"Человек природы" в русской литературе XIX века и "цыганская тема" у Блока

"Человек природы" в русской литературе XIX века и "цыганская тема" у Блока - часть 9

Блок 1910-х гг. не всегда рисует развернутую картину

"среды" как первопричины характера (хотя именно этот

принцип лежит в основе и "Возмездия", и "Розы и Крес-

та", и многих стихотворении третьего тома). Но "среда",

эпоха постоянно присутствуют в художественном сознании

Блока и отражаются в структуре его лирики:

противоречия эпохи претворяются в контрасты характе-

ров и взаимоотношений героев стихов.

впечатление (см.: 7, 138). "Падение" Феди - неразрывно

связанное с "цыганщиной" - сам Протасов, как известно,

мотивирует так: "Всем ведь нам в нашем круге, в том, в

котором я родился, три выбора - только три:

служить, наживать деньги, увеличивать ту пакость, в

которой живешь. Это мне было противно. Второй -

разрушать эту пакость; для этого надо быть героем, а я

не герой. Или третье: забыться - пить, гулять, петь.

Это самое я и делал". Почти как поэтический пересказ

этого монолога, как повторение мыслей о "трех путях",

звучит и блоковское:

Дай гневу правому созреть,

Приготовляй к работе руки...

Не можешь - дай тоске и скуке

В тебе копиться и гореть... (3, 93)

Пускай зовут: Забудь, поэт!

Вернись в красивые уюты!

Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой!

Уюта - нет. Покоя - нет (3, 95).

И герой лирики Блока, как Федя Протасов, часто

"опускается", не в состоянии "приготовлять к работе ру-

ки". И, как Федя, "опускаясь", он встречает на пути цы-

ганку - в "цыганщине" "визг", дисгармония и радость

жизни оказываются антитезой "лживых" "уютов".

"Цыганское" начало - это не только разрыв с "уюта-

ми", но и выражение в характере человека живой, подчас

трагической сложности современной жизни. К 1910-м гг.

относится и набросок пьесы "Нелепый человек". Это замы-

сел произведения о человеке, в характере которого ярко

видно русское национальное начало и - шире - начало

"живое", человеческое. В герое пьесы все - "живое - бо-

гато и легко и трудно - и не понять, где кончается труд

и начинается легкость. Как жизнь сама" (7, 251). Как и

в произведениях 1907-1909 гг., русское национальное на-

чало нерасторжимо связано с "цыганщиной". Герой дается

на фоне современной русской жизни: "Город, ночь, кабак,

цыгане". И сами сложные противоречия в характере героя

("постоянное опускание рук - все скучно и все нипочем.

Потом - вдруг наоборот: кипучая деятельность") объясня-

ются как "цыганщина в нем".

Итак, "цыганское" начало для Блока 1910-х гг. - поэ-

тический синоним представления о сложной, противоречи-

вой современной народной "стихии" (а не о "естествен-

ной" норме, воплощенной в патриархальной жизни "Руси").

Внутри этого общего представления возможны, однако,

разные повороты темы. В 1909-1911 гг. - в период

"Страшного мира" - в "стихии" акцентируется ее гибель-

ность:

И коварнее северной ночи,

И хмельней золотого аи,

1 Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 22 т. М., 1982. Т. 11.

С. 318.

И любови цыганской короче

Были страшные ласки твои... (3, 8)

Страшный мир! Он для сердца тесен!

В нем - твоих поцелуев бред,

Темный морок цыганских песен,

Торопливый полет комет! (3, 163)

Опустись, занавеска линялая,

На больные герани мои.

Сгинь, цыганская жизнь небывалая,

Погаси, сомкни очи твои!

Спалена моя степь, трава свалена,

Ни огня, ни звезды, ни пути...

И кого целовал - не моя вина,

Ты, кому обещался, - прости... (3, 176)

С интонацией цыганского и "жестокого" романса тоже

связывается настроение щемящей тоски по ушедшей жизни:

Жизнь давно сожжена и рассказана (3, 186).

Я пригвожден к трактирной стойке,

Я пьян давно. Мне всё - равно (3, 168).

Уж не мечтать о нежности, о славе,

Все миновалось, молодость прошла! (3, 65)

В стихотворении "Когда-то гордый и надменный..."

"пляс" цыганки символизирует в основном ужас жизни сов-

ременного человека:

"Спляши, цыганка, жизнь мою".

И долго длится пляс ужасный,

И жизнь проходит предо мной

Безумной, сонной и прекрасной

И отвратительной мечтой...

Итог "ужасного пляса" - крах героя, его гибель:

О, как я был богат когда-то,

Да все - не стоит пятака:

Вражда, любовь, молва и злато,

А пуще - смертная тоска. (3, 194)

"Цыганщина" в творчестве Блока последних лет реакции

- это добровольно избранная героем участь страдать и

гибнуть вместе с народом. Но это и

другое: в мертвой регламентированности автоматизирован-

ного бюрократического общества, в мире "мертвецов" и

автоматов сама гибель от полноты жизни, "сгорание" -

бунт полной сил и потому художественной, "артистичес-

кой" натуры, которая не умещается в рамках мещанской

регламентации.

Где-то около 1912 г. (в период начала нового револю-

ционного подъема, который был сразу чутко уловлен поэ-

том) звучание "цыганской темы" несколько изменяется.

"Цыганское" теперь - это вся жизнь, которая кажется

уже не столь безнадежной.

Вновь (как и в лирике второго тома) цыганские образы

ассоциируются с жаждой земной любви, страсти, права на

"здешнее", посюстороннее счастье.

