  Главная      Учебники - Литература     О поэтах и поэзии: Анализ поэтического текста

 поиск по сайту           правообладателям

 

 

 

 

 

 

 

 

 

содержание   ..  70  71  72  73  74  75  76  77  78  79  80  ..

 

 

Сатира Воейкова "Дом сумасшедших" - часть 4

                  

   Центр тяжести первой редакции сатиры лежит в литера-

турных спорах. Полемика против шишковистов осознавалась

как продолжение критических боев предвоенных лет'.  Ха-

рактер ее определен общими позициями "Арзамаса". Строфа

"Ты ль, Хвостов..." имеет вариант "Пушкин, ты? - к нему

вошедши...",  явно вторичный,  поскольку продолжение "И

читать мне начал оду" очевидно не согласуется с обликом

В. Л. Пушкина и представляет собой результат приспособ-

ления к нему строф, первоначально к нему не относивших-

ся. Возникновение варианта можно связать с эпизодом по-

лудружеских издевательств над В. Л. Пушкиным в "Арзама-

се" (ср.  горькие стихи последнего:  "И дружество почти

на ненависть похоже"). Сама синонимичность имен Хвосто-

ва и В.  Л.  Пушкина знаменательна: хотя эти поэты при-

надлежали к противоположным литературным лагерям,  но в

арзамасском кругу они занимали общее структурное  место

- объекта глумления.  Наиболее злободневны в первой ре-

дакции были строфы,  посвященные Станевичу. Но и здесь,

конечно,  имеются в виду споры с ним Каченовского и Во-

ейкова в 1808 г.2 О событиях 1818 г. - гонении Голицына

и  мистиков на Станевича,  Воейков еще не знает.  Здесь

Станевич выступает как претендующий на особое  благово-

ление царя, а совсем не как жертва его гонений.       

   Вторая редакция резко изменила общую ориентацию сти-

хотворения.

                        


   1 В этом смысле показательна ошибка памяти С.  Глин-

ки,  который  в  своих мемуарах отнес сатиру Воейкова к

эпохе Тильзита (см.:  Глинка С. Н. Записки. СПб., 1895.

С. 247).                                              

   2 Станевич   фигура  не  только реакционная,  но и

курьезная.  "Отцом червей" он назван в связи со  своими

анекдотическими стихами, которые вызывали насмешки сов-

ременников.  Ср.  в тюремном дневнике Кюхельбекера: "От

доброго  сердца  хохотал я,  перечитывая басню Евстафия

Станевича; спрашиваю, кто не рассмеется при стихах:   

   "Дон! дон!                                         

   Печальный звон!                                    

    Друзья, родные плачут,                            

   А черви скачут".                                   

   Сверх того,  важное лицо почтенного автора,  которое

при этом воображаешь, лицо человека, вовсе не думавшего

шутить, необходимо должно увеличить в читателе невинную

веселость"  (Кюхельбекер В.  К.  Путешествие.  Дневник.

Статьи.  Л., 1979. С. 172). Трудно объяснить, каким об-

разом  он попал в т.  5 "Философской энциклопедии" (М.,

1970) как "русский писатель и философ" (С.  125); одна-

ко, когда современный критик в нем видит союзника и ав-

торитет,  усматривая в его  писаниях  идею  "социальной

функции" критики (см.: Хайлов А. В рабочем цехе критики

// Вопр.  литературы.  1971. № 7. С. 4), это может выз-

вать лишь изумление и горькие размышления об уровне ос-

ведомленности автора.                                 


Можно, не впадая в преувеличения, сказать, что редакция

1820-1822 гг. "Дома сумасшедших" Воейкова - одна из на-

иболее резких и целеустремленных сатир против голицынс-

кого направления правительственной политики тех лет.  

   Для того, чтобы понять смысл этих сатирических выпа-

дов,  следует напомнить, что отношение "Арзамаса" к Го-

лицыну, "Библейскому обществу" и официальному мистициз-

му  не было единым внутри общества и менялось по годам.

