ВИНА в СОВЕТСКОМ УГОЛОВНОМ ПРАВЕ (Б.С. УТЕВСКИИ) - часть 36

Нет нуЖды доказывать, что это утверждение покоится на вульгарном механистическом 
представлении о причинной связи. Марксистско-ленинское учение, как известно, не отрицает «пи 
разума, пи совести человека, ни оценки его действий» 

!

. Оно не отрицает их и при разрешении 

судом вопроса, мог ли подсудимый предвидеть результаты своих действий. Если субъект не 
предвидел результатов своих действий потому, что неосмотрительно, небрежно, легкомысленно и 
необдуманно действовал, когда от него требовались осмотрительность, внимательность и 
обдуманность последствий своих действий, то это не значит, что он не мог действовать иначе.
Если подсудимый не только должен был, но и мог действовать в соответствии со своим долгом и 
предвидеть последствия своих действий, то в упрек ему ставится, что он действовал не так, как 
должен был действовать, имея к этому полную возможность. Стать на иную точку зрения значило 
бы вообще отказаться от признания ответственности за нарушение обязанностей, установленных 
законом 

2

.

Среди советских криминалистов по вопросу о наличии пли отсутствии у действующего по 
небрежности возможности поступить иначе нет единого мнения. Учебник Общей части 
уголовного права ВИЮН не вводит в определение преступной небрежности признака «не мог»

3

. 

Однако многие авторы этот признак вводят. Обстоятельные и убедительные доказательства в 
пользу введе-

1

  Ленин, Соч., т. 1, стр. 77.

2

  Нельзя   согласиться   с   А.   Трайииным,   который   пишет: «Кажется   бесспорным,  что   если  лицо   фактически  не 

предвидело преступного результата, то при данных условиях оно и не могло его предвидеть. Поэтому применять 
уголовную репрессию па том основании,  что   лицо   «могло»  предвидеть,  но не  предвидело результата, значит 
вступать в явное противоречие с фактами»   (Уголовное право. Общая часть, 1929 г., стр. 274).

u

 Уголовное право. Общая часть, 1948 г., стр.345. Однако в последующем изложении автор (А. II иоптковский) говорит; 

«Субъект при этом не предвидит возможности наступления преступных последствий, однако для пего существует 
реальная возможность их предвидеть и благодаря этому избежать их или предупредить их наступление. 
Существовавшая для данного лица реальная возможность предвидеть наступление преступных последствий и их 
предупредить не была, однако, превращена им в действительность» (стр. 345). Также А. Пн опт ков с кий, Советское 
уголовное право, 1929 г., стр. 243.
285

я *

*J

ния этого признака в формулу преступной небрежности были приведены Т. Сергеевой '. На этой 
же точке зрения стоит и А. Герцензон 

й

.

Ст. 6 «Основных начал» (ст. 10 УК РСФСР) не включила в определение преступной небрежности 
признака невозможности для субъекта предвидеть последствия своих действий, ограничившись 
признаком долженствования. Однако содержание ст. 6 «Основных начал» не исключает внесения 
в число условий неосторожности и признака — «не м о г» предвидеть. По этому пути и пошла 
судебная практика.
Так, Ходорова и Гогия были осуждены за то, что, работая контролерами сберегательной кассы, 
при последующем контроле не заметили по преступной небрежности подложности подписей 
одной из вкладчиц Hai расходных ордерах. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного 
суда СССР в определении от 22 апреля 1944 г. отменила приговор, осудивший Ходорову и Гогия, 
на том основании, что «суд не установил, в какой мере контролеры, не обладающие специальными
знаниями по распознанию почерков, имели возможность в данном случае на основе «общего 
сходства» (согласно инструкции) установить подложность подписей на расходных ордерах» 

3

.

Полякова была осуждена за преступно-небрежное отношение к уходу за колхозными овцами, 
вследствие чего 20 овец были закрыты на ночь в хлев, где они от спертого воздуха задохнулись и 
погибли. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда СССР дело Поляковой 
прекратила на том основании, что «о состоянии хлева и о том, что в нем скопилось значительное 
количество навоза, способствующее газообразованию, Полякова не могла знать и не знала, а 
потому и не могла предвидеть наступивших последствий» 

4

.

Требование возможности предвидения виновным пре-

1

  Т. С е р г е е в а, К вопросу об определении преступной небрежности, «Советское государство и право», 1948 г., № 7.

2

  А.   Герцензон,   Уголовное  право.   Часть   Общая,   1948  г., стр. 340.

а

 «Судебная практика Верховного суда СССР», 1944 г., вып, VI (XII), стр. 18.

4

 Там же, стр. 25, См. также определения по делу Солнцевой от 19 января 1944 г. — «Судебная практика Верховного 

суда СССР»,

286                                                          .

ступных последствий его действий как обязательного условия ответственности за преступную 
небрежность твердо вощло в советскую судебную практику.
Б.  О б ъ е к т и в н ы й   и с у б ъ е к т и в н ы й критерии    при    преступной     небрежности
Одним из наиболее спорных в теоретических работах, посвященных неосторожности, является 
вопрос о характере тех критериев, с точки зрения которых должен решаться вопрос о том, должен 
ли был или не должен обвиняемый по конкретному делу в преступной небрежности предвидеть 
результаты своих действий. Является ли этот критерий объективным, т. е. существуют ли 
определенные типовые, стандартные, заранее предустановленные нормы человеческого 
поведения, с которыми обязан был сообразовать свое поведение обвиняемый, чтобы не допустить 
неосторожного деяния, или же такого общеобязательного критерия установить нельзя и вопрос 
должен решаться каждый раз в зависимости от индивидуальных особенностей данного 
обвиняемого— его возраста, здоровья, степени развития, жизненного опыта, специальных знаний 
и т. д.?
Этот вопрос не мог не занимать буржуазных криминалистов, так как он имел определенное 
практическое значение. Но буржуазные криминалисты, по вполне понятным причинам, не делали 
до сих пор попытки выяснить классово-политический смысл того или другого разрешения этого 
вопроса. В том или ином решении этого вопроса заинтересованы в капиталистических странах 
трудящиеся. Несомненно, что в условиях; буржуазного суда в интересах трудящихся признание 
субъективного критерия, при котором суд обязан учитывать недостаток специального и общего 
образования, незнание закона и другие обстоятельства, обычно сопровождающие совершение 
трудящимися преступлений по небрежности в капиталистических странах. Наоборот, признание 
объективного критерия приводит в буржуазном суде к предъявлению к подсудимым-трудящимся  
таких   требований,   которым

1944  г., вып. IV (X), стр. 12—13; по делу Мсдведкиной от 27 января
1945   г.,— «Судебная  практика   Верховного   суда   СССР»,  1945  г., вып. II (XVIII), стр. 17.
287

удовлетворяют представители господствующего класса и которые непосильны для трудящихся.
Самое понятие должного поведения имеет в капиталистических странах определенное 
политическое содержание, чуждое трудящимся. Долг в буржуазной морали и в буржуазном праве 
— это долг перед буржуазным государством, а содержание долга и должного поведения 
определяется здесь материальными интересами господствующего класса. Объективный критерий, 
исходящий из такого понимания долга, невыгоден в капиталистическом государстве подсудимым-
трудящимся, но выгоден подсудимым— представителям  господствующего класса.
И действительно, буржуазные криминалисты, сторонники объективного критерия, исходят из 
установленного еще римским гражданским правом, — правом, с резко выраженным классовым 
характером критерия, а именно из критерия diligens pater families, т. е. образцового, рачительного 
хозяина-собственника, крепко держащего в руках имущество, жену и детей. При господстве 
объективного критерия буржуазный суд предполагает у трудящихся сознание долга, основанное 
на явно чуждых им или даже враждебных представлениях, на явно враждебных их сознанию 
правилах должного поведения. Криминалисты, сторонники объективного критерия (Липман и др.),
открыто ссылаются при раскрытии содержания объективного критерия на соответствующие 
нормы гражданского права, т. е. нормы, утверждающие господство частной собственности и 
требующие исполнения ряда обязанностей, установленных в интересах частных собственников.
В советской юридической литературе было высказано мнение, что именно субъективный 
критерий может стать в руках буржуазного суда средством для осуществления классовой 
политики. В подтверждение этого говорится обычно: как проверить судью, если он утверждает, 
что данное лицо по своим личным качествам могло или, наоборот, не могло предусмотреть 
преступный результат? •
С этим положением нельзя согласиться. Прежде всего, проведение классовой политики 
облегчается для буржуаз-

1

 В.  М а к а ш в и л и и  Т. Ц е р е т е л и, дпт. статья в мах социалистического права», 1939 г., № 4—5, стр. 105,

