ПОВЕДЕНИЕ ЖИВОТНЫХ. Психобиология, этология и эволюция (Д. Мак-Фарленд) - часть 112

 

  Главная      Учебники - Разные     ПОВЕДЕНИЕ ЖИВОТНЫХ. Психобиология, этология и эволюция (Д. Мак-Фарленд) - 1988 год

 

поиск по сайту            правообладателям  

 

 

 

 

 

 

 

 

содержание   ..  110  111  112  113   ..

 

 

ПОВЕДЕНИЕ ЖИВОТНЫХ. Психобиология, этология и эволюция (Д. Мак-Фарленд) - часть 112

 

 

ванного на использовании компьютера (Savage-Rumbaugh et al., 1978; 1980).
Оценивая результаты этих экспериментов, необходимо иметь в виду и тот факт, что
шимпанзе могут обманывать. Они способны использовать непроизвольные намеки, 
которые могут допускать экспериментаторы, или могут просто научиться 
последовательности трюков подобно тому, как это делают животные в цирке.
В 1978 г. Гарднеры проводили эксперименты с Уошо в таких условиях, когда сами 
экспериментаторы не знали ответа на вопрос, предлагаемый обезьяне. Уошо 
должна была назвать объект, показываемый на слайде, делая соответствующий 
знак находящемуся рядом человеку, который не мог видеть этого слайда. Второй 
экспериментатор мог видеть жесты Уошо, тогда как сама Уошо его не видела; при 
этом экспериментатор не видел слайдов. Уошо должна была назвать 32 предмета, 
каждый из которых ей показывали четыре раза. Она дала правильные ответы на 92 
из 128 вопросов. Подобные тесты проводились и на некоторых других шимпанзе, 
которые были объектами этих исследований (Rumbaugh, 1977; Premack, 1976; 
Patterson, 1979).
Вполне возможно, что шимпанзе научаются тому, что они должны делать при 
получении определенных сигналов, точно так же, как цирковые животные 
обучаются тому, что им следует делать в ответ на соответствующие сигналы 
дрессировщика. Чтобы определить, понимают ли шимпанзе смысл знаков и 
символов, которыми они манипулируют, необходимо провести такой эксперимент, 
где обезьяне пришлось бы называть предметы в ситуации, отличающейся от той, 
где происходило научение. В этом плане было проведено множество различных 
опытов (например, Gardner, Gardner, 1978; Savage-Rumbaugh et al., 1980), 
результаты которых показали, что шимпанзе на самом деле способны называть 
предъявляемые предметы. Более того, иногда обезьяны делали это спонтанно. Так, 
например, Ним делал знак собаки, когда видел живую собаку или ее изображение 
или когда слышал собачий лай (Terrace, 1979).
Существуют определенные доказательства того, что шимпанзе могут постигать 
смысл слов, т. е. что они на самом деле способны употреблять названия различных 
объектов. Однако их способности не столь очевидны, когда дело касается многих 
других аспектов языка человека, которые представляют интерес прежде всего при 
оценке когнитивных способностей шимпанзе. Особый интерес представляет вопрос
о том, способны ли шимпанзе вводить в свой репертуар новые (не выученные 
ранее) «сообщения». Этот вопрос представляется важным и для оценки танца пчел 
(см. гл. 23).
По-видимому, иногда шимпанзе создают новые фразы. Сообщалось, в частности, о 
том, что Уошо выдумала слово "candy drink" («сладкое питье») для обозначения 
арбуза, а лебедя назвала "water bird", т. е. водяной птицей. Однако такие случаи 
трудно интерпретировать, поскольку существует возможность, что кажущееся 
новым использование слова является лишь результатом простой генерализации. 
Например, Уошо научили знаку цветка, когда показывали ей настоящий цветок. 
Она освоила этот знак, но пользовалась им не только в отношении цветка, но и в 
отношении аромата табака и запахов кухни. Возможно, что Уошо связала этот знак 
с запахом цветка и генерализовала его на другие запахи (Gardner, Gardner, 1969).
Другая проблема состоит в том, что шимпанзе иногда создают новые комбинации 
слов, которые выглядят как не имеющие никакого смысла. Любимой пищей Нима 
были бананы, и он часто комбинировал это слово с другими словами, такими, как 
питье, щекотание и зубная щетка. Хотя и можно предположить, что "banana 
toothbrush" («банан» - «зубная щетка») - это требование банана и зубной щетки, 
чтобы почистить зубы после съедания банана, но это предположение кажется 
маловероятным, поскольку банан и зубная щетка никогда не оказывались в поле 
зрения обезьяны в одно и то же время и Ним никогда не просил тех предметов, 
которых он не мог видеть раньше (Ristau, Robbins, 1982). По-видимому, такие 
причудливые комбинации слов представляют собой пример игры словами, которая 
напоминает подобную игру у детей. Экспериментато-