В первые годы после падения Наполеона мистицизм  связы-

вался  с  умеренно-либеральным курсом правительственной

политики тех лет.  С одной стороны, он сознательно про-

тивопоставлялся "разрушительной философии" XVIII столе-

тия,  идеям революции и "французскому влиянию".  С дру-

гой,  он  был связан с проповедью терпимости в вопросах

веры, идеей братства всех христиан без различия в веро-

исповеданиях как основы политического братства, вечного

мира и справедливости.  Тесно  связанный  с  культурной

ориентацией на Англию,  он не отделялся в сознании оп-

ределенной части общества от  идей  конституционализма,

буржуазной  цивилизации и законности,  общественной ак-

тивности и общественного контроля над решением проблем,

касающихся всех. Не случайно на первых порах с деятель-

ностью "Библейского общества" был связан Уваров,  а  А.

И.  Тургенев так и остался его сотрудником до конца.  А

то,  что "Библейское общество" сразу же повело  сначала

осторожную,  а  затем и открытую борьбу против опорного

пункта в цитадели шишковизма -  старославянского  языка

как  якобы неразрывно связанного с самой сущностью пра-

вославной веры, не могло не быть сочувственно встречено

в кругах "Арзамаса".  Напомним, что требование перевода

книг священного писания на "понятный" русский язык  ис-

ходило - и об этом было открыто заявлено - от императо-

ра. Летом 1816 г. в отчете в Генеральном собрании "Биб-

лейского общества",  в самый разгар борьбы между "Арза-

масом" и "Беседой", борьбы, в центре которой стояло от-

ношение к церковнославянскому языку, князь Голицын зая-

вил о желании императора перевести  Библию  на  русский

язык  и  с неслыханной пренебрежительностью отозвался о

старославянском:  "Он сам  [Александр]  снимает  печать

невразумительного наречия,  заграждавшую доныне от мно-

гих из Россиян Евангелие  Иисусово"2.  Однако  по  мере

дифференциации  между  либеральными  тенденциями прави-

тельственной политики и зреющей общественной  оппозици-

онностью  придворный  мистицизм  все более повертывался

своими реакционными сторонами:  проповедь филантропии и

ланкастерских школ,  веротерпимость и прогресс в первые

послевоенные годы составляли почву,  на  которой  могли

соединяться тенденции,  коим в ближайшем будущем предс-

тояло сделаться непримиримыми антагонистами.  С момента

выхода на общественную арену Магницкого и Рунича, после

разгрома Казанского университета и, в особенности, дела

профессоров  Петербургского,  демонстративной  отставки

арзамасца Уварова и измены арзамасца  Кавелина  раскры-

лась несовместимость

               


   1 См.:  Пыпин А.  Н.  Религиозные движения при Алек-

сандре I. Пг., 1916. С. 27 и  след.                  

   2 Там же. С. 38.                                    


мистицизма и просвещения, связь первого с внутриполити-

ческой реакцией, клавшая непроходимую грань между ним и

арзамасским либерализмом.                             

   Конечно, и на более раннем этапе арзамасцы отнюдь не

одинаково относились к правительственному  пиетизму:  и

политический радикализм Вяземского, и связь большинства

из арзамасцев с просветительской культурой XVIII  в.  и

скептицизмом Карамзина делали его глубоко чуждым самому

духу придворно-голицынских веяний.  Пожалуй,  только А.

И.  Тургенев  и  Жуковский были действительно затронуты

распространившимся пиетизмом.                         

   Однако только  1819-1820  гг.  датируется   активная

борьба  членов  арзамасской  группировки  с официальной

мистикой.  В 1819г. Пушкин в "Послании к кн. Горчакову"

выразил желание избавиться от:

                        

   Святых невежд, почетных подлецов

    И мистики придворного кривлянья!.. (II, 115)

     

   В черновых вариантах значилось:  "И мистика придвор-

ного кривлянье" (Там же. С. 595), то есть имелся в виду

непосредственно Голицын.  Видимо,  к 1820 г.  относится

эпиграмма на Голицына "Вот Хвостовой покровитель...". К

1821 г.  относится и известное требованье Вяземского об

исключении Кавелина из "Арзамаса"',  и эпиграммы на  М.

