|
|
содержание .. 101 102 103 104 105 106 ..
"Человек природы" в русской литературе XIX века и "цыганская тема" у Блока - часть 3
Не случайно народность воспринимается Пушкиным в эти годы, в частности, как страстность, способность к полноте сердечной жизни. (Ср. "Черную шаль", явно тяго- теющую в своем замысле к "Братьям-разбойникам", перво- начально задуманным в том же романсно-балладном ключе, - ср. набросок "Молдавской песни":
Нас было два брата - мы вместе росли - И жалкую младость в нужде провели... (IV, 373)
И то, что ключ к народности ищется в "цыганской" или "молдавской" теме, - не случайно. Дело и в том, что об- раз русского крестьянина влек за собой совершенно иной круг идей - тему крепостничества ("но мысль ужасная здесь душу омрачает..."), а не идеальной жизни, народа в чистой субстанции этого понятия. Но и в другом: еще со времени Державина установилось противопоставление бурного, страстного, темпераментного "цыганского" типа и "чинного" облика русской крестьянки.
Возьми, египтянка, гитару, Ударь по струнам, восклицай; Исполнясь сладострастна жару, Твоей всех пляской восхищай. Жги души, огнь бросай в сердца От смуглого лица. Неистово, роскошно чувство, Нерв трепет, мление любви, Волшебное зараз искусство Бакханок древних оживи. Жги души, огнь бросай в сердца От смуглого лица.
Как ночь, - с ланит сверкай зарями, Как вихорь, - прах плащом сметай, Как птица, - подлетай крылами, И в длани с визгом ударяй. Жги души, огнь бросай в сердца От смуглого лица... Нет, стой, прелестница довольно, Муз скромных больше не страши; Но плавно, важно, благородно, Как русска дева, пропляши...
("Цыганская пляска". 1805)
Здесь уже находим и существенный для "цыганской" те- мы образ яркой, жгущей душу страсти, и не менее сущест- венное для нее сочетание любви и смерти - не имеющее и тени мистицизма свидетельство силы земного чувства:
Топоча по доскам гробовым Буди сон мертвой тишины.
Страсть, которая не удерживается в пределах умерен- ной гармонии, а пожирает человека, страсть - дисгармо- ния ("в длани с визгом ударяй") - вместе с тем и полное проявление человека, вызывающее воспоминание об антич- ной полноте жизни, то есть о "нормальном" человеке:
Волшебное зараз искусство Вакханок древних оживи.
Мысль о том, что только страсть, выводящая человека за пределы привычного, в "ненормальном" обществе возв- ращает человека к человеческой норме, родилась в XVIII в., но, пройдя сквозь века, прозвучала и в "Сказках об Италии" Горького ("Тарантелла" и другие), и в известных словах Блока:
...только влюбленный Имеет право на звание человека .
Показательно, что еще для И. Дмитриева "цыганская" тема оказалась за пределами искусства: в стихотворение "К Г. Р. Державину" (1805) он ввел образ условно-поэти- ческой буйной толпы:
Рдяных Сатиров и Вакховых жриц -
и лишь в примечаниях пояснил: "Здесь описаны цыгане и цыганки, которые во все лето промышляют в Марьиной роще песнями и пляскою". Итак, не только яркость, при- поднятость над обыденностью героя-цыгана привлекают на- ше внимание при рассмотрении темы настоящего исследова- ния. Для того
1 Блок А. А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1960. Т. 2. С. 289. В дальнейшем ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием тома и страницы.
