|
|
содержание .. 110 111 112 113 114 115 116 117 ..
"Человек природы" в русской литературе XIX века и "цыганская тема" у Блока - часть 11
Ближайшее рассмотрение убеждает, что "музыкальность стиха" в понимании ее поэтами-романтиками и школой "чистого искусства" середины XIX в. скорее противопо- ложна, чем идентична тому интересу к романсу, синтезу слов и мелодии, который определил целую струю в русской лирике XIX в., формальное различие проявлялось в том, что для романтической традиции "музыкальность" противо- полагалась семантической значимости слов поэтического текста и состояла в музыкальном подборе звуков речи. Романсно-песенный подход к лирике неизменно подразуме- вал важность значения слов, которые сопрягались с ре- альным музыкальным мотивом. Эстетическая сущность этих двух трактовок "музыкаль- ности" противоположна. Поэзия, переносящая внимание на звуковую инструментовку стиха, подчинена цели "выраже- ния невыразимого" - она монистична в своей полной пог- руженности в лирический мир поэта. Мир объекта, дейс- твительности, народа из нее исключен. Возникновение то- го типа романсной лирики, которая с самого начала была ориентирована на литературное воспроизведение народной песни, сразу же принесло в структуру произведения две художест-
Ср. "Невыразимое" Жуковского, "Silentium!" Тютче- ва, противопоставление Баратынским обычной речи "безот- четным" созданиям поэта:
Чуждо точного значенья Для меня оно - символ Чувств, которых выраженья В языке я не нашел.
У Фета:
Как беден наш язык! Хочу и не могу - Не передать того ни Другу, ни врагу, Что буйствует в груди прозрачною волною... - и т. д. и т. п.
2 В том значении этого термина, которое конкретизи- ровано в статье Ю. М. Лотмана "Истоки "толстовского направления" в русской литературе 1830-х годов" (в кн.: Лотман Ю. М. Избр. статьи: в 3 т. Таллинн, 1993. Т. 3. С. 49-90).
венные стихии: слова и напева. Стилистическая функция их была различна: слова были, как правило, связаны с традицией литера- туры, напев - с традициями народного творчества. Так, например, чисто салонный по стилистике текста романс Мерзлякова "В час разлуки пастушок..." воспринимался как новаторское с точки зрения народности произведение, поскольку исполнялся только на мотив украинской песни "Ихав козак за Дунай..." и тем самым вводил народную песню в мир высокой лирики. Очень скоро между словами и мотивом утвердились отношения, соответствовавшие соот- ношению личного и народного. Выражая чувства, вызванные реальной личной драмой, стилем, и на мотив народной песни. Мерзляков утверждал единство своих чувств и чувств народа. "Черная шаль" Пушкина, задуманная как "молдавская песня" и сразу же ставшая романсом, говори- ла от лица героя, который воспринимался как выразитель чувств "страстного" лирического героя и яркой народной души одновременно. Синтез слов и мотива позволял соеди- нить народность и лирику. Сходный характер имеет "на- певность", "мотивность" некрасовской лирики. В "Цыганс- кой венгерке" Ап. Григорьева мотив даже становится пер- сонажем поэзии. "Квинта злая" - самостоятельная стихия, сложно участвующая в судьбе героя. В этом свете очень примечателен отмеченный факт "мотивности" "цыганской" лирики Блока с ее постоянным воскрешением в сознании читателя мотивов русско-цыганской песни, арий из "Пико- вой дамы" ("слова слаще звуков Моцарта") и "Кармен". Мотив вводит стихию музыки и народности, структурно объединенную с "лирической" "партией" текста. В 1913-1914 гг. вновь особенно отчетливо выдвигается мысль о цыганке как выразительнице народного начала (ср. приведенное выше противопоставление "барина" и "цыганки-рабочей"). Здесь (как и в "Песне Судьбы") си- ла, волевое, "свободное" начало в цыганке связывается с мыслями о революционных потенциях народа, "стихии". Блок совершенно не склонен считать народ только угне- тенным, страдающим. Напротив, народ потенциально силь- нее "сострадающей" ему интеллигенции. Отсюда известные строки в более раннем стихотворении "Сырое лето. Я ле- жу..." (20 июня 1907 г.), сопоставляющие силу революци- онного протеста пролетариата:
...весной я видел смельчака, Рабочего, который смело на смерть Пойдет, и с ним - друзья. И горны замолчат, И остановятся работы разом На фабриках. И жирный фабрикант Поклонится рабочим в ноги -
и силу женской страсти:
Я знаю женщину. В ее душе Был сноп огня. В походке - ветер. В глазах - два моря скорби и страстей. ...четырех стихий союз Был в ней одной. Она могла убить - Могла и воскресить...
