А.Ф. Мерзляков (анализ поэзии)

А.Ф. Мерзляков (анализ поэзии) - часть 6

Как пример случая, когда понятия не противопоставля-

ются, а логически вытекают одно из другого, можно при-

вести: "Благость, благом увенчайся" ("Слава"), "Я вижу

в мире мир" ("Тень Кукова на острове Овгиги").

Другим характерным для ранней лирики Мерзлякова

средством подчеркивания ритмического рисунка являлось

бессоюзное соединение однотипных в синтаксическом и ин-

тонационном отношении предложений, причем пропуск ска-

зуемого способствовал созданию Особой динамической нап-

ряженности:

Огнь во взорах, в сердце камень, -

Человечество, прости! (с. 211)

Эти ритмические опыты Мерзлякова позже были учтены

Жуковским:

Мы села - в пепел; грады - в прах,

В мечи - серпы и плуги.

Народная песня, обладая иными интонациями, чем внут-

ренне напряженная, динамичная, рассчитанная на ораторс-

кие приемы декламации политическая лирика, требовала

иных стилистических приемов. Построения типа:

Птичка пугана пугается всего,

Горько мучиться для горя одного - (курсив мой. - Ю.Л.)

встречаются сравнительно редко. В песне "Ах, девица,

красавица!.." Мерзляков сделал опыт сочетания бедных

рифм типа: "губить - топить", "сушить - морить", "мной

- слезой" с очень четкой внутренней рифмой пословичного

типа. В текст, близко воспроизводящий запись Кашина,

Мерзляков вставил:

Не знала ль ты, что рвут цветы

Не круглый год, - мороз придет...

Не знала ль ты, что счастья цвет

Сегодня есть, а завтра нет!

Любовь - роса на полчаса

Ах, век живут, а в миг умрут.

Любовь, как пух, взовьется вдруг:

Тоска - свинец внутри сердец

(с. 67-68; курсив мой. - Ю. Л.).

Однако доминирующим в стилистической системе песен

Мерзлякова сделалось не это, а приемы, свойственные на-

родной песне, и в первую очередь параллелизмы (часто в

форме отрицательных сравнений):

Нельзя солнцу быть холодным,

Светлому погаснуть;

Нельзя сердцу жить на свете

И не жить любовью! (с. 63)

Общая тенденция развития стиха в песнях Мерзлякова

заключалась в упрощении ритмического рисунка, что соп-

ровождалось одновременно отказом от четких рифм и широ-

ким использованием образов народной поэзии. На этом пу-

ти Мерзляков выработал тот простой, безыскусственный

стиль, который характерен для самой популярной из его

песен - "Среди долины ровныя...".

Поэзия конца XVIII в. узаконила представление о че-

тырехстопном безрифменном хорее с дактилическими окон-

чаниями как о якобы специфически народном "русском раз-

мере". Мерзляков и в этой области искал новых путей. И

в данном отношении существенную роль в метрической сис-

теме песен Мерзлякова играло то обстоятельство, что они

создавались как произведения для пения: ритмика мелодии

в значительной степени определяла и метрический рисунок

текста.

При всей относительности связей песен Мерзлякова с

подлинным народным творчеством на современников, не

только в начале XIX в., когда они писались, но и в мо-

мент появления в 1830 г. сборника "Песни и романсы",

они производили впечатление именно своей фольклор-

ностью. И Надеждин, и Белинский настойчиво противопос-

тавляли песни Мерзлякова дворянской поэтической тради-

ции. "Весьма понятно, - писал Надеждин, - почему песни

Мерзлякова перешли немедленно в уста народные: они

возвратились к своему началу"'.

