ГЕНИЙ (анализ стихотворения)

ГЕНИЙ (анализ стихотворения)

Кто сей блестящий серафим,

Одетый облаком лазури,

Лучом струистым [?] огневым,

Быстрее молнии и бури

Парящий гордо к небесам?..

Я зрел: возникнувши из праха,

В укор судьбе, в укор векам

Он разорвал оковы страха,

Удел ничтожный бытия,

Он бросил взор негодованья

На сон природы, на себя,

На омертвелые созданья.

Я жив, он рек, я человек,

Я неразделен с небесами!

И глубь эфирную рассек

Одушевленными крылами.

Се он. Божественный, летит,

Душевных сил и славы полный,

И под собой с улыбкой зрит

И твердь, и океанов волны.

Уже он там, достиг небес,

Мелькнул, незрим, в дали туманной,

И легкий след его исчез,

Как ветр долин благоуханный,

Как метеор во тьме ночной,

Как сон [нрзб]впечатлений.

Кто ж он - сей странник неземной?

Великий ум, блестящий Гений!

Раскройся, вечность, предо мной,

Покровы мрачные, спадите,

И вслед ? за истиной святой,

Душа и разум мой, парите.

О гений мира и любви,

Первоначальный жизни датель,

Не ты ли неба и земли

Непостижимый есть создатель?

Не ты ли радужным перстом

Извлек вселенную из бездны,

Не ты ль в пространстве голубом

Рассеял ночь и день подзвездный?

Не ты ль Гармонию низвел

На безобразные атомы

И в хор [?] [пле?]нительный привел

Дыханья[?] малые [?] и [?] громы?

Чья невидимая рука

Могла ничто [?] и все устроить

И смертного и червяка

1 от дневных (?).

Создать, взрастить и успокоить?

Кто есть начало и конец

Непостижимых устроении,

Ты, добродетели отец,

Ты, Правота, могущий Гении.

О дел бессмертных красота!

Венец премудрости глубокой,

Святой дар неба - Правота,

Великих душ удел высокий.

В какой стране, в каких веках

Ты не была превозносимой?

В каких чувствительных сердцах

Ты не была боготворимой!

Надежду, счастье с тишиной,

Покой - отраду, мир приятной -

Все, все ты сыплешь под луной

Твоей рукою благодатной.

Пускай бестрепетный герой,

В кровавых битвах знаменитый,

Увенчан звучною молвой,

И меч свой, лавром перевитый,

Во храм бессмертия несет, -

Когда он чужд был сожаленья,

Что Правота произнесет?

Над ним достойное решенье:

"Герой! Повергни меч твой в прах!.."

Пускай вельможа горделивый,

Имея власть царя в руках,

Гнетет ярмом несправедливым

Пред ним трепещущий народ,

И сей, низринутый во прахе,

Его отцом своим зовет,

Окамененья в рабском страхе.

Раздайся, Правды приговор!

"Он был злодей", - речет Потомство,

И вечный, гибельный позор

Накажет лесть и вероломство.

Пускай блестящий лжемудрец

Своею славою надменной

Присвоит сам себе венец

К стыду обманутой вселенной,

"Ты ложный гений", - Правота

Ему речет, как глас громовый, -

И где твой блеск и красота,

Венец лжегения лавровый?

Так, Божий дар, ты возгремишь

Умам кичливым в наказанье,

И ложь, и злобу разразишь.

Так, правда - Бога достоянье.

Восторг в груди моей кипит,

Я полн возвышенных мечтаний,

Творец - твой дух со мною слит,

Я исполин твоих создании!

Мерзляков подверг этот текст значительной стилисти-

ческой правке и, кроме того, исключил или переделал

"опасные" в цензурном отношении строки. Редакция текс-

та, получившаяся в результате этой переработки, была

опубликована в собрании стихотворений Мерзлякова (1867)

и исследователям творчества Полежаева, видимо, осталась

неизвестна. Однако и этот смягченный вариант не удов-

летворил университетское начальство. Тогда, по всей ви-

димости, и была создана третья, наиболее изуродованная

и отдаленная от первоначального текста Полежаева, ре-

дакция стихотворения. Она-то и воспроизводится до сих

пор в полных собраниях сочинений в качестве подлинного

произведения поэта.

