|
|
содержание .. 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 ..
Анализ поэзии 1790-1810-х годов - часть 7
Мы уже говорили о том, как осторожен был карамзинизм в признании фантастики. Фантастика свя- зана была с сюжетностью и уже этим противостояла основ- ным структурообразующим принципам карамзинизма, однов- ременно она создавала мир аномальный и неожиданный. В дальнейшем в сознании читателей последующих поко- лений и историков литературы произошло перераспределе- ние понятий: баллада начала восприниматься как высокий и определяющий всю систему жанр, типично карамзинист- ские жанры переместились на периферию. Трудно судить о том, что представляло собой творчество Мещевского в це- лом - значительная часть его произведений до нас, види- мо, не дошла. Однако мы можем вполне представить себе, каким Мещевский хотел предстать перед читателем в том решающем для него сборнике, который готовился им, уми- рающим от чахотки и солдатчины. Надежда сделать свое имя известным была для него единственным шансом на сво- боду: два подготовленных им сборника, побывавшие в ру- ках Жуковского и Вяземского, сохранились. Сборники Ме- щевского - это сборники баллад; один из них полностью переведен с немецкого. Однако Мещевский не был простой поэтической тенью Жуковского. В его поэзии есть примечательная особен- ность: легко владея интонациями, введенными в поэзию Жуковским, он часто предпочитает стиль темный, синтак- сис запутанный, возрождая поэтику "трудных" лириков XVIII в. и перекликаясь с архаистами из лагеря "Бесе- ды". "Беседа любителей русского слова" давно уже переста- ла быть тем исто-рико-литературным пугалом, каким она выглядела в трудах ученых прошлого столетия. В ней уже не видят анекдотическое собрание безграмотных и неода- ренных литераторов. Программе "Беседы" посвящен ряд ка- питальных работ, среди которых особенно выделяются тру- ды Ю. Н. Тынянова. И все же сделать некоторые уточнения к существующим историко-литературным концепциям по это- му вопросу необходимо. Идейные истоки "Беседы" были сложны и противоречивы. Интерес к старине, архаическому языку и жанрам, пробле- ме народности вырастал на основе различных, порой про- тивоположных идейных систем. Однако ни одна из них не ассоциировалась в сознании современников с классициз- мом. Более того, если для романтизма классицизм и куль- тура XVIII в. представали как старина, которой надо противопоставить новое искусство, то для тех идейных движений, на основе которых выросла "Беседа", XVIII в. был веком ложного, с их точки зрения, новаторства, ко- торому следовало противопоставить некоторую исконную традицию. Защищать традицию можно было с трех позиций. Во-пер- вых, это могла быть реакционно-феодальная оппозиция просветительству. Просвещение XVIII в. в основу своей системы положило противопоставление природы и общества. Истинное мыслилось как естественное, антропологически свойственное отдельному человеку. Зло же - синонимом его считалась ложь - имеет общественное происхождение. Одной из реализации этой основной антитезы была оппози- ция "теория - история". Теория, основанная на. природе человека, естественно-научном изучении его существа как отдельной личности, постигает истинные потребности лю- дей, история - лишь печальная , иллюстрация длинной це- пи заблуждений и злодейств. Прецедент ничего не доказы- вает, он - скорее предостережение, чем аргумент. В борьбе с Просвещением защитники феодального поряд- ка ссылались на традицию: именно ею оправдывались сос- ловные привилегии и церковные обряды. Обычаи, сложив- шийся жизненный уклад, порядок, не объяснимый с точки зрения разума, но утвержденный традицией, поэтизация средневековья в разных концах Европы выдвигались в ка- честве средства против теорий Просвещения. На этой ос- нове вырастала и немецкая школа права, и казенная на- родность, культивировавшаяся при дворе Екатерины II (ср. написанные по высочайшему заказу И. Богдановичем "народные" пословицы), и павловский культ рыцарского средневековья. Когда Державин, прославляя Екатерину, писал в "Фелице":
Храня обычаи, обряды, Не донкишотствуешь собой... -
