|
|
содержание .. 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 ..
Анализ поэзии 1790-1810-х годов - часть 3
(В. Л. Пушкин. "К В. А. Жуковскому", 1810)
А Пушкин-лицеист в письме к В. Л. Пушкину выражал желание,
Чтобы Шихматовым назло Воскреснул новый Буало - Расколов, глупости свидетель.
Сам Шишков в нападениях на своих литературных про- тивников апеллировал к законам не разума, а веры, ули- чал их не в невежестве, а в отсутствии патриотизма и набожности. Основой общественной и литературной концепции карам- зинистов была вера в прогресс: нравственное улучшение человека, политическое улучшение государства, успехи разума и прогресс литературы составляли для них разные грани единого понятия цивилизации. Отношение к ней было безусловно положительным. Литература мыслилась как су- щественная составная часть этого поступательного разви- тия, и успехи ее не отделялись от общих успехов просве- щения. Эта же идея прогресса составляла основу подхода к языку. Батюшков писал: "...язык идет всегда наравне с успехами оружия и славы народной, с просвещением, с нуждами общества, с гражданскою образован-ностию и людскостию"1. Литературе предназначалась роль вдохновителя прог- ресса. Карамзин отстаивал пользу от чтения романов: "Романы, и самые посредственные, даже без всякого та- ланта писанные, способствуют некоторым образом просве- щению ...слезы, проливаемые читателями, текут всегда от любви к добру и питают ее. Нет, нет! дурные люди и романов не читают"2. Жуковский считал, что поэ- зия возвышает душу читателей, Батюшков говорил о ее влиянии на язык и - таким образом - на общий ход циви- лизации: "В словесности все роды приносят пользу языку и образованности. Одно невежественное упрямство любит и старается ограничить наслаждение ума"3. Во всех случаях добро связывается с движением - изменением к лучшему, с просвещением, просветлением, нравственным прогрессом.
1 Батюшков К. Н. Опыты в стихах и прозе. М., 1977. С. 9. 2 Карамзин Н. М. Соч.: В 2 т. Л., 1984. Т. 2. С. 119, 120. 3 Батюшков К. Н. Опыты в стихах и прозе. С. 14. Отождествляемое с невежеством зло чаще всего представ- ляется как стояние на месте или попятное движение. По- нимая политическую подоплеку обвинении в нелюбви к ста- рине и опасность упреков в неуважении к вере и народным обычаям (в обстановке патриотического подъема военных лет доносы эти были далеки от безобидности), карамзи- нисты не могли отказаться от основного для них положе- ния - представления об истории как поступательном дви- жении от тьмы к свету. Для того чтобы отвести от себя опасные упреки, они противопоставляли веру суеверию, отождествляя первую с разумом и прогрессом, а вторую - с невежеством и косностью:
Но благочестию ученость не вредит. За Бога, веру, честь мне сердце говорит. Родителей моих я помню наставленья: Сын церкви должен быть и другом просвещенья! Спасительный закон ниспослан нам с небес, Чтоб быть подпорою средь счастия и слез. Он благо и любовь. Прочь, клевета и злоба! Безбожник и ханжа равно порочны оба.
(В. Л. Пушкин. "К Д. В. Дашкову". 1811)
Жуковский в статье "О сатире и сатирах Кантемира" прибегнул к авторитету сатирика XVIII в. для обличения тех, "которые своею привязанностию к старинным предрас- судкам противились распространению наук, введенных в пределы России Петром Великим. Сатирик, имея в предмете осмеять безрассудных хулителей просвещения, вместо то- го, чтоб доказывать нам логически пользу его, притворно берет сторону глупцов и невежд, объявивших ему вой- ну..." Далее Жуковский, несмотря на то что он уже про- цитировал полностью первую сатиру А. Кантемира, снова повторяет то ее место, где высмеивается "ханжа Критон". Такое представление о задачах литературы делало ра- зумность, ясность, логичность критериями художественно- го достоинства. Плохое произведение - всегда произведе- ние неудобопонятное, странное, не пользующееся успехом у читателей, непонятное им. Если хорошие стихи "питают здравый ум и вместе учат нас", то плохие
С тяжелым Бибрусом гниют у Глазунова; Никто не вспомнит их, не станет вздор читать...