Искажение текста за счет введения в него новых сти-

хов - очевидный факт. Вот один из примеров:

Монарх любви и правоты

На троне россов воцарился.

Иль ты (гении. - Ю. Л.) с небесной высоты

К нам в Николае ниспустился?

Необходимо указать на два обстоятельства, казалось

бы, подкрепляющие авторитет третьей редакции: она была

опубликована за подписью Полежаева и именно в этом виде

повторена в издании его стихотворений 1832 г. Однако и

то и другое вполне объяснимо. Третьего июля 1826 г., во

время суда над декабристами, Полежаев не пожелал читать

изуродованное стихотворение и тем самым авторизовать

переделку. К концу месяца, когда печатался интересующий

нас номер "Вестника Европы", положение изменилось: ви-

димо, еще до ареста Полежаева слухи о доносе на него

проникли в университет. По крайней мере университетское

начальство было заранее запрошено о поведении Полежаева

и, вероятно, из ведомственных соображений, стремясь за-

мять дело, аттестовало его как "превосходнейшее". Если

учесть, что подпись под третьей редакцией стихотворения

появилась в условиях, когда университетское начальство,

да и сам Полежаев были заинтересованы в том, чтобы сде-

лать эту характеристику правдоподобной, то станет ясно,

что рассматривать ее в качестве свидетельства бесспор-

ности текста не приходится. Что же касается издания

1832 г., то оно создавалось в обстановке, которая не

позволяла делать стихотворные тексты уязвимыми в цен-

зурном отношении.

Изучение истории текста позволяет пересмотреть воп-

рос о датировке стихотворения. Оно было публично проч-

тено 3 июля 1826 г. Однако можно полагать, что создание

стихотворения относится к более раннему времени. На это

указывает прежде всего содержание. Наиболее острыми в

политическом

О близком выходе № 12 "Вестника Европы" было объ-

явлено в "Московских ведомостях" от 24 июля 1826 г. (в

том же номере был опубликован приговор по делу декаб-

ристов). О том, что номер поступил в продажу, было со-

общено 25 июля 1826 г., то есть за несколько часов до

ареста Полежаева.

отношении являются строки, посвященные изображению

всевластного временщика:

...Пускай вельможа горделивый,

Имея власть царя в руках,

Гнетет ярмом несправедливым

Пред ним трепещущий народ,

И сей, низринутый во прахе,

Его отцом своим зовет,

Окамененья в рабском страхе...

Эти строки явно имели конкретный политический смысл,

и показательно, что именно их вычеркнул Мерзляков. Од-

нако если датировать стихотворение весной 1826 г.

(крайняя дата создания стихотворения), строки эти

представляют не более как отвлеченное обличение "вель-

можи", злоупотребляющего врученной ему властью. Иной

характер приобретает это место, а с ним и все стихотво-

рение, если предположить, что оно в первоначальном виде

было создано до осени 1825 г.' Подобная датировка под-

держивается тем, что портрет "временщика" текстуально

близок к бесспорно известной Полежаеву характеристике

Аракчеева, данной Рылеевым.

У Полежаева:

Раздайся, Правды приговор!

"Он был злодей", - речет Потомство,

И вечный, гибельный позор

Накажет лесть и вероломство.

У Рылеева:

Все трепещи, тиран! За зло и вероломство

тебе твой приговор произнесет потомство.

Если принять предлагаемую нами датировку, то стих

"имея власть царя в руках" и другие детали характерис-

тики заполняется вполне конкретным, исторически значи-

тельным содержанием.

В пользу отнесения стихотворения к 1825 г. можно

привести и некоторые другие соображения. Анализ правки,

которой подверг стихотворение Мерзляков, показывает,

что она имела в основном стилистический характер. Мерз-

ляков, по вполне понятным причинам, исключил часть

строк о временщике, но сохранил общий, отнюдь не нейт-

ральный в политическом отношении характер стихотворе-

ния. Весной 1826 г. Мерзляков бесспорно правил бы сти-

хотворение иначе. Помимо общей обстановки реакционного

террора, помимо крамольной репутации университета, у

него были и особые причины для опасений. Правительство

старательно собирало сведения об учителях обвиняемых, и

в ответах на вопрос: "кто были ваши учителя и наставни-

ки?",

10 сентября 1825 г. в Грузине произошло событие,

повлекшее отход Аракчеева от политической деятельности,

- убийство его любовницы Настасьи Минкиной.