Л.  Магницкого  ("NN вертлявый по природе...") и Д.  П.

Рунича ("Кутейкин, в рясах и с скуфьею...").          

   Однако ни одно из этих выступлений по силе и остроте

не может быть сопоставлено с "Домом сумасшедших". Прав-

да, Пушкин направляет свои удары в главу библейской по-

литики в вопросах просвещения А. Н. Голицына (несколько

позже в таком  контексте  начинаются  выпады  и  против

Александра I).  Позиция Воейкова более осторожна: Голи-

цын не упомянут вообще,  а "добрый царь"  демагогически

противопоставлен Магницкому,  Руничу, Кавелину, Попову.

Уловка эта,  с  одной  стороны,  значительно  расширяла

круг,  в котором сатира подлежала распространению,  а с

другой, никого не могла обмануть:                     

   после реакции императора на попытку  С.  С.  Уварова

дезавуировать  инквизиторскую деятельность Магницкого в

Петербургском университете в кругах "Арзамаса" не  было

уже сомнений в истинных симпатиях Александра I.  Однов-

ременно сатирические удары Воейкова  свидетельствуют  о

большой  его осведомленности в закулисной стороне "дела

профессоров" и о незаурядной смелости,  поскольку волна

мракобесия приняла в 1820 г. недвусмысленно официальный

характер, ей уступали или даже притворялись сочувствую-

щими  многие  вчерашние  либералы  из правительственных

кругов.  Сатира Воейкова шла против течения, а не вслед

за ним.                                               

   Строфы посвященные Магницкому,  Руничу и Попову, со-

держат множество намеков, частью на обстоятельства, ши-

роко  известные  современникам,  частью на закулисные и

тайные события, которые могли сделаться явными лишь при

посредстве Уварова и А. И. Тургенева. Показательно, что

обвинение Магницкого начинается не с  указания  на  его

фанатизм,  беспринципность и невежество, а с детального

описания корыстолюбия и расхищения им  казны.  Воейков,

чистый художник интриги, сразу же почувствовал наиболее

уязвимое

                       


   1 См.: Остафьевский архив. СПб., 1899. Т. 2. С. 185.


место своего врага. Столь неприятный для арзамасцев фа-

натизм Магницкого,  его вражда к науке в глазах началь-

ства выступали как достоинство. Сам Магницкий откровен-

но подчеркивал именно эту сторону  своей  деятельности.

Иным было обвинение в казнокрадстве. Не случайно именно

этот пункт в заключении ревизии генерала Желтухина ока-

зался для Магницкого роковым. Фактический комментарий к

шестой строфе сводится к следующей цитате из монографии

Е.  Феоктистова:  "Во время семилетней службы его [Маг-

ницкого] в министерстве народного просвещения щедро сы-

пались на него награды:  в звании попечителя Казанского

округа получал он жалованья 12 000 руб.,  тогда как ос-

тальные попечители получали лишь 3600 руб., а некоторые

и вообще не получали жалованья.  В 1819 году сверх этих

денег приказано было выдавать ему по 6000 руб. ежегодно

из государственного казначейства;                     

   в 1822 году отведено было ему в аренду 6000  десятин

земли в Саратовской губернии на берегу Волги"'.  Однако

щедрые награды не удовлетворяли аппетитов Магницкого  -

он непрерывно выпрашивал себе и своим клевретам ордена,

производство в чины и денежные  награждения,  но  кроме

того совершал необычайно беззастенчивые хищения сумм из

университетской казны. Масштабы злоупотреблений вскрыла

лишь  ревизия 1826 г.,  но определенные сведения о них,

как это явствует из самого характера инструкций,  кото-

рые были даны ревизорам, имелись в министерстве и преж-

де. Видимо, они были известны Воейкову, а через его са-

тиру - и читательским кругам.    

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

содержание   ..  70  71  72  73  74  75  76  77  78  79  80  ..