он имел в виду все ту же антитезу: "донкишотству" теоретика-просветителя противопоставлялись "обычаи, об- ряды". Однако интерес к прошлому мог рождаться и в недрах Просвещения: прошлое и настоящее можно было рассматривать не как два звена непрерывной цепи, а в качестве крайних, про- тивоположных полюсов. В этом случае прошлое можно было отождествить с "природой", а в настоящем увидеть ее ис- кажение. Кроме того, поскольку просветитель склонен был видеть в трудовой, народной жизни идеал нормального су- ществования, а в народной поэзии - непосредственный го- лос Природы, интерес к фольклору и древнейшим периодам истории возникал и в кругах Просвещения. Правда, в фольклоре при этом подчеркивалась не художественная ри- туалистика, а импровизация, история же неизменно приоб- ретала черты опрокинутой в прошлое утопии. Интерес к античной и древненациональной героике, противопоставле- ние гомеровского мира - именно как демократического - современному свойственны были и Радищеву, и Гнедичу, и Мерзлякову, и Востокову. Если к этому добавить, что отрицательное отношение к "легкой" салонной поэзии приобретало в этих кругах ха- рактер апологии эпических жанров, античных и "народных" размеров и славянизированного языка, то связь поэтики Просвещения и "архаистов" начала XIX столетия, чьи взгляды, таким образом, питались из противоположных ис- точников, становится очевидной. Не случайно в рядах "Беседы" мы находим Крылова и Гнедича. Однако был и третий источник, который необходимо учитывать, говоря о генезисе интересующего нас литера- турного явления, - это масонская тра-
1 Отождествление "донкихотства" с политическим докт- ринерством, теоретичностью кабинетной революционности входило в словоупотребление той эпохи. Так употреблял этот термин Карамзин. Пушкин в первом наброске статьи о Радищеве характеризовал его как "политического Дон-Ки- хота, заблудившегося, конечно, но действующего с энер- гией удивительной и с рыцарской совестливостью" (XII, 353).
диция, идущая от Новикова, А. М. Кутузова, Хераскова, Ключарева, непосредственно повлиявшая на поэтов "Бесе- дующего гражданина" и "Покоящегося трудолюбца", а через Прокоповича-Антонского - на молодое поколение поэтов, связанных в начале века с Университетским пансионом. Поэтика этого круга была тесно связана с предроман- тическим эпосом: Клопштоком, Юнгом, Геснером или писателями, популя- ризировавшимися предромантиками (Мильтон, Беньян). От- ношение к легкому стихотворству здесь было резко отри- цательным. Поэзии предписывалась нравственно-воспита- тельная роль, культивировался аллегоризм. Стремление насытить художественный текст философской проблематикой определило то, что Кутузов в прозаических переводах Юн- га, Мендельсона (возможно, ему же принадлежат переводы из Геснера в "Утреннем свете"), Херасков и Ключарев в поэзии смело вводили неологизмы, создавая на основе старославянской лексики самобытную философскую и психо- логическую терминологию. Поэзия насыщалась архаизмами. Искусству отводилась активная роль в нравственном вос- питании человека. Вся всемирная история мыслилась как грандиозная эпопея падения и возрождения человечества, причем путь к общему возрождению лежит через нравствен- ное воскресение отдельного человека. Культуре XVIII в. в целом была присуща идея изоморфизма человека и чело- вечества: все свойства человечества заложены в отдельном чело- веке и всемирная история лишь повторяет судьбу индиви- да. От этого - многочисленные робинзонады, опыты моде- лирования свойств человечества на материале судьбы изо- лированной личности. Поэтому роман XVIII в. получил со- вершенно иной смысл, чем аналогичные жанры последующего столетия. Повествование всегда дву-планово: в просвети- тельской литературе двуплановость эта проявляется в том, что бытовой сюжет, рассказывая о конкретных собы- тиях из жизни героя, одновременно повествует о наиболее общих закономерностях человеческой природы. Так постро- ены "Робинзон", "Эмиль", "Новая Элоиза", "Отрывок путе- шествия в... И*** Т***", "Житие Федора Васильевича Уша- кова". Масонское повествование также двупланово, однако смысл этой двуплановости иной: сюжетное повествование - мифологическое или сказочное, чаще всего строящееся как описание пути, странствия, - приобретает характер алле- горического рассказа о нравственных исканиях. Одни и те же эпизоды на одном уровне трактуются как элементы сю- жетного повествования, а на другом - в качестве деталей утонченного психологического анализа. Результаты этого двупланового построения были проти- воположны. В просветительской литературе свойства от- дельной личности были заданы - это была склонность к добру и собственной пользе, разумность, красота и тому подобное. Человеческая личность бралась как конечная, нераздробимая единица социума. Исследованию подвергался не человек, а коллизии его общественного бытия.
Ключарев как поэт оценивался в некоторых кругах очень высоко. Карамзин писал Лафатеру: "В господине Ключареве мы имеем теперь поэта-философа, но он пишет немного" (цит. по: Карамзин Н. М. Письма русского путе- шественника. Л., 1984. С. 469 ). Если в просветительской литературе сюжетное повествова- ние об отдельной личности или небольшой группе станови- лось моделью всемирно-исторических событий (рассказ о бунте группы студентов - модель рождения революции в "Житии Федора Васильевича Ушакова" Радищева), то в про- изведениях масонов повествуется о всемирных событиях (например, крещение Руси во "Владимире Возрожденном" Хераскова), но подлинное значение текста - история воскресения или гибели Человека. Человек перестает рассматриваться как простое целое: душа его - арена борьбы, столкновения противоборствующих враждебных сил. Она-то и есть загадочный объект изучения. Масонская поэзия была пропитана мотивами катастро- физма, кратковременности и греховности жизни. Юнговские мотивы "ночной" души, поставленной лицом к лицу со смертью, с трагической непонятностью человеческого бы- тия, находили широкий отклик в русских масонских изда- ниях. Хотя в философском смысле масонские идеи были основ- ным оппонентом Просвещения (реакционно-правительствен- ный лагерь, как это часто бывало в России, проявил пол- ную теоретическую импотентность и никаких достойных внимания идей не выдвинул), политически они были не ре- акционными, а либеральными: отвергалась не только рево- люция, но и деспотизм. И деспотизму, и революционному насилию противопоставлялась постепенная эволюция, со- вершаемая путем просвещения, умственного и нравственно- го прогресса, деятельной филантропии и самоусовершенс- твования. В разные моменты напряженной общественно-по- литической жизни конца XVIII - начала XIX в. соотноше- ние масонской и демократической мысли складывалось по-разному: от крайней враждебности до союза в борьбе с деспо- тизмом и феодальным насилием. По-разному складывалось отношение названных лагерей к духовному наследию допетровской Руси, причем вопрос этот не отделялся в XVIII - начале XIX в. от воззрений на живую православную церковную традицию и стихию ста- рославянского языка, несущую для человека тех лет целый мир культурных и нравственных ассоциаций. Официальная культура по традиции, шедшей еще от Пет- ра, имела отчетливо секуляризованный характер. От церк- ви требовались лояльность и отсутствие собственной по- зиции во всем, выходящем за пределы узкообрядовые. Зато здесь она признавалась безусловным авторитетом. Поэтому привнесение элементов православной церковности в поли- тику и общественную идеологию, которое начали практико- вать определенные круги в начале александровского царс- твования, имело характер оппозиции правительству справа и весьма настороженно воспринималось императором. Литература Просвещения относилась к церковной тради- ции отрицательно и если могла принять идею бога-разума, то обрядность, в том числе и православную, отрицала. Одновременно европеизированный стиль жизни ослаблял бы- товые связи с православной обрядностью (столичный дво- рянин мог годами не бывать у причастия, даже не по вольнодумству, а просто по лени и нежеланию выполнять утратившие смысл обряды, соблюдение постов в большом петербургском свете уже к началу XIX в. считалось неп- риличным ханжеством, не истинной, а показной набож- ностью), а утвердившийся на вершинах общества обычай проводить начальное образование по-французски - даже Евангелие детям читали во французских переводах - осла- бил знание старославянского языка. Уже А. Сумароков, когда пожелал спародировать стиль В. Тредиаковского, не смог составить грамотной старославянской фразы. После Ломоносова старославянский язык в сознании образованно- го дворянина секуляризировался, превратившись в опреде- ленный - поэтический - стиль светской речи, причем воспринимался не как язык, а как специфическая лексика русского языка. Иным было положение в образованных недворянских кру- гах. Связь с церковной культурой здесь была органичес- кой. Ее поддерживали и воспоминания детства (образован- ный разночинец из крестьян, купцов или мещан - явление в интересующую нас эпоху сравнительно редкое: основная масса рекрутировалась из поповичей), и характер обуче- ния: начального - по церковнославянским книгам, даль- нейшего - в семинарии. Показателен анализ старославянс- кого языка Радищева - писателя, стремившегося проник- нуть в дух допетровской, в частности церковной, культу- ры и сделавшего архаизацию языка программой. Анализ убеждает, что знание языка церковных книг не было для Радищева органичным - очень многое из того, что он счи- тал архаизмами, было, по сути дела, неологизмами, не- возможными в реальных памятниках2. Нормы старославянс- кого синтаксиса в его сознании, видимо, сливались с ла- тинскими в некий единый архаический строй речи. Но тем более примечателен интерес Радищева к языку и содержанию церковных книг. При этом, если Ломоносов, свободно владевший церковной традицией, игнорировал со- держание церковных книг, видя в них лишь источник лек- сического обогащения языка, то Радищева привлекали сами тексты. Не случайно два из его центральных произведений писаны в форме житий, а в главе "Клин" из всех произве- дений русского фольклора он избрал духовный стих об Алексии, человеке Божием. Радищеву были необходимы об- разы, проникнутые идеей самопожертвования, героизма, готовности к гибели. Просветитель и гельвецианец, он внутри своей системы находил идеалы общества, построен- ного на интересах всех и каждого, разумно понятом счастье отдельного человека. А идеал самопожертвования ему, как позже Некрасову, приходилось искать в мире об- разов и идей, выработанных церковной культурой. Все больший отклик эта сторона идейно-литературной программы русского Просвещения находила по мере того, как мысли идеологов получали распространение, проникая в ту разночинно-семинарскую среду, для которой образы эти и языковая стихия были родными, органичными. Так получилась та амальгама европейских идей XVIII в., рус- соизма, культа Природы, в конце
По церковным книгам учились читать в конце XVIII в. и провинциальные дворяне. 2 Ошибки, свидетельствую- щие о неорганическом, поверхностном усвоении старосла- вянского языка, допускал и Шишков. Карамзин, в годы ра- боты над "Историей" овладевший им безукоризненно, в мо- лодости спутал "кущу" и "рощу". века уже окрашенного влиянием штюрмерства и молодого Шиллера, гель-вецианской этики и древнерусской литера- турной традиции, церковнославянской языковой стихии и идеала готовности к героической гибели, мученической смерти, почерпнутого из житийной литературы, которая была присуща русскому массовому демократическому созна- нию конца XVIII в. Типичным человеком этой среды был П. А. Словцов. Словцов (фамилия его - семинарского проис- хождения, родовая фамилия - Слопцев, от диалектного названия детали охотничьего вооружения; Слопцевы проис- ходили из крещеных охотников-вогулов) принадлежал к наследственному сибирскому духовенству. Автор его руко- писной биографии свидетельствует: "Род "Слопцевых" - так писались дед и отец ученого мужа - один из самых старинных между духовенством Ирбитского края и славился издавна как бы наследственною даровитостию своих чле- нов". Товарищ Сперанского по семинарии, Словцов рано сделался вольнодумцем, поклонником философии Руссо. Прежде чем ему удалось снять рясу, он прошел длинный и мучительный путь инквизиторских преследований. Принад- лежащая его перу ода "Древность" - один из наиболее ин- тересных образцов русской вольнодумной поэзии 1790-х гг.
содержание .. 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 ..
|
|
|