Ближайшее рассмотрение убеждает, что "музыкальность

"Человек природы" в русской литературе XIX века и "цыганская тема" у Блока - часть 11

стиха"

в понимании ее поэтами-романтиками и школой

"чистого искусства" середины XIX в. скорее противопо-

ложна, чем идентична тому интересу к романсу, синтезу

слов и мелодии, который определил целую струю в русской

лирике XIX в., формальное различие проявлялось в том,

что для романтической традиции "музыкальность" противо-

полагалась семантической значимости слов поэтического

текста и состояла в музыкальном подборе звуков речи.

Романсно-песенный подход к лирике неизменно подразуме-

вал важность значения слов, которые сопрягались с ре-

альным музыкальным мотивом.

Эстетическая сущность этих двух трактовок "музыкаль-

ности" противоположна. Поэзия, переносящая внимание на

звуковую инструментовку стиха, подчинена цели "выраже-

ния невыразимого" - она монистична в своей полной пог-

руженности в лирический мир поэта. Мир объекта, дейс-

твительности, народа из нее исключен. Возникновение то-

го типа романсной лирики, которая с самого начала была

ориентирована на литературное воспроизведение народной

песни, сразу же принесло в структуру произведения две

художест-

Ср. "Невыразимое" Жуковского, "Silentium!" Тютче-

ва, противопоставление Баратынским обычной речи "безот-

четным" созданиям поэта:

Чуждо точного значенья

Для меня оно - символ

Чувств, которых выраженья

В языке я не нашел.

У Фета:

Как беден наш язык!

Хочу и не могу -

Не передать того ни

Другу, ни врагу,

Что буйствует в груди прозрачною волною... - и т. д.

и т. п.

2 В том значении этого термина, которое конкретизи-

ровано в статье Ю. М. Лотмана "Истоки "толстовского

направления" в русской литературе 1830-х годов" (в кн.:

Лотман Ю. М. Избр. статьи: в 3 т. Таллинн, 1993. Т.

3. С. 49-90).

венные стихии: слова и напева. Стилистическая функция

их была различна:

слова были, как правило, связаны с традицией литера-

туры, напев - с традициями народного творчества. Так,

например, чисто салонный по стилистике текста романс

Мерзлякова "В час разлуки пастушок..." воспринимался

как новаторское с точки зрения народности произведение,

поскольку исполнялся только на мотив украинской песни

"Ихав козак за Дунай..." и тем самым вводил народную

песню в мир высокой лирики. Очень скоро между словами и

мотивом утвердились отношения, соответствовавшие соот-

ношению личного и народного. Выражая чувства, вызванные

реальной личной драмой, стилем, и на мотив народной

песни. Мерзляков утверждал единство своих чувств и

чувств народа. "Черная шаль" Пушкина, задуманная как

"молдавская песня" и сразу же ставшая романсом, говори-

ла от лица героя, который воспринимался как выразитель

чувств "страстного" лирического героя и яркой народной

души одновременно. Синтез слов и мотива позволял соеди-

нить народность и лирику. Сходный характер имеет "на-

певность", "мотивность" некрасовской лирики. В "Цыганс-

кой венгерке" Ап. Григорьева мотив даже становится пер-

сонажем поэзии. "Квинта злая" - самостоятельная стихия,

сложно участвующая в судьбе героя. В этом свете очень

примечателен отмеченный факт "мотивности" "цыганской"

лирики Блока с ее постоянным воскрешением в сознании

читателя мотивов русско-цыганской песни, арий из "Пико-

вой дамы" ("слова слаще звуков Моцарта") и "Кармен".

Мотив вводит стихию музыки и народности, структурно

объединенную с "лирической" "партией" текста.

В 1913-1914 гг. вновь особенно отчетливо выдвигается

мысль о цыганке как выразительнице народного начала

(ср. приведенное выше противопоставление "барина" и

"цыганки-рабочей"). Здесь (как и в "Песне Судьбы") си-

ла, волевое, "свободное" начало в цыганке связывается с

мыслями о революционных потенциях народа, "стихии".

Блок совершенно не склонен считать народ только угне-

тенным, страдающим. Напротив, народ потенциально силь-

нее "сострадающей" ему интеллигенции. Отсюда известные

строки в более раннем стихотворении "Сырое лето. Я ле-

жу..." (20 июня 1907 г.), сопоставляющие силу революци-

онного протеста пролетариата:

...весной я видел смельчака,

Рабочего, который смело на смерть

Пойдет, и с ним - друзья.

И горны замолчат,

И остановятся работы разом

На фабриках.

И жирный фабрикант

Поклонится рабочим в ноги -

и силу женской страсти:

Я знаю женщину. В ее душе

Был сноп огня. В походке - ветер.

В глазах - два моря скорби и страстей.

...четырех стихий союз

Был в ней одной. Она могла убить

- Могла и воскресить...