Сила рабочего и женщины противопоставляется бессилию современной интеллигенции:
Профессор А ну-ка, ты Убей, да воскреси потом! Не можешь? А женщина с рабочим могут (2, 334).
Объединение "женщины с рабочим" очень интересно по- тому, что конкретно-исторический идеал (рабочий) здесь сразу же возводится к некоей более широкой "норме" че- ловеческого поведения, связанной с образом страстной женщины. В дальнейшем Блок пытается слить конкретно-ис- торическое и "нормативное" в образе женщины из народа (Фаина в "Песне Судьбы"). Но образ Фаины все же слишком "нормативен", условен. Блок ищет образ сильной, страст- ной народной героини в современности - и находит его в цыганке, которая может сказать о себе: "Цыганки мы - народ рабочий" (3, 572). В облике этой героини свобода - уже не выражение "должного" (как в Фаине), а естест- венная черта живого, жизненного характера:
В плече, откинутом назад, - Задор свободы и разлуки.
Однако вместе с тем свобода чувства героини, много- образие ее порой противоположных выявлений - страсти и холодности:
И взгляд - как уголь под золой, И голос утренний и скучный... Нет, жизнь и счастье до утра Я находил не в этом взгляде! Не этот голос пел вчера С гитарой вместе на эстраде!.. (3, 207) -
"свободной" любви и такой детали, как "серебряные кольцы", - все это, не будучи ни в малейшей степени ал- легорией или даже символом, сложными путями, но совер- шенно бесспорно связано с размышлениями Блока о свойс- твах народной "стихии", о чертах народа будущего в лю- дях сегодняшнего дня. В тяжелые годы реакции, когда Блок видит, что "уни- жен бедный", герой, приобщаясь к народу, тоже "льнет туда, где униженье / Где грязь, и мрак, и нищета" (3, 39, 93). Отсюда и соответствующее понимание "цыганской стихии":
Когда-то гордый и надменный, Теперь с цыганкой я в раю, И вот - прошу ее смиренно: "Спляши, цыганка, жизнь мою" (3, 194).
Здесь "гордость и надменность" осуждаются как прояв- ление индивидуализма, "уединенного сознания", и проти- вопоставляются "смирению" народа. Но этот ход поэтичес- кой мысли, связанный с традициями позднеромантической лирики, не органичен для Блока. Уже в 1912-1913 гг. по- эт вновь уверен, что именно сила и гордость - черты но- вой личности, рожденной в недрах народа. Кульминацией этих настроений был цикл "Кармен" (1914) - одно из последних ярких произведений Блока до- октябрьского периода. Здесь как бы концентрируется все, связанное с "цыганской темой" у Блока 1910-х гг. "Двойная" сущность каждого из ведущих образов цикла (поэт - Хозе и его возлюбленная - Кармен) позволяет Блоку легко переходить от "цыганских" образов к совре- менности, раскрывая исторический и национальный смысл "цыганского" в жизни и в героях. Вновь возникает характерный образ "цыганки" как вы- ражения русского национального характера. "Сердце в плену у Кармен" - это одновременно приход героя в широ- кий мир Родины, родной природы:
Это колос ячменный - поля, И заливистый крик журавля. Это значит - мне ждать у плетня До заката горячего дня (3, 235); -
в черновике связь образа Кармен с образом родины подчеркивалась еще ярче: "И родимая наша печаль", "да твоя яровая земля" - (3, 579). Вновь находим и слияние образа любовницы-цыганки с образом дочери народа, силь- ной, страстной и гордой. Сюжет оперы Бизе - уход Хозе в горы вслед за Кармен - неразрывно сплетен с очень важ- ной для Блока темой "ухода" человека - разрыва его со своими "кровными" (ср. более раннее: "Меж своих - я сам не свой. Меж кровных - бескровен - и не знаю чувств родства" - 2, 334). Любовь к Кармен - уход от прежнего:
И я забыл все дни, все ночи, И сердце захлестнула кровь, Смывая память об отчизне... (3, 231)
А там: Уйдем, уйдем от жизни, Уйдем от этой грустной жизни!.. (3, 234)
Отношения "Кармен - Хозе" в какой-то мере близки к отношениям Фаины и Германа, где Фаина - ведущее ("уво- дящее") сильное начало, а Герман - герой, забывший со- циальное "родство" и стремящийся слиться с Родиной, на- родом. Образ Кармен - живой. Здесь мы опять находим предс- тавление о том, что именно в цыганке ярче всего вопло- щена сложность бытия, где:
Мелодией одной звучат печаль и радость... (3, 239)
Но если в "Фаине" Блок в какой-то мере склонен был противопоставлять современному городу простую, патриар- хальную жизнь, то теперь позиция поэта историчней. Иде- ал ищется именно в сложной, соответствующей высоким запросам человека, жизни. Вместе с тем Кармен, "цыган- ка", позволяет увидеть настоящее лицо бытия, затемнен- ное сегодняшней "грустной" жизнью. Кармен (как и Фаина) - не только "случайная", но и "вечная": в ней, в любви к ней реализуется настоящая, "должная" жизнь, противо- поставленная исторически данной.
Ты - как отзвук забытого гимна В моей черной и дикой судьбе (3, 236; курсив наш. - Ю. Л., 3. М.).
...видишь во сне Даль морскую и берег счастливый, И мечту, недоступную мне. Видишь день беззакатный и жгучий И любимый, родимый свой край, Синий, синий, певучий, певучий, Неподвижно-блаженный, как рай (3, 236; курсив наш. - Ю. Л., 3. М.).
В контрасте между реальной судьбой, "черной и ди- кой", и "должным" бытием, "неподвижным", мы вновь нахо- дим отражения тех чувств, которые Блок хотел воплотить в "Песне Судьбы". Но основным в цикле, пожалуй, является представление о том, что сама эта должная жизнь-страсть есть жизнь, подчиненная общим, космическим "музыкальным законам":
Здесь - страшная печать отверженности женской За прелесть дивную - постичь ее нет сил. Там - дикий сплав миров, где часть души вселенской Рыдает, исходя гармонией светил (3, 239).
Представление Блока о "музыкальной" природе мира, столь важное для лирики третьего тома и, пожалуй, боль- ше всего для циклов "Арфы и скрипки" и "Кармен", разу- меется, далеко не совпадает с представлениями, лежащими в основе реалистической эстетики. Основа мира - "дух музыки"; музыка - "духовное тело мира" - "мысль" мира'. Но это представление оказывается сложными путями связанным отнюдь не только с романтическими традициями. Оно близко и к тому, что определяло позицию Блока 1908-1909 гг., - к "нормативному", допролетарскому, де- мократическому мышлению. Явления сегодняшней жизни де- лятся на "музыкальные" (связанные с подлинным "лицом жизни") и "антимузыкальные". Еще 29 июня 1909 г. Блок считал, что он необходимо "в конце концов
1 Блок А. А. Записные книжки. С. 150 (курсив наш. - Ю. Л., 3. М.).
должен оглохнуть вовсе ко всему, что не сопровождается музыкой (такова современная жизнь, политика и тому по- добное)"'. Носителем "музыкального" начала оказывается "цыганка" Кармен, народ (поэтическое мироощущение, наи- более близкое к Гоголю и Л. Толстому периода "Войны и мира"). Тема музыки неотделима от темы "страсти". Музы- ка воплощается в страсти. Характерное, казалось бы, только для романтических традиции прославление "страс- ти" раскрывается в поэзии Блока и с совершенно иных сторон. Образы страстной любви подчеркивают здешнее, земное, не аскетически бесплотное в поэтическом идеале Блока третьего тома. Но, пожалуй, решающим фактором, отделяющим позицию Блока от романтических традиций, яв- ляется то, что "музыка" и "страсть", противопоставлен- ные сегодняшней "грустной жизни", оказываются поэтичес- ким синонимом должной жизни здесь же, на земле. "...Му- зыка дышит, где хочет: в страсти и в творчестве, в на- родном мятеже и в научном труде"2, но не в противопо- ложном земле идеальном мире. Для Блока, в отличие от позднеромантических традиций, "космос" интересен прежде всего как могущий воплотиться в здешнем, посюстороннем мире народной жизни. Носителем "духа музыки", "страсти" для Блока 1910-х гг. была "цыганка", "Кармен". Но мир для поэта уже тог- да был "неразделен". Пройдет несколько лет - и носите- лями "духа музыки" окажутся "варварские массы", револю- ционный народ. Вершиной романтического "неприятия мира" всегда было либо бунтарство противопоставленного толпе одиночки, либо слияние с внеличностной массой. Блок увидит в народной жизни (то есть в определенной соци- альной среде) предпосылку для развития "человека-артис- та" - новой яркой личности, способной "переделать все", сделать из жизни данной жизнь должную. Это представле- ние, вызревавшее еще в период статей о народе и интел- лигенции, прошедшее, прямо или в сложных поэтических ассоциациях, через третий том лирики Блока и неразрывно связанное с "цыганской темой", ведет нас во многих сво- их важнейших чертах не к Полонскому и Фету, и даже не к столь близкому Блоку Тютчеву, а к демократическим тра- дициям реалистического искусства XIX в.
1964
1 Блок А. А. Записные книжки. С. 151. 2 Там же. С. 132.
содержание .. 110 111 112 113 114 115 116 117 ..
|
|
|