("К другу стихотворцу", 1814)
Показательно, что, с точки зрения более поздних норм романтизма, "непонятность" и "странность" скорей осмыс- лялись бы как достоинство, а неуспех у читателя стал романтическим штампом положительной оценки. Таинственность, иррациональность, трагическая проти- воречивость не умещались в поэтическом мире карамзиниз- ма. Не случайно баллады Жуковского, как и исторический труд Карамзина, совсем не совпадали с основным направ- лением группы, размещаясь на ее периферии как допусти- мое (в силу
Жуковский В. А. Эстетика и критика. М., 1985. С. 204. принципиального эклектизма, о котором уже говорилось), но все же отклонение. Достаточно сравнить характеристи- ки, которые дает Батюшков Дмитриеву, Карамзину, Муравь- еву, Воейкову, В. Л. Пушкину, с одной стороны, и Жу- ковскому-балладнику - с другой, чтобы почувствовать эту разницу. "Остроумные, неподражаемые сказки Дмитриева, в которых поэзия в первый раз украсила разговор лучшего общества", "стихотворения Карамзина, исполненные чувс- тва, образец ясности и стройности мыслей", "некоторые послания Воейкова, Пушкина и других новейших стихотвор- цев, писанные слогом чистым и всегда благородным" - во всех этих оценках похвала определена тем, что текст приближается к некоторой норме - идеалу ясности, чисто- ты и стройности. Оценка Жуковского строится иначе: "...баллады Жуковского, сияющие воображением, часто своенравным, но всегда пламенным, всегда сильным..."1 Высокая оценка соединена здесь с некоторым извинением "аномальности" этого вида поэзии. Правда, представление о том, что в противоречивой системе карамзинизма составляло его основу, идей- но-структурный центр, а что было допустимыми, но фа- культативными признаками, колебалось в разные годы и не было одинаковым у Батюшкова, Жуковского, Вяземского, Воейкова или Д. Блудова. Более того, система теорети- ческих воззрений Жуковского была ближе к средней карам- зинистской норме, чем структура его художественных текстов. Для Вяземского как теоретика романтизма была харак- терна попытка выразить карамзинизм в позднейших роман- тических терминах. При этом происходил характерный сдвиг: стремление к необычности, индивидуальной вырази- тельности, ненормированности, присутствовавшее как один из признаков еще в системе Державина и допущенное на карамзинистскую периферию (то в виде фантастики или "галиматьи" Жуковского, то как гусарщина Дениса Давыдо- ва или полуцензурность "Опасного соседа") именно на правах некоторой аномалии2, превращалось в сознании Вя- земского в центр, основу системы. Однако вызывавшая раздражение Пушкина застарелая его приверженность к Дмитриеву (как и многое другое) выдавала в позиции Вя- земского карамзинистский субстрат, противоречащий его романтическим декларациям.
1 Батюшков К. Н. Опыты в стихах и прозе. С. 12. 2 Двойственность отношения к фантастике в литератур- ной борьбе 1800-1810-х гг. отразилась, например, в том, что в полемике вокруг баллад Жуковского и Катенина за- щитник Жуковского Гнедич в статье, одобренной Дмитрие- вым, Батюшковым и В. Л. Пушкиным, осудил фантастику ци- татой из комедии Шаховского, а его оппонент Грибоедов возражал: "Признаюсь в моем невежестве: я не знал до сих пор, что чудесное в поэзии требует извинения" (Гри- боедов А. С. Соч. М., 1956. С. 390). Ссылка на якобы "классические" вкусы Гнедича здесь мало что объяснит. Напомним свидетельство Жихарева: "В "Гамлете" особенно нравилась Гнедичу сцена привидения"; "Он начал декламировать сцену Гамлета с привидением, представляя попеременно то одного, то другого. Ка- жется, сцена появления привидения - одна из фаворитных сцен Гнедича" (Жихарев С. П. Записки современника. М.; Л., 1955. С. 190, 422). А сам Жуковский в споре с Анд- реем Тургеневым доказывал, что при переводе "Макбета" на русский язык "чародеек" лучше выпустить.
Массовая поэзия карамзинизма строже следовала теорети- ческим нормам этого направления, и поэтому она предс- тавляет особенный интерес именно для реконструкции его программы. Лицейский Пушкин, овладевая различными сти- лями и усваивая их общие, типовые черты, гениально схватил признаки карамзинизма как системы. Не случайно в его стихотворениях этих лет последовательно проведен взгляд арзамасцев на произведения их литературных про- тивников как на бессмыслицу (ниже курсив в стихах мой. - Ю. Л.):
Страшися участи бессмысленных певцов, Нас убивающих громадою стихов!
содержание .. 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 ..
|
|
|