чтобы отличить, к романтической или неромантической, идущей из глубин демократической мысли XVIII в. тради- ции следует отнести тот или иной образ, существенно другое: отношение героя к народу, понимание природы че- ловека и природы народа. В этом смысле очень характерна поэма Е. Баратынского "Цыганка" ("Наложница"), позволя- ющая проследить различие между Земфирой Пушкина и Сарой Баратынского. Поэма Баратынского написана в период сближения поэта с пушкинскими требованиями психологи- ческого реализма (это очень сильно отразилось в предис- ловии, вызвавшем одобрение Белинского), однако принцип структуры характера у Баратынского романтический. Это тем более заметно, что влияние пушкинской традиции, вплоть до прямых цитат', ощущается очень явно. Свобод- ный, основанный лишь на любви, а не на долге и тем бо- лее не на юридических обязательствах, союз героя и Сары определен словами, почти точно заимствованными из пуш- кинской поэмы. И все же сказанное лишь ярче подчеркива- ет разницу в структуре образов. Два женских персонажа поэмы Баратынского противопоставлены, в духе романти- ческих поэм, по принципу темперамента, напоминая анти- тезу Зарема - Мария в "Бахчисарайском фонтане". То, что героиня - цыганка, в данной связи должно подчеркнуть темперамент как основу характера. Иной смысл имеет про- тивопоставление Сары герою. Их характеры приравнивают- ся. За покрывалом бытового повествования вырисовываются романтические контуры сильных, страстных, одиноких на- тур. Оба героя находятся в одинаковых отношениях к лю- дям, народу. "Люди" - это сила, которая не принимает своеобразия, самобытности яркой личности, стремится ни- велировать ее под общий уровень и тем губит. Для героя это "свет", который осудил его разгульную жизнь и властно навязывает ему требования "приличий", безжа- лостно казня за их нарушение. И то, что дело здесь не только в сатире на "свет", а в романтическом осуждении "толпы" (то есть народа), ясно, поскольку по отношению к Саре ту же роль играет хор. Хор в поэме Баратынского - совсем не свободный союз ярких, полных жизни людей, в среде которых и личность человека получает полное раз- витие: хор нивелирует, он не терпит своеволия. Порыв Сары к счастью он наказывает убийством ее возлюбленного и властно возвращает героиню к общему существованию. С этим связан трагический конец: герой-отщепенец погибает под двойным ударом общества и хора, а героини влачат свое существование, подчинившись власти коллектива. Ве- ра становится холодной и приличной женщиной света, а Сара - подчиненной хору и утратившей власть над своей судьбой цыганкой. Общество казнит "беззаконную комету". Все это бесконечно далеко от соотношения человека и на- рода в мире пушкинских цыган. Само появление "цыганской" темы было связано с воз- никновением интереса к народу, литературному изображе- нию народного характера, с тем специфическим пониманием природы человека и народа, которое зародилось в XVIII в. Однако оформиться эта тема смогла лишь в начале XIX в., когда стало возникать представление о мире собс- твенности как не меньшем носителе
Ср. стихи: "И от людей благоразумных...", "Своим пенатам возвращенный..." с "Евгением Онегиным". Есть совпадения и с другими поэмами Пушкина.
зла, чем мир бюрократического гнета. Именно тогда воз- ник герой-номад, цыган, бродяга, погруженный, вместо имущественных забот, в поэзию, музыку, искусство. Под- линный народ в своих высших потенциях - "племя, поющее и пляшущее". Не случайно рядом с "цыганской темой" воз- никает образ народа, живущего в краю песен - "стране искусства". Так возникает сначала гоголевская Украина, затем гоголевская Италия, а позже - тема Италии в русс- кой литературе, которая дойдет до Горького и Блока как своеобразный двойник "цыганской темы". По сути дела, и казаки в "Тарасе Бульбе" - номады, которые отреклись от мира семейственного, имущественного и предались "това- рийству", войне и веселью. Это (что чрезвычайно сущест- венно) воспринимается автором как приобщение личности к стихии, коллективу и коллективным страстям. Но, принци- пиально отличаясь от романтиков, Гоголь считает, что такое приобщение человека к чему-то большему, чем он сам (дружбе, народу, истории, в конечном счете - сти- хии), не означает потери себя. Вместо романтической ан- титезы: яркая личность, отделенная от народа, - смирен- ная безличность, приобщенная к целому (народу, семье, обычаю, обряду, религии, фольклору), здесь бедность и раздробленность, вплоть до полной призрачности личнос- ти, взятой в отдельности, - и яркость, индивидуальная полнота человека, отдавшего себя стихии. Такова стихия боя - веселая, поглощающая и обогащаю- щая личность. Это тоже - погружение в искусство, в му- зыку: "Андрий весь погрузился в очаровательную музыку пуль и мечей. Он не знал, что такое значит обдумывать, или рассчитывать, или измерять заранее свои и чужие си- лы. Бешеную негу и упоенье он видел в битве. Пиршест- венное зрелось ему в те минуты, когда разгорится у че- ловека голова, в глазах все мелькает и мешается, летят головы, с громом падают на землю кони, а он несется, как пьяный, в свисте пуль, в сабельном блеске и в собс- твенном жару..."' Связь темы жизни, погруженной в искусство, с той полнотой индивидуального бытия, которая и составляла для Пушкина основу свободолюбия (ср. "Из Пиндемонти"), раскрыта в знаменитом описании танца запорожцев в "Та- расе Бульбе": "Земля глухо гудела на всю округу, и в воздухе только отдавалось: тра-та-та, тра-та-та. Толпа, чем далее, росла; к танцующим приставали другие, и вся почти площадь покрылась приседающими запорожцами. Это имело в себе что-то разительно-увлекательное. Нельзя было без движения всей души видеть, как вся толпа отди- рала танец, самый вольный, самый бешеный, какой только видел когда-либо мир, и который, по своим мощным изоб- ретателям, носит название казачка. Только в одной музы- ке есть воля человеку. Он в оковах везде. Он - раб, но он волен только потерявшись в бешеном танце, где душа его не боится тела и возносится вольными прыж- ками, готовая завеселиться на вечность"2. Таким образом, "цыганская" тема на первом этапе сво- его исторического существования была связана с той "двуплановостью" художественного изображения, которая составляла основу образной структуры просветительского
1 Гоголь Н. В. Полн. собр. соч.: [В 14 т. М.], 1937. Т. 2. С. 85. 2 Там же. С. 299-300 (курсив наш. - Ю. Л.. 3. М.).