"не слушали ль сверх того особых лекции?" - у ряда

видных деятелей тайных обществ значилось имя Мерзляко-

ва. Не случайно в уже готовый второй том своих "Подра-

жаний и переводов" он поспешил вклеить посвящение Нико-

лаю I (цензурное разрешение дано 24 мая 1824 г., однако

том вышел в свет в 1826 г.). Ясно, что в этих условиях,

просматривая стихотворение, предназначенное для публич-

ного чтения в разгар суда над декабристами, Мерзляков

проявил бы большую осторожность и подверг бы его значи-

тельной переработке в духе той, которая и была осущест-

влена в третьей редакции.

Установление подлинного текста и новая датировка

стихотворения позволяют сделать некоторые наблюдения

над связью "Гения" с определенной историко-литературной

традицией. Прежде всего обращает на себя внимание воз-

действие на стихотворение декабристской системы идей и

поэтики. Это проявляется не столько в прямом текстуаль-

ном влиянии Рылеева, отмеченном выше, не столько в

портрете Аракчеева, нарисованном средствами пропаганди-

руемой декабристами высокой гражданственной сатиры,

сколько в общей концепции произведения. В центре сти-

хотворения - идея активной, героической личности. Это

"великий ум, блестящий гений". Он носитель высших чело-

веческих качеств, источник исторического движения:

Он разорвал оковы страха,

Удел ничтожный бытия.

Хотя тема "гения", возможно, была задана поэту уни-

верситетским начальством, но разработка ее прямо ведет

нас к декабристским представлениям о решающей роли

"исключительной", гениальной личности. Показания Г. С.

Батенькова сохранили интересное высказывание А. Бесту-

жева в связи с убийством 10 сентября 1825 г. в Грузине:

"Решительный поступок одной молодой девки производит

такую важную перемену в судьбе 50 миллионов". После

этих слов присутствующие "стали говорить о том, что у

нас совершенно исчезли великие характеры"^ Важно отме-

тить, что мысль свою Полежаев развивает в предельно

абстрактной, романтической форме. В отличие от декаб-

ристской поэзии, сближаясь в этом отношении с молодым

Лермонтовым, он ставит в центре стихотворения не герои-

ческую личность человека (у декабристов - чаще всего

исторического деятеля), а персонифицированную идею ак-

тивности, борьбы.

Оборотной стороной романтической веры в историческое

избранничество "гения" являлось противопоставление ему

"омертвелых созданий". "Исторгшемуся из праха" гению

противостоит пассивность "трепещущего народа", который

тирана

...отцом своим зовет,

Окамененья в рабском страхе.

1 Письма Г. С. Батенькова, И. И. Пущина и Э. Г. Тол-

ля. М., 1936. С. 215.

Не только текстуально, но и идеологически строки эти

близки к известным стихам В. Ф. Раевского:

Как истукан, немой народ

Под игом дремлет в тайном страхе...

("Певец в темнице", 1822)

Влияние идеи декабристского романтизма на стихотво-

рение Полежаева бесспорно. Строки:

Восторг в груди моей кипит,

Я полн возвышенных мечтаний, -

ясно подсказаны общим тяготением декабристской поэ-

тики к "высокому", гражданственному пафосу.

Вместе с тем анализ стихотворения "Гений" убеждает

нас в связи его с определенными идеологическими тенден-

циями, выходящими за пределы романтизма. Романтическо-

му, бунтарскому представлению об активности "исключи-

тельной" личности и романтическому же требованию, чтобы

эта личность прониклась религиозным самоотречением',

противостояло связанное с демократической философией

XVIII в. представление о высоком предназначении не

только исключительной личности, но и любого человека,

стремящегося "к прекрасному, величественному, высокому"

(Радищев). Противопоставляются друг другу не личность и

масса, а человек и обстоятельства. Тема прекрасной при-

роды человека занимала значительное место в творчестве

поэтов, связанных с традицией философии XVIII в., - И.

Пнина с его одой "Человек", А. Востокова, Н. Гнедича,

Мерзлякова. Видимо, именно через последнего и осущест-

влялось воздействие на Полежаева (как и на всю студен-

ческую аудиторию Мерзлякова) идей этого, уже отошедшего

на второй план, но сыгравшего свою роль в формировании

русской политической лирики 20-х гