поиск по сайту правообладателям
|
|
содержание .. 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 ..
Сатира Воейкова "Дом сумасшедших" - часть 4
Центр тяжести первой редакции сатиры лежит в литера- турных спорах. Полемика против шишковистов осознавалась как продолжение критических боев предвоенных лет'. Ха- рактер ее определен общими позициями "Арзамаса". Строфа "Ты ль, Хвостов..." имеет вариант "Пушкин, ты? - к нему вошедши...", явно вторичный, поскольку продолжение "И читать мне начал оду" очевидно не согласуется с обликом В. Л. Пушкина и представляет собой результат приспособ- ления к нему строф, первоначально к нему не относивших- ся. Возникновение варианта можно связать с эпизодом по- лудружеских издевательств над В. Л. Пушкиным в "Арзама- се" (ср. горькие стихи последнего: "И дружество почти на ненависть похоже"). Сама синонимичность имен Хвосто- ва и В. Л. Пушкина знаменательна: хотя эти поэты при- надлежали к противоположным литературным лагерям, но в арзамасском кругу они занимали общее структурное место - объекта глумления. Наиболее злободневны в первой ре- дакции были строфы, посвященные Станевичу. Но и здесь, конечно, имеются в виду споры с ним Каченовского и Во- ейкова в 1808 г.2 О событиях 1818 г. - гонении Голицына и мистиков на Станевича, Воейков еще не знает. Здесь Станевич выступает как претендующий на особое благово- ление царя, а совсем не как жертва его гонений. Вторая редакция резко изменила общую ориентацию сти- хотворения.
1 В этом смысле показательна ошибка памяти С. Глин- ки, который в своих мемуарах отнес сатиру Воейкова к эпохе Тильзита (см.: Глинка С. Н. Записки. СПб., 1895. С. 247). 2 Станевич - фигура не только реакционная, но и курьезная. "Отцом червей" он назван в связи со своими анекдотическими стихами, которые вызывали насмешки сов- ременников. Ср. в тюремном дневнике Кюхельбекера: "От доброго сердца хохотал я, перечитывая басню Евстафия Станевича; спрашиваю, кто не рассмеется при стихах: "Дон! дон! Печальный звон! Друзья, родные плачут, А черви скачут". Сверх того, важное лицо почтенного автора, которое при этом воображаешь, лицо человека, вовсе не думавшего шутить, необходимо должно увеличить в читателе невинную веселость" (Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник. Статьи. Л., 1979. С. 172). Трудно объяснить, каким об- разом он попал в т. 5 "Философской энциклопедии" (М., 1970) как "русский писатель и философ" (С. 125); одна- ко, когда современный критик в нем видит союзника и ав- торитет, усматривая в его писаниях идею "социальной функции" критики (см.: Хайлов А. В рабочем цехе критики // Вопр. литературы. 1971. № 7. С. 4), это может выз- вать лишь изумление и горькие размышления об уровне ос- ведомленности автора. Можно, не впадая в преувеличения, сказать, что редакция 1820-1822 гг. "Дома сумасшедших" Воейкова - одна из на- иболее резких и целеустремленных сатир против голицынс- кого направления правительственной политики тех лет. Для того, чтобы понять смысл этих сатирических выпа- дов, следует напомнить, что отношение "Арзамаса" к Го- лицыну, "Библейскому обществу" и официальному мистициз- му не было единым внутри общества и менялось по годам. В первые годы после падения Наполеона мистицизм связы- вался с умеренно-либеральным курсом правительственной политики тех лет. С одной стороны, он сознательно про- тивопоставлялся "разрушительной философии" XVIII столе- тия, идеям революции и "французскому влиянию". С дру- гой, он был связан с проповедью терпимости в вопросах веры, идеей братства всех христиан без различия в веро- исповеданиях как основы политического братства, вечного мира и справедливости. Тесно связанный с культурной ориентацией на Англию, он не отделялся в сознании оп- ределенной части общества от идей конституционализма, буржуазной цивилизации и законности, общественной ак- тивности и общественного контроля над решением проблем, касающихся всех. Не случайно на первых порах с деятель- ностью "Библейского общества" был связан Уваров, а А. И. Тургенев так и остался его сотрудником до конца. А то, что "Библейское общество" сразу же повело сначала осторожную, а затем и открытую борьбу против опорного пункта в цитадели шишковизма - старославянского языка как якобы неразрывно связанного с самой сущностью пра- вославной веры, не могло не быть сочувственно встречено в кругах "Арзамаса". Напомним, что требование перевода книг священного писания на "понятный" русский язык ис- ходило - и об этом было открыто заявлено - от императо- ра. Летом 1816 г. в отчете в Генеральном собрании "Биб- лейского общества", в самый разгар борьбы между "Арза- масом" и "Беседой", борьбы, в центре которой стояло от- ношение к церковнославянскому языку, князь Голицын зая- вил о желании императора перевести Библию на русский язык и с неслыханной пренебрежительностью отозвался о старославянском: "Он сам [Александр] снимает печать невразумительного наречия, заграждавшую доныне от мно- гих из Россиян Евангелие Иисусово"2. Однако по мере дифференциации между либеральными тенденциями прави- тельственной политики и зреющей общественной оппозици- онностью придворный мистицизм все более повертывался своими реакционными сторонами: проповедь филантропии и ланкастерских школ, веротерпимость и прогресс в первые послевоенные годы составляли почву, на которой могли соединяться тенденции, коим в ближайшем будущем предс- тояло сделаться непримиримыми антагонистами. С момента выхода на общественную арену Магницкого и Рунича, после разгрома Казанского университета и, в особенности, дела профессоров Петербургского, демонстративной отставки арзамасца Уварова и измены арзамасца Кавелина раскры- лась несовместимость
1 См.: Пыпин А. Н. Религиозные движения при Алек- сандре I. Пг., 1916. С. 27 и след. 2 Там же. С. 38. мистицизма и просвещения, связь первого с внутриполити- ческой реакцией, клавшая непроходимую грань между ним и арзамасским либерализмом. Конечно, и на более раннем этапе арзамасцы отнюдь не одинаково относились к правительственному пиетизму: и политический радикализм Вяземского, и связь большинства из арзамасцев с просветительской культурой XVIII в. и скептицизмом Карамзина делали его глубоко чуждым самому духу придворно-голицынских веяний. Пожалуй, только А. И. Тургенев и Жуковский были действительно затронуты распространившимся пиетизмом. Однако только 1819-1820 гг. датируется активная борьба членов арзамасской группировки с официальной мистикой. В 1819г. Пушкин в "Послании к кн. Горчакову" выразил желание избавиться от:
Святых невежд, почетных подлецов И мистики придворного кривлянья!.. (II, 115)
В черновых вариантах значилось: "И мистика придвор- ного кривлянье" (Там же. С. 595), то есть имелся в виду непосредственно Голицын. Видимо, к 1820 г. относится эпиграмма на Голицына "Вот Хвостовой покровитель...". К 1821 г. относится и известное требованье Вяземского об исключении Кавелина из "Арзамаса"', и эпиграммы на М. Л. Магницкого ("NN вертлявый по природе...") и Д. П. Рунича ("Кутейкин, в рясах и с скуфьею..."). Однако ни одно из этих выступлений по силе и остроте не может быть сопоставлено с "Домом сумасшедших". Прав- да, Пушкин направляет свои удары в главу библейской по- литики в вопросах просвещения А. Н. Голицына (несколько позже в таком контексте начинаются выпады и против Александра I). Позиция Воейкова более осторожна: Голи- цын не упомянут вообще, а "добрый царь" демагогически противопоставлен Магницкому, Руничу, Кавелину, Попову. Уловка эта, с одной стороны, значительно расширяла круг, в котором сатира подлежала распространению, а с другой, никого не могла обмануть: после реакции императора на попытку С. С. Уварова дезавуировать инквизиторскую деятельность Магницкого в Петербургском университете в кругах "Арзамаса" не было уже сомнений в истинных симпатиях Александра I. Однов- ременно сатирические удары Воейкова свидетельствуют о большой его осведомленности в закулисной стороне "дела профессоров" и о незаурядной смелости, поскольку волна мракобесия приняла в 1820 г. недвусмысленно официальный характер, ей уступали или даже притворялись сочувствую- щими многие вчерашние либералы из правительственных кругов. Сатира Воейкова шла против течения, а не вслед за ним. Строфы посвященные Магницкому, Руничу и Попову, со- держат множество намеков, частью на обстоятельства, ши- роко известные современникам, частью на закулисные и тайные события, которые могли сделаться явными лишь при посредстве Уварова и А. И. Тургенева. Показательно, что обвинение Магницкого начинается не с указания на его фанатизм, беспринципность и невежество, а с детального описания корыстолюбия и расхищения им казны. Воейков, чистый художник интриги, сразу же почувствовал наиболее уязвимое
1 См.: Остафьевский архив. СПб., 1899. Т. 2. С. 185. место своего врага. Столь неприятный для арзамасцев фа- натизм Магницкого, его вражда к науке в глазах началь- ства выступали как достоинство. Сам Магницкий откровен- но подчеркивал именно эту сторону своей деятельности. Иным было обвинение в казнокрадстве. Не случайно именно этот пункт в заключении ревизии генерала Желтухина ока- зался для Магницкого роковым. Фактический комментарий к шестой строфе сводится к следующей цитате из монографии Е. Феоктистова: "Во время семилетней службы его [Маг- ницкого] в министерстве народного просвещения щедро сы- пались на него награды: в звании попечителя Казанского округа получал он жалованья 12 000 руб., тогда как ос- тальные попечители получали лишь 3600 руб., а некоторые и вообще не получали жалованья. В 1819 году сверх этих денег приказано было выдавать ему по 6000 руб. ежегодно из государственного казначейства; в 1822 году отведено было ему в аренду 6000 десятин земли в Саратовской губернии на берегу Волги"'. Однако щедрые награды не удовлетворяли аппетитов Магницкого - он непрерывно выпрашивал себе и своим клевретам ордена, производство в чины и денежные награждения, но кроме того совершал необычайно беззастенчивые хищения сумм из университетской казны. Масштабы злоупотреблений вскрыла лишь ревизия 1826 г., но определенные сведения о них, как это явствует из самого характера инструкций, кото- рые были даны ревизорам, имелись в министерстве и преж- де. Видимо, они были известны Воейкову, а через его са- тиру - и читательским кругам.
содержание .. 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 ..
|
|
|