Сила рабочего и женщины противопоставляется бессилию

современной интеллигенции:

Профессор

А ну-ка, ты

Убей, да воскреси потом! Не можешь?

А женщина с рабочим могут (2, 334).

Объединение "женщины с рабочим" очень интересно по-

тому, что конкретно-исторический идеал (рабочий) здесь

сразу же возводится к некоей более широкой "норме" че-

ловеческого поведения, связанной с образом страстной

женщины. В дальнейшем Блок пытается слить конкретно-ис-

торическое и "нормативное" в образе женщины из народа

(Фаина в "Песне Судьбы"). Но образ Фаины все же слишком

"нормативен", условен. Блок ищет образ сильной, страст-

ной народной героини в современности - и находит его в

цыганке, которая может сказать о себе: "Цыганки мы -

народ рабочий" (3, 572). В облике этой героини свобода

- уже не выражение "должного" (как в Фаине), а естест-

венная черта живого, жизненного характера:

В плече, откинутом назад, -

Задор свободы и разлуки.

Однако вместе с тем свобода чувства героини, много-

образие ее порой противоположных выявлений - страсти и

холодности:

И взгляд - как уголь под золой,

И голос утренний и скучный...

Нет, жизнь и счастье до утра

Я находил не в этом взгляде!

Не этот голос пел вчера

С гитарой вместе на эстраде!.. (3, 207) -

"свободной" любви и такой детали, как "серебряные

кольцы", - все это, не будучи ни в малейшей степени ал-

легорией или даже символом, сложными путями, но совер-

шенно бесспорно связано с размышлениями Блока о свойс-

твах народной "стихии", о чертах народа будущего в лю-

дях сегодняшнего дня.

В тяжелые годы реакции, когда Блок видит, что "уни-

жен бедный", герой, приобщаясь к народу, тоже "льнет

туда, где униженье / Где грязь, и мрак, и нищета" (3,

39, 93). Отсюда и соответствующее понимание "цыганской

стихии":

Когда-то гордый и надменный,

Теперь с цыганкой я в раю,

И вот - прошу ее смиренно:

"Спляши, цыганка, жизнь мою" (3, 194).

Здесь "гордость и надменность" осуждаются как прояв-

ление индивидуализма, "уединенного сознания", и проти-

вопоставляются "смирению" народа. Но этот ход поэтичес-

кой мысли, связанный с традициями позднеромантической

лирики, не органичен для Блока. Уже в 1912-1913 гг. по-

эт вновь уверен, что именно сила и гордость - черты но-

вой личности, рожденной в недрах народа.

Кульминацией этих настроений был цикл "Кармен"

(1914) - одно из последних ярких произведений Блока до-

октябрьского периода. Здесь как бы концентрируется все,

связанное с "цыганской темой" у Блока 1910-х гг.

"Двойная" сущность каждого из ведущих образов цикла

(поэт - Хозе и его возлюбленная - Кармен) позволяет

Блоку легко переходить от "цыганских" образов к совре-

менности, раскрывая исторический и национальный смысл

"цыганского" в жизни и в героях.

Вновь возникает характерный образ "цыганки" как вы-

ражения русского национального характера. "Сердце в

плену у Кармен" - это одновременно приход героя в широ-

кий мир Родины, родной природы:

Это колос ячменный - поля,

И заливистый крик журавля.

Это значит - мне ждать у плетня

До заката горячего дня (3, 235); -

в черновике связь образа Кармен с образом родины

подчеркивалась еще ярче: "И родимая наша печаль", "да

твоя яровая земля" - (3, 579). Вновь находим и слияние

образа любовницы-цыганки с образом дочери народа, силь-

ной, страстной и гордой. Сюжет оперы Бизе - уход Хозе в

горы вслед за Кармен - неразрывно сплетен с очень важ-

ной для Блока темой "ухода" человека - разрыва его со

своими "кровными" (ср. более раннее: "Меж своих - я сам

не свой. Меж кровных - бескровен - и не знаю чувств

родства" - 2, 334). Любовь к Кармен - уход от прежнего:

И я забыл все дни, все ночи,

И сердце захлестнула кровь,

Смывая память об отчизне... (3, 231)

А там: Уйдем, уйдем от жизни,

Уйдем от этой грустной жизни!.. (3, 234)

Отношения "Кармен - Хозе" в какой-то мере близки к

отношениям Фаины и Германа, где Фаина - ведущее ("уво-

дящее") сильное начало, а Герман - герой, забывший со-

циальное "родство" и стремящийся слиться с Родиной, на-

родом.