мышления. Прямолинейное деление всего художественного материала на выражающий "норму" человеческих отношений и ее противоестественное искажение порождало интерес к таким художественным образам, которые могли бы быть противопоставлены действительности как ее неискаженная субстанциональная сущность. Дальнейшее развитие реализма усложняло отношение между этими планами, снимая механистическую антитезу и раскрывая их сложное, диалектическое взаимопроникнове- ние. Процесс этот повлиял и на художественное раскрытие "цыганской темы" в литературе второй половины XIX в. Образ цыгана, бродяги-артиста, художника, презревше- го власть собственности, втягивается в мир бытовой жи- вописи. Он теряет философическую идеальность, из героя вне современной среды он становится героем артистичес- кой среды. "Цыганская тема" сливается с образом жизни, погруженной в искусство, но уже не в абстрактно-фило- софском, а бытовом смысле, то есть с образом богемы. Показательна этимология слова "богема" (от французского "boheme" - в буквальном смысле "цыганщина"). То, что на ранней стадии существовало как антитетические образные планы: артистичность, погруженность в стихию, музыку, яркость личности, полная внутренняя раскованность и ее политический адекват - свободолюбие, органическое неп- риятие всего бюрократического, мертвенного, то есть верность природе человека, с одной стороны, - и пош- лость, мелкое корыстолюбие, эгоистический расчет, вклю- ченность в уродливую и ничтожную социальную жизнь, то есть искажение характера художника, бунтаря и отщепен- ца, в реальной жизни общества, с другой, - теперь прев- ращается в компоненты одного, сложно-противоречивого образа. Это очень ясно видно на примере "Живого трупа" Л. Н. Толстого. Федя . (махает рукой, подходит к Маше, садится на диван рядом с ней). Ах, Маша, Маша, как ты мне раз- ворачиваешь нутро все. Маша. Ну, а что я вас просила... Федя. Что? Денег? (Вынимает из кармана штанов). Ну, что же, возьми. Маша смеется, берет деньги и прячет за пазуху. Федя (цыганам). Вот и разберись тут. Мне открывает небо, а сама на душки просит. Ведь ты ни черта не пони- маешь того, что сама делаешь2. Цыганка Маша здесь изображена не в условно-философс- ком, а в социально-бытовом ключе. Она причастна опреде- ленной среде, а через среду - всей совокупности соци- ально-исторических обстоятельств. Это накладывает пе- чать на ее характер. Господствующие в мире ложные цен- ности - особенно деньги - приобретают власть и над ней, а бытовая "заземленность" образа приводит к тому, что природа человека только проглядывает сквозь мелочь
1 О "двуплановости" художественного мышления просве- тителей см.: Лотман Ю. М. Пути развития русской просве- тительской прозы XVIII века // Проблемы русского Прос- вещения в литературе XVIII века. М.; Л., 1961. 2 Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 22 т. М., 1982. Т. 11. С. 285-286.
и пошлость "обстоятельств". Эта, присутствующая как возможность, природа человека, прекрасная норца, вопло- щается в стихии искусства - в музыке, песне. Она возв- ращает человека к красоте "нормальных", не опосредован- ных никакими фикциями, подлинно человеческих отношений. Не случайно здесь появляется антитеза полной свободы человека, живущего в нормальном мире естественных цен- ностей, и условной, мнимой свободы, доступной в рамках политики и цивилизации. Слова Феди Протасова: "Это степь, это десятый век, это не свобода, а воля" - сродни пушкинскому: "Иная, высшая потребна мне свобода" (III, 420). И там, и здесь политика противопоставляется искусству. Но, поскольку искусство мыслится как высшее проявление человеческой нормы, антитеза эта имеет смысл противопоставления политического организма ("свобода", по Феде Протасову) - обществу, социально, то есть чело- вечески справедливому ("воля"), обществу, организован- ному по законам счастья и искусства.
содержание .. 101 102 103 104 105 106 ..
|
|
|