449

ры заметили, что Уошо делала знаки и сама себе, когда играла одна, - почти так же,
как дети разговаривают сами с собой. Таким образом, мы можем сказать, что 
попытки научить шимпанзе и других человекообразных обезьян различным типам 
человеческого языка имели ограниченный успех. Вероятно, человекообразные 
обезьяны способны достичь в этом лишь уровня маленького ребенка. Вполне 
возможно, что различие между человекообразными обезьянами и человеком - это 
всего лишь различие в интеллекте. Однако вполне вероятной представляется и 
гипотеза о том, что люди обладают каким-то врожденным аппаратом для освоения 
языка. Эту мысль первым высказал Хомски (Chomsky, 1972). Во всяком случае, 
описанные здесь эксперименты с человекообразными обезьянами определенно 
открыли нам такие их способности, о которых мы раньше и не подозревали, и 
существенно приблизили нас к пониманию когнитивных возможностей этих 
животных.

26.4. Истоки человеческого языка

Скорее всего, истоки человеческого языка навсегда останутся для нас загадкой. 
Брешь, разделяющая лингвистические возможности человека и животных, 
настолько велика, что мы можем узнать лишь крупицу, когда проводим 
сравнительные исследования с различными живущими ныне видами животных. 
Изучение ископаемых остатков дает нам какую-то путеводную нить, но эти данные
очень трудно интерпретировать. Проблема заключается в том, что нам не ясно, что 
именно считать доказательством языковой способности (Passingham, 1982). Если 
считать, что речь была необходимым предшественником языка, то следует 
пользоваться данными, относящимися к эволюции голосового аппарата. 
Реконструкции, основанные на характеристиках костей черепа и нижней челюсти, 
дают основание предположить, что голосовые аппараты неандертальца, 
австралопитеков и шимпанзе очень схожи (Lieberman, 1975). Даже если мы не 
примем в расчет сомнения в надежности таких данных, мы не сможем сделать 
вывод, что неандерталец не был способен к языку.
Вполне возможно, что эволюция языка началась с какого-то изощренного 
использования жестов, а речь возникла уже позже (Passingham, 1982).
Слепки мозга ископаемых гоминид дают нам информацию о размерах и форме 
мозга, которые можно сравнить с соответствующими характеристиками мозга 
современного человека. Можно предположить, что крупный мозг, вероятнее всего, 
ассоциируется с языковыми способностями у приматов, однако неизвестно, 
насколько большим для этого должен быть мозг. Мозг неандертальца слегка 
превышает по размеру средний мозг человека, но означает ли это, что язык был 
характерной чертой, присущей жизни неандертальца? Большой мозг может быть 
признаком интеллекта, однако может оказаться, что «обладание человеческим 
языком связано с особым типом психической организации, а не просто с большей 
степенью интеллекта» (Chomsky, 1972). Однако при анализе конфигурации мозга 
можно получить дополнительные ключи к пониманию этой проблемы. У 
некоторых гоминид наблюдается асимметрия полушарий - особенность, сходная с 
особенностью мозга современного человека (LeMay, 1976). У Homo sapiens 
прослеживается определенная связь между асимметрией мозга и существованием 
языка, и вполне возможно, что нечто подобное имело место у некоторых ранних 
гоминид (Passingham, 1982). Были также предприняты попытки идентифицировать 
в слепках мозга ископаемых некоторые структуры, относительно которых известно,
что у современного человека они имеют отношение к языку (Holloway, 1976). Быть 
может, с помощью более совершенных методик (например, Holloway, 1981) можно 
было бы более глубоко провести такого рода анализ, однако те данные, которыми 
мы располагаем в настоящее время, подтверждают только самые осторожные 
предположения.
Различные предметы, изготовленные древним человеком, которые обнаружены на 
местах его стоянок, свидетельствуют об использовании им символических 
изображений. Каменные орудия и другие инструменты уходят в глубь веков на 2,5 
млн. лет (Lewin, 1981), но они еще не являются
450