Песни Мерзлякова в самом деле широко исполнялись в

концертах русских песен (например, Сандуновой) и быстро

усваивались народом. А. Н. Островский в драме "Гроза"

не случайно вложил песню "Среди долины ровныя..." в ус-

та Кулигина. Песни Мерзлякова, писал один из критиков в

1831 г., "поют от Москвы до Енисея"2. О популярности

песен Мерзлякова красноречиво свидетельствует такой,

например, факт, сообщенный декабристом А. Е. Розеном в

его воспоминаниях: "Фейерверке? Соколов и сторож Шибаев

(караульные в Петропавловской крепости. - Ю. Л.) были

хуже немых: немой хоть горлом гулит или руками и паль-

цами делает знаки, а эти молодцы были движущиеся исту-

каны... Однажды запел я "Среди долины ровныя на глад-

кой высоте...", при втором куплете слышу, что мне вто-

рит другой голос в коридоре за бревенчатой перегород-

кой; я узнал в нем голос моего фейерверкера. Добрый

знак, - подумал я, - запел со мною, так и заговорит.

Еще раз повторил песню, и он на славу вторит ей с нача-

ла до конца. Когда он через час принес мой ужин, оло-

вянную мисочку, то я поблагодарил его за пение, и он

решился мне ответить вполголоса: "Слава богу, что вы не

скучаете, что у вас сердце веселое". С тех пор мало-по-

малу начался разговор с ним, и он охотно отвечал на мои

вопросы"3.

Телескоп. 1831. № 5. С. 89.

2 Гирлянда, журнал словесности, музыки, мод и това-

ров. 1831. № 1. С. 21. Заметка за подписью "С-въ", воз-

можно, написана О. Сомовым.

3 Розен А. Е. Записки декабриста. СПб., 1907. С. 86.

Одновременно с песнями Мерзляков создает цикл стихотво-

рений (таких, как "Пир", "Что есть жизнь?", "Надгробная

песнь 3..... A...-.чу Буринскому"), в которых условные

штампы элегической и романсной поэзии наполняются ре-

альным, глубоко прочувствованным содержанием. Если ли-

рика молодого Мерзлякова создает образ героя-борца, то

теперь на смену ему приходит идеал труженика, обеспечи-

вающего себе своими руками материальную независимость и

ревниво оберегающего свое человеческое достоинство.

Традиционный и уже банальный в эту эпоху образ "людей",

от которых убегает автор, неожиданно приобретает чер-

ты вполне реального московского "света", в котором по-

эт-разночинец чувствует себя чужим.

Там, в кружке младых зевак,

В камнях, золоте дурак

Анекдоты повествует,

Как он зайцев атакует.

Тамо старый дуралей,

Сняв очки с своих очей,

Объявляет в важном тоне

Все грехи в Наполеоне... (с. 98)

Уже совсем конкретен "ученых шумный круг" - общество

коллег Мерзлякова по Московскому университету:

Все мудрые вольности дети;

А в них-то и низость, и бой,

Друг другу коварство и сети!.. (с. 96)

Тема одиночества, горькой участи, столь сильно проз-

вучавшая в песне "Среди долины ровныя...", присутствует

и в стихотворении "К несчастию" и в "Надгробной песне

3..... А.....чу Буринскому".

Ты страдал - ты, жертва бедствия,

При друзьях, как без друзей, страдал!

Родом, ближними оставленный... (с. 255)

Лучшим комментарием к этим стихотворениям является

отрывок из письма самого Буринского к Гнедичу: "...люди

нашего состояния живут в рабстве обстоятельств и воли

других. Сколько чувств и идей должны мы у себя

отнять! Как должны переиначить и образ мыслей и волю

желаний и требований своих самых невинных, даже благо-

родных склонностей! - Мы должны исказить самих себя,

если хотим хорошо жить в этой свободной тюрьме, которую

называют светом. У турок есть обыкновение тех невольни-

ков, которым удается понравиться господину, заставлять

в саду садить цветы! О! если бы судьба доставляла нам

хотя такую неволю!"

1 РО РНБ. Ф. 197. Ед. хр. 39. Л. 4.

Близкий друг Мерзлякова, введенный им в литературу,

Ф. Ф. Иванов создал в статье "К несчастным" впечатляю-

щий образ бедняка, страдающего от нищеты и попранного

человеческого достоинства. "Несчастливец есть предмет

весьма любопытный для людей. Его рассматривают, любят

дотрагиваться до струн его страдания, дабы иметь удо-

вольствие изучать сердце в минуту судорожного терза-

ния". От праздных богачей бедняку "не должно ожидать

ничего, кроме оскорбительного сожаления, кроме подаяний

и вежливостей, тысячекратно более отяготительных, неже-

ли самая обида". Единственное оружие в руках гонимого

бедняка - "гордость, непреклонная гордость". Она "есть

добродетель злополучия; чем более фортуна нас унижает,

тем более возноситься должно; надобно помнить, что вез-

де уважают наряд, а не человека. Какая нужда, что ты

бездельник, когда ты богат? Какая польза, что ты чес-

тен, когда беден? Легко забываются с несчастными, и он

беспрерывно видит себя в горестной необходимости припо-

минать о самом себе, о личном достоинстве, как челове-

ка, ежели не хочет, чтобы другие о том забыли"'. Как и

в лирике Мерзлякова (а позже - Кольцова), речь идет не

о традиционных элегических жалобах на "злых людей", а о

горестях вполне реальных, об унизительной зависимости,

нужде действительной, в первую очередь материальной: "N

говорил мне: истинное несчастье терпит тот, кто не име-

ет насущного хлеба. Когда человек имеет пропитание,

одежду и под кровом скромный огонек, - тогда все прочие

бедствия исчезают"2.

Требование материальной обеспеченности человека,

входя в общую систему прогрессивных идей, могло сде-

латься мощным орудием протеста. Однако оно же могло

быть в иных условиях истолковано как оправдание бегства

от общественных вопросов. Новый идеал Мерзлякова, хотя

и сохранил антидворянский характер, но, утратив боевое

звучание, окрасился в тона мещанской ограниченности.

Мерзляков проповедует:

...спокойство и скромность,

И маленький ум для себя.

В этом отношении показателен переход Мерзлякова от

переводов из Тиртея к одам Горация с их проповедью "зо-

лотой середины". Такое истолкование Горация характерно

было именно для недворянской литературы, не поднявшейся

еще до революционного протеста.

В конце 1804 - начале 1805 г. в жизни Мерзлякова

произошло заметное событие. Он был вызван в Петербург.

Жизнь в столице оставила глубокий след в памяти писате-

ля: "Это драгоценнейшее время всегда вспоминает он", -

писал Мерзляков в автобиографии3. Пребывание в Петер-

бурге не способствовало служебному продвижению. В за-

писной книжке В. Г. Анастасевича

1 Иванов Ф. Ф. Соч. и переводы. М., 1824. Ч. 1. С.

26-28. Составителем и редактором этого посмертного из-

дания был Мерзляков.

2 Там же. С. 29. По характеру высказывания можно

предположить, что "N" - это Мерзляков.

3 РО РГБ. Фонд Погодина. (II. 8) 22. Л. 2.

находим любопытную запись: "Мерзляков рекомендован

был в учители великих князей. Не показался".

"Драгоценнейшим" время петербургской жизни, видимо,

было по тем дружеским и литературным связям, которые

завязались в этот период. В доме М. Н. Муравьева Мерз-

ляков познакомился с передовым литератором В. В. Попу-

гаевым и был представлен последним в Вольное общество

любителей словесности, наук и художеств - объединение

свободолюбиво настроенных писателей-демократов. В архи-

ве общества сохранилась копия письма В. В. Попугаева, в

котором автор его от имени М. Н. Муравьева рекомендовал

Мерзлякова "президенту" общества2. 3 октября 1804 г.

Мерзляков был принят корреспондентом в Вольное общест-

во. На собраниях общества он, как можно полагать, поз-

накомился с Востоковым. Об укреплении литературных свя-

зей Мерзлякова свидетельствует опубликование одной из

песен в связанном с Вольным обществом "Журнале российс-

кой словесности" Брусилова. В Петербурге же в 1805 г.

отдельной брошюрой было опубликовано программное для

Мерзлякова стихотворение "Тень Кукова на острове Ов-

ги-ги". В это же время, очевидно, укрепились его дру-

жеские связи с Н. И. Гнедичем.

Знакомство Мерзлякова с Гнедичем, вероятно, завяза-

лось еще в бытность последнего в университетском панси-

оне. Письмо Буринского Гнедичу в 1803 г. свидетельству-

ет о близких дружеских отношениях и единстве воззрений

политических и литературных кружка Мерзлякова и будуще-

го переводчика "Илиады"3. Позже, когда ходом литератур-

ного развития Мерзляков был отодвинут в рады второсте-

пенных литераторов, а за Гнедичем утвердилась слава от-

ца русского гекзаметра, обиженный Мерзляков писал М. П.

Погодину: "Гекзаметрами и амфибрахиями я начал писать

тогда, когда еще Гнедич был у нас в университете учени-

ком и не знал ни гекзаметров, ни пентаметров и даже не

писал стихами, свидетель этому "Вестник Европы" и гос-

подин Востоков, который именно приписывает мне первую

попытку в своем "Рассуждении о стихосложении", так как

песни мои русские в этой же мере были петы в Москве и

Петербурге прежде, нежели Дельвиг существовал на све-

те". Если отвлечься от общего обиженного тона письма,

то интересно указание Мерзлякова на то, что Гнедич "се-

бя называет моим первым почитателем и другом"4. В одном

из писем Жуковскому Мерзляков просил передать Гнедичу

"поклон усердный".

1 РО РНБ. Ф. 18. Ед. хр. 4. С. 81. Запись сделана в

1811 г., однако рассмотрение заметок в книжке показыва-

ет, что владелец фиксировал в ней не события текущего

времени, а любопытные литературные известия, порой

большой давности. Изучение биографии Мерзлякова указы-

вает на пребывание в Петербурге как наиболее вероятное

время "рекомендации". Последняя, вероятно, исходила от

М. Н. Муравьева.

2 Рукоп. собр. б-ки СПбГУ. Архив Вольн. об-ва люби-

телей словесности, наук и художеств. № 151. Дело о при-

нятии в корреспонденты г. Мерзлякова. Л. 1.

3 Письмо интересно тем, что воссоздает атмосферу

кружка Мерзлякова 1803 г.:

"Досадую на себя, что не читал еще Вашего Дон-Корра-

да; правда, я не виноват, ибо все усилия и старания,

какие только можно, употребил для того, чтобы достать

это творение, которое покажет немцам, что не у них од-

них писали порой Мейснеры, Лессинги и Шиллеры. Слава

нам и языку русскому!" (Отчет Имп. Публ. б-ки за 1895

год. СПб., 1898. Прил. С. 46-47).

4 Старина и новизна. М., 1905. Кн. 10. С. 512.

Гнедича и Мерзлякова сближала общность интереса к ан-

тичной литературе. Белинский высоко оценивал переводы

Мерзлякова с латинского и греческого, ставил их имена

рядом. В статье о стихотворениях Ивана Козлова он гово-

рит о поэтах, которые "умерли, еще не сделав всего, что

можно было ожидать от их дарований, как например. Мерз-

ляков и Гнедич"2. Современники склонны были даже под-

черкивать приоритет Мерзлякова в деле разработки русс-

кого гекзаметра. М. А. Дмитриев писал: "Гекзаметры на-

чал у нас вводить Мерзляков, а не Гнедич Мерзля-

ков и Гнедич - это Колумб и Америк-Веспуций русского

гекзаметра"3. То же подчеркивали Надеждин и Погодин.

Дело в данном случае, конечно, не в том, у кого из двух

поэтов прежде определился интерес к гекзаметру, а в

том, что оба они продолжали традицию, которая шла от

Тредиаковского и Радищева в обход господствующего нап-

равления дворянской поэзии.

содержание .. 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 ..