288
<Пробле-

ного суда при господстве объективного масштаба, так как масштаб этот не только столь высок, 
что a priori ни один трудящийся ему не удовлетворяет, но и к тому же не оспорим для 
подсудимого. Подсудимый не может доказывать, что для пего, по его индивидуальным данным, 
этот масштаб непосилен.. При объективном критерии суд сам устанавливает его содержание и не 
сообразуется с тем, мог ли подсудимый выполнить требования этого масштаба, т. е. в состоянии 
ли он был предвидеть последствия своих действий.
Иначе обстоит дело с субъективным критерием. Вообще субъективные критерии в руках 
буржуазных судов — не в интересах трудящихся и, как правило, выполняют реакционную роль 
потому, что критерием оценки при субъективном критерии служат убеждения, взгляды, 
моральные нормы самого суда. Буржуазный суд формально может любое свое (т. е. 
господствующего класса) убеждение выдать за всеобщее и обязательное для подсудимого. 
Достаточно вспомнить, как нагло гитлеровские криминалисты свои звериные 
человеконенавистнические взгляды выдавали за «здоровое народное чувство». Буржуазному суду 
достаточно сослаться на наличие такого субъективного критерия, чтобы обосновать любой 
угодный ему приговор.
Но в вопросе о преступной небрежности субъективный критерий играет иную роль. В данном 
случае субъективное прямо переносится на подсудимого. При субъективном критерия суду, 
рассматривающему дело трудящегося, обвиняемого в преступной небрежности, дается — 
формально, во всяком случае, — указание: сообразуйся с особенностями вот этого 
индивидуального подсудимого, стоящего перед тобой, решай: должен ли был он и мог ли он по 
своим индивидуальным особенностям предвидеть результаты своих действий или не должен был 
и не мог. Конечно, буржуазный суд, проводя классовую политику, сумеет обойти это требование и
найдет способ вынесения желательного ему приговора. Тем не менее положение буржуазного суда
при субъективном критерии затруднялось бы, а положение обвиняемого улучшалось бы. 
Обвиняемый не может вступать в спор с судом, утверждающим, что его, обвиняемого, поведение 
нарушило требования морали, и не может доказывать, что оно было этичным. Но подсудимый мог
бы доказывать, что он не

19  Зак. 5568.   Б.  С.  Утевский.

289

мог предвидеть, скажем, аварии, потому что он был болен, переутомлен, не имел достаточной 
подготовки, не получил необходимой инструкции и т. д. Поэтому-то буржуазные авторы и 
практика буржуазных судов стоят на позициях объективного критерия при неосторожности.
Хотя вопрос об объективном и субъективном критерии при преступной небрежности в советской 
литературе не нашел еще однообразного решения, тем не менее он решается исходя из 
совершенно иных принципиально-политических оснований.
В. Макашвили и Т. Церетели выступают за признание господствующим в советском уголовном 
праве объективного критерия при определении меры предусмотрительности для лица, 
обвиняемого в преступной небрежности. Они считают, что «советскому судье надо дать твердый и
ясный масштаб, а не лишенный всякой определенности и меняющийся в зависимости от 
субъективных свойств отдельного индивида критерий. Только при этом условии можно считать, 
что предложенный масштаб носит юридический характер и в состоянии служить проводником 
единой социалистической законности» '.
Свое утверждение В. Макашвили и Т. Церетели обосновывают ссылкой на буквальный текст п. 
«б» ст. 10 УК РСФСР, который, определяя неосторожность, считает действующими неосторожно 
лиц, которые «должны» были предвидеть последствия своих действий, а не «могли» предвидеть. 
Авторы считают, что этим самым дан «объективный масштаб» в своем чистом виде и что такой 
масштаб логически вытекает из основных начал, на которых построено социалистическое 
общество, имеющее право требовать от граждан полного напряжения сил при той или иной 
деятельности, проявления той заботливости, которая должна характеризовать каждого участника 
борьбы за строительство коммунистического общества 

2

.

1

  В.  Макашвили и Т.  Церетели, указ. соч., стр. 105.

2

  За требование «средней   общеобязательной осмотрительности, нарушение которой составляет уголовно-правовую 

небрежность», сы-ступает А. Н. Т р а йнин. Он считает, что «уголовный закон... всегда вынужден иметь  в виду  
некоторую  среднюю  норму, обязательную для  всех   во  имя  интересов   коллектива».  Правда, А. Н. Трайнин 
добавляет, что уровень общеобязательной осмотрительности вряд ли можно фиксировать,  так  как он постоянно  
меняется в зависимости от условий места и времени. А. И. Трайнин, Уголовное право. Часть Общая, 1929 г., стр. 275.