Рис. 26.7. Изображение вражды племен, сделанное индейцами племени Сью. (По Klix, 1982.)

необходимыми свидетелями существования языка (Passingham, 1982). Украшения, 
обнаруживаемые на ископаемых изделиях, заставляют предположить, что их 
изготовитель владел символическим языком (Marshack, 1976), и такие украшенные 
изделия отстоят от нас примерно на 300 000 лет. Однако рисунки-изображения, по-
видимому, появились только у Homo sapiens около 30 000 лет назад. Письменный 
язык, скорее всего, развивался от изобразительных символов с эмоциональным и 
мистическим значением к более информативному изображению каких-то 
конкретных ситуаций (рис. 26.7). Однако мы можем идентифицировать свойства 
истинного языка только тогда, когда обнаружим символы для звуков речи, а не для 
понятий (Klix, 1982).

26.5. Язык и познание

Как мы уже видели, шимпанзе и других человекообразных обезьян можно научить 
разговаривать с человеком, используя язык знаков, или посредством чтения и 
письма с помощью пластиковых жетонов, или с помощью символов, которые 
обеспечивает компьютер. Эти данные заставляют предположить, что шимпанзе 
можно научить значению слов в том смысле, что эти обезьяны смогут использовать
названия предметов. Они в состоянии создать словарь более чем на сто слов и, по-
видимому, способны иногда составлять новые фразы.
Чрезвычайно интересен вопрос, имеющий множество различных аспектов и 
заключающийся в следующем: обнаруживаются ли в экспериментах с различными 
вариантами языка обезьян какие-либо когнитивные способности этих животных. 
Один из аспектов этого вопроса - различие между знанием «как» и знанием «что». 
Обезьяна может знать, как выпросить подкрепление в том смысле, что она может 
научиться делать соответствующий жест. Однако это умение нельзя приравнять к 
знанию того, что, произведя какой-то определенный жест, можно получить за него 
награду. «Знать что» ("know that") подразумевает понимание взаимоотношений 
между явлениями, выходящими за рамки простой связи - стимула и ответа. 
Человеческое «знание как» ("knowing how") распространяется на очень многие 
примеры сложного мастерства, такие, как быстрое печатание на машинке или игра 
в гольф, где исполнитель может добиваться хорошего результата, не понимая или 
будучи не в состоянии описать связь между целью поведения и выполняемыми 
действиями. В других случаях, напротив, люди отчетливо понимают весь процесс, 
который приводит их к определенной цели, и могут его описать. В своих обзорах 
Ристау и Роббинс (Ristau, Robbins, 1981; 1982) обсуждают вопрос о том, можем ли 
мы на основе экспериментов с языком понять, каким путем из этих двух действуют 
человекообразные обезьяны.
Здесь уместно рассказать о результатах некоторых экспериментов, проведенных с 
Ланой (Rumbaugh, Gill, 1977). Лана научилась пользоваться фразами, 
составленными из пластмассовых символов, чтобы выпрашивать определенные 
виды подкрепления. Она могла написать: «Пожалуйста машина дать банан» 
("Please machine give banana"), что легко можно интерпретировать как знание того, 
каким путем можно получить банан. Однако Лану попытались также научить 
называть два предмета: банан и конфеты фирмы «М и М» (М&М candy). Ей по 
очереди показывали банан и конфету «М и М» и спрашивали (с помощью 
компьютерной клавиатуры экспериментатора): «Это называться как?» Правильный 
ответ (с помощью клавиатуры) был бы: «Это назы-
451