Если в записи от 30 октября 1911 г. Блок вначале

противопоставляет (в романтических традициях) "цыганс-

кое" и действительность ("нам опять нужна вся душа, все

житейское, весь человек. Нельзя любить цыганские сны,

ими можно только сгорать"; курсив наш. - Ю. Л.. 3. М.),

то сразу же после этого следуют слова, где "цыганское"

понимается именно как страстное и яркое (антоним "беск-

рылого") в современной жизни: "Безумно люблю жизнь, с

каждым днем больше, все житейское, простое и сложное, и

бескрылое и цыганское". Интересно, что сразу после этих

слов идет знаменательный призыв: "Возвратимся к психо-

логии" - видимо, "цыганское" неразрывно сливается и с

понятием о сложном внутреннем мире современного челове-

ка. Именно такое понимание "цыганщины" (не только ги-

бель, но и красота жизни) становится устойчивым для

Блока в эти годы. "Мир прекрасен и в отчаяньи - проти-

воречия в этом нет. Жить надо и говорить надо так, что-

бы равнодействующая жизни была истовая цыганская, сое-

динение гармонии и буйства, и порядка, и беспорядка.

Душа моя подражает цыганской, и буйству, и гармонии ее

вместе", - пишет Блок 29 марта 1912 г. и сразу же за

этим объединяет "подражание цыганской душе" и путь к

народу ("хору"): "...я пою тоже в каком-то хору, из ко-

торого не уйду".

Но "цыганщина" для Блока - не только поэтическая ха-

рактеристика сложности жизни и народной "стихии", к ко-

торой идет лирический герой третьего тома. Поскольку

речь идет о сильной, страстной человеческой натуре, -

из "хора", естественно, выделяется героиня-цыганка.

Иногда цыганка, цыганская песня - только фон, на ко-

тором развивается жизнь и страсть героя.

Визг цыганского напева

Налетел из дальних зал,

Дальних скрипок вопль туманный...

Входит ветер, входит дева

В глубь исчерченных зеркал (-?, 11).

Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала

И, бросая, кричала: "Лови!.."

А монисто бренчало, цыганка плясала

И визжала заре о любви (3, 25).

Мой поезд летит, как цыганская песня (3, 221) т.д.

Здесь образ "цыганки" выражает не выразимую словами,

"стихийную" сущность отношений между основными героями

стихотворений, которые, видимо, ощущаются тоже как "по-

ющие в каком-то хору", как включенные в стихию общена-

родной жизни (в духе Ап. Григорьева).

Но "цыганка" и сама цыганская стихия выступают и как

самостоятельные герои многих стихотворений третьего то-

ма. Здесь тоже можно отметить известное движение, раз-

витие образа. В 1909-1912 гг. преобладает мотив роковой

страсти - тема эта идет рядом с темой смерти (ср. цити-

рованное выше стихотворение "Из хрустального тумана..."

- 3, 11). Страстная мелодия "венгерского танца" расшиф-

ровывается как неизбежность гибели:

То душа, на последний путь вступая,

Безумно плачет о прошлых снах (3, 24).

В страсти подчеркивается ее жестокость, враждебность

двух душ, никогда не сливающихся друг с другом (ярче

всего эти настроения отразились в цикле "Черная кровь",

где трактовка темы страсти очень близка к "цыганским

мотивам" тех лет).

В сложных, противоречивых настроениях этой страсти

преобладают мрачные тона - то, что в критике (видимо,

не очень точно) называется "вампиризмом". Господству

черных тонов в жизни:

От похмелья до похмелья,

От приволья вновь к приволью -

Беспечальное житье!

Но низка земная келья,

Бледно золото твое!

В час разгульного веселья

Вдруг намашет страстной болью,

Черным крыльем воронье! -

соответствует и описание мучительной, губительной

страсти:

Все размучен я тобою,

Подколодная змея!

Синечерною косою

Мила друга оплетая,

Ты моя и не моя!

Оплетешь меня косою

И услышишь, замирая,

Мертвый окрик воронья! (3, 173)

Рядом идет и другая тема: любовь-страсть как прекрасное

и высокое противопоставляется "страшному миру". Так

построено, например, стихотворение "Дым от костра стру-

ею сизой...". Стихотворению предшествует эпиграф из цы-

ганского романса: "Не уходи. Побудь со мною..." Любовь

здесь - антитеза "страшного мира":

Подруга, на вечернем пире,

Помедли здесь, побудь со мной,

Забудь, забудь о страшном мире,

Вздохни небесной глубиной (3, 258).

Обе эти линии ("черной" любви и любви, противопос-

тавленной "страшному миру") внутренне очень родственны.

Во всех этих стихотворениях особенно явственно ощутимы

влияния позднеромантической лирики (Полонский и дру-

гие): в основе - поэтическое повествование о "страс-

тях", внешний мир в известной мере вынесен за скобки.

Но и здесь - лишь в "значительной мере". Ведь "черная

кровь" в героях - результат погруженности их в "страш-

ный мир", жизни "на горестной земле", страшное дунове-

ние которой чувствуется постоянно. С другой стороны, и

контраст "страшного мира" и любви также не исключитель-

но восходит к романтической традиции: в одном ряду с

"печальною усладой" любви оказывается природа - как то,

что противостоит "позорному строю".

Все эти стихотворения предполагают мышление истори-

ческое. И герои, и пейзаж пронизаны ощущением сегодняш-

него дня русской жизни. Идущее от романтической тради-

ции мышление оксюморонами ("сумрак дня", "с печальною

усладой") в общем контексте лирики Блока тех лет приоб-

ретает новую функцию - становится средством характерис-

тики противоречий жизни. Но сама жизненная "стихия"

("цыганщина") в эти годы для Блока окрашена в тона без-

надежности.

содержание .. 109 110 111 112 113 ..