290                                                                                                              ■       ■■■ ■

6. Макашвили и Т. Церетели дискуссируют с А. Л. Пионтковским, который считает, что вопрос о 
том, должен был или не должен субъект предвидеть последствия своих действий, — это вопрос 
факта (quaestio facti), который решается судом в зависимости от всей конкретной обстановки 
события., т. е. в зависимости и от индивидуальных свойств лица и от объективных условий. 
«Мерилом должной предусмотрительности, — пишет А. А. Пионтковский, — служит 
предусмотрительность, которая в таких случаях требуется правилами профессии, обычаями, 
существующими в данном круге лиц, и т. д. Для лица, обладающего специальными знаниями, 
высоким развитием, эта норма будет одна, для лица, причинившего тот же результат, но не 
обладающего такими знаниями или такой сознательностью, эта норма будет другая» 

1

.

Главный довод против точки зрения А. Л. Пионтков-ского Б. Макашвили и Т. Церетели видят в 
том, что А. Пионтковский решение вопроса о наличии или отсутствии должной 
предусмотрительности всецело предоставляет свободному усмотрению суда и что такая 
постановка вопроса может внести разнобой в судебную практику. «Один судья, — пишут авторы, 
— при определении должной предусмотрительности будет придавать решающее значение 
субъективным возможностям обвиняемого, другой,   напротив,   в   совершенно   аналогичном   
случае

1

 А. Пионтковский, Советское уголовное право, том первый. Общая часть, изд. 3-е, 1929 г., стр. 244. Буквально в тех же 

словах А. Пионтковский повторяет это утверждение в учебнике «Уголовное право. Общая часть», изд. 3-е, 1943 г., стр. 
151. Несколько в иной редакции, но по существу так же разрешает вопрос А. Г1н-оитковскнй и в 4-м издании этого же 
учебника. Здесь утверждается, что вопрос о том, была ли у субъекта реальная возможность предвидеть наступление 
последствий своих действий, «может быть разрешен лишь путем внимательного изучения всей конкретной обстановки 
данного события как в отношении объективных обстоятельств, при которых наступил данный преступный результат, 
так и в отношении субъективных свойств самого лица, его причинившего» (стр.346). Уже после опубликования статьи 
В. Макашвили и Т. Церетели появилась брошюра М. Шаргородского «Вина и наказание в советском уголовном праве», 
1945 г., в которой он придерживается субъективного критерия (стр. 10). Также учебник для юридических школ, 1940 г., 
стр. 55. Против объективного критерия — Т. Сергеева в цит. статье, стр. 19—20.
19*
291

отдаст предпочтение объективным требованиям,    которые %  предъявляются к  лицу,   благодаря 
его    общественному '  или служебному положению и т. п.» '. |        В. Макашвили и Т. Церетели 
задают вопрос:   «Какой советский судья оправдает лицо,  которое  будет доказы-г вать, что оно по
своему умственному развитию, по своему \   опыту и   тому    подобным    субъективным    
свойствам не могло предусмотреть вредного последствия своей деятельности?» 

2

.

Этот конкретный вопрос, как и общий ответ на вопрос о приемлемости для советского 
социалистического уголовного права объективного или субъективного критерия, должен быть 
решен путем совершенно иной его постановки.
Наука    советского    уголовного    права    и    судебная { практика предъявляют к субъекту 
неосторожного деяния J требование  долженствования   предвидения   последствий Sсвоих 
деяний,   но   при  условии, что обвиняемый мог их предвидеть. Поэтому вопрос об объективном 
или субъективном критерии необходимо поставить отдельно и разрешить в отношении 
долженствования предвидения, с одной стороны, и возможности предвидения — с другой.
Вопрос о долге советского гражданина, о должном и не должном его поведении решается в 
социалистическом уголовном праве принципиально иначе, чем в буржуазном уголовном праве. В 
буржуазном государстве понятие должного определяется с точки зрения господствующего класса, 
т. е. «меньшинства».
Совершенно по-иному обстоит дело в советском уголовном праве. В советском уголовном праве 
представления о долге и должном поведении, из которых исходит уголовный закон и уголовный 
судья, являются вместе с тем представлениями: о долге и должном поведении всего народа. 
Интересами всего народа, его морально-политическими взглядами и убеждениями, продиктованы 
ст.ст. 130—133 Сталинской Конституции, устанавливающие обязательные для каждого 
гражданина СССР правила поведения: «Каждый гражданин обязан соблюдать Конституцию 
Союза Советских Социалистических Республик, исполнять законы, блюсти дисциплину труда, 
честно

1

  В. Макашвили  и Т. Це р е т ел и, указ. соч. стр. 106.

2

  Та м же, стр. 107.

292