Образ Кармен - живой. Здесь мы опять находим предс-

тавление о том, что именно в цыганке ярче всего вопло-

щена сложность бытия, где:

Мелодией одной звучат печаль и радость... (3, 239)

Но если в "Фаине" Блок в какой-то мере склонен был

противопоставлять современному городу простую, патриар-

хальную жизнь, то теперь позиция поэта историчней. Иде-

ал ищется именно в сложной, соответствующей высоким

запросам человека, жизни. Вместе с тем Кармен, "цыган-

ка", позволяет увидеть настоящее лицо бытия, затемнен-

ное сегодняшней "грустной" жизнью. Кармен (как и Фаина)

- не только "случайная", но и "вечная": в ней, в любви

к ней реализуется настоящая, "должная" жизнь, противо-

поставленная исторически данной.

Ты - как отзвук забытого гимна

В моей черной и дикой судьбе (3, 236; курсив наш. -

Ю. Л., 3. М.).

...видишь во сне

Даль морскую и берег счастливый,

И мечту, недоступную мне.

Видишь день беззакатный и жгучий

И любимый, родимый свой край,

Синий, синий, певучий, певучий,

Неподвижно-блаженный, как рай (3, 236; курсив наш. -

Ю. Л., 3. М.).

В контрасте между реальной судьбой, "черной и ди-

кой", и "должным" бытием, "неподвижным", мы вновь нахо-

дим отражения тех чувств, которые Блок хотел воплотить

в "Песне Судьбы".

Но основным в цикле, пожалуй, является представление

о том, что сама эта должная жизнь-страсть есть жизнь,

подчиненная общим, космическим "музыкальным законам":

Здесь - страшная печать отверженности женской

За прелесть дивную - постичь ее нет сил.

Там - дикий сплав миров, где часть души вселенской

Рыдает, исходя гармонией светил (3, 239).

Представление Блока о "музыкальной" природе мира,

столь важное для лирики третьего тома и, пожалуй, боль-

ше всего для циклов "Арфы и скрипки" и "Кармен", разу-

меется, далеко не совпадает с представлениями, лежащими

в основе реалистической эстетики. Основа мира - "дух

музыки"; музыка - "духовное тело мира" - "мысль" мира'.

Но это представление оказывается сложными путями

связанным отнюдь не только с романтическими традициями.

Оно близко и к тому, что определяло позицию Блока

1908-1909 гг., - к "нормативному", допролетарскому, де-

мократическому мышлению. Явления сегодняшней жизни де-

лятся на "музыкальные" (связанные с подлинным "лицом

жизни") и "антимузыкальные". Еще 29 июня 1909 г. Блок

считал, что он необходимо "в конце концов

1 Блок А. А. Записные книжки. С. 150 (курсив наш. -

Ю. Л., 3. М.).

должен оглохнуть вовсе ко всему, что не сопровождается

музыкой (такова современная жизнь, политика и тому по-

добное)"'. Носителем "музыкального" начала оказывается

"цыганка" Кармен, народ (поэтическое мироощущение, наи-

более близкое к Гоголю и Л. Толстому периода "Войны и

мира"). Тема музыки неотделима от темы "страсти". Музы-

ка воплощается в страсти. Характерное, казалось бы,

только для романтических традиции прославление "страс-

ти" раскрывается в поэзии Блока и с совершенно иных

сторон. Образы страстной любви подчеркивают здешнее,

земное, не аскетически бесплотное в поэтическом идеале

Блока третьего тома. Но, пожалуй, решающим фактором,

отделяющим позицию Блока от романтических традиций, яв-

ляется то, что "музыка" и "страсть", противопоставлен-

ные сегодняшней "грустной жизни", оказываются поэтичес-

ким синонимом должной жизни здесь же, на земле. "...Му-

зыка дышит, где хочет: в страсти и в творчестве, в на-

родном мятеже и в научном труде"2, но не в противопо-

ложном земле идеальном мире. Для Блока, в отличие от

позднеромантических традиций, "космос" интересен прежде

всего как могущий воплотиться в здешнем, посюстороннем

мире народной жизни.

Носителем "духа музыки", "страсти" для Блока 1910-х

гг. была "цыганка", "Кармен". Но мир для поэта уже тог-

да был "неразделен". Пройдет несколько лет - и носите-

лями "духа музыки" окажутся "варварские массы", револю-

ционный народ. Вершиной романтического "неприятия мира"

всегда было либо бунтарство противопоставленного толпе

одиночки, либо слияние с внеличностной массой. Блок

увидит в народной жизни (то есть в определенной соци-

альной среде) предпосылку для развития "человека-артис-

та" - новой яркой личности, способной "переделать все",

сделать из жизни данной жизнь должную. Это представле-

ние, вызревавшее еще в период статей о народе и интел-

лигенции, прошедшее, прямо или в сложных поэтических

ассоциациях, через третий том лирики Блока и неразрывно

связанное с "цыганской темой", ведет нас во многих сво-

их важнейших чертах не к Полонскому и Фету, и даже не к

столь близкому Блоку Тютчеву, а к демократическим тра-

дициям реалистического искусства XIX в.

1964

1 Блок А. А. Записные книжки. С. 151.

2 Там же. С. 132.

содержание .. 110 111 112 113 114 115 116 117 ..