Рис. 26.8. Методика обучения Сары понятию «называется». А. Символ «называется» помещают между
символом яблока и настоящим яблоком. Б. Символ «называется» помещают между символом банана и
настоящим бананом. В. Между символом банана и яблоком помещают символ «называется», а перед 
ним -символ «нет». (По Premack, Premack, 1972.)

ваться банан». Правильные ответы подкреплялись. Лане потребовалось 1600 тестов
(сочетаний), чтобы научиться решать эту задачу, несмотря на то что раньше она 
сотни раз выпрашивала эти лакомства, применяя стандартную фразу: «Пожалуйста 
машина дать банан». На основе этого возникает предположение, что Лана не знала 
значения символов, с которыми она раньше манипулировала, выпрашивая конфеты
или банан. Однако стоит отметить, что от Ланы первоначально и не требовалось 
знать значения символов и что стандартное выпрашивание указанных лакомств на 
основе «знания как» сделалось привычкой, которую трудно изменить. Такую 
интерпретацию подтверждают данные о том, что при последующей тренировке 
Ланы, нацеленной на обучение ее называть другие предметы, успеха добились 
гораздо быстрее. Вполне возможно, что начальные трудности в приобретении 
Ланой умения называть предметы возникли потому, что она не смогла отличить 
требования новой ситуации от тех, где символы банана и конфет «М и М» 
использовались первоначально.
В экспериментах с Сарой Примак (Premack, 1976) следующим образом обучал ее 
понятию «называется». Перед настоящим яблоком на некотором расстоянии клали 
его пластмассовый символ. От Сары требовалось, чтобы она заполнила промежуток
между ними еще одним пластмассовым жетоном, который должен был обозначать 
«называется». Таким образом, она явно создавала предложение: «Яблоко (объект) 
называется яблоко». Понятие «не называется» формировалось за счет 
присоединения обычного символа отрицания к пластмассовому символу 
«называется». Когда символ яблока клали на некотором расстоянии перед бананом,
от Сары требовалось, чтобы она выбрала правильный символ и заполнила им 
промежуток между предметами (рис. 26.8). В этом случае Сара получала награду, 
если выбирала символ «не называется». Она оказалась способной правильно 
использовать эти символы и в тестах с названиями реальных предметов, и в 
последовательностях с другими пластмассовыми символами.
Способность научаться тому, что абстрактные фигуры являются символами 
объектов реального мира, предполагает, что у шимпанзе есть какое-то понятие типа
«знания что», подобное декларативной репрезентации (declarative representation). 
Однако трудно придумать какое-то доказательство этого, которое никак нельзя 
было бы связать с особенностями применяемой методики. Ведь вполне может быть,
что Сара обучилась просто тому, что жетоны «называется» и «не называется» 
означают ответные действия, которые нужно выполнить в тех случаях, когда две 
вещи (например, яблоко и символизирующий его жетон) будут эквивалентны или 
неэквивалентны. А это разновидность «методики соответствия» (см. гл. 27.1).

26.6. Психические образы

Вопрос о психическом представлении - это вопрос, который вот уже более десяти 
лет занимает важное место в когнитивной психологии человека. Методика, которая
обычно используется для получения объективной меры такого непостижимого 
явления, как психические представления, - это психическая хронометрия. Она 
учиты-
452

 

 

 

 

 

 

 

содержание   ..  110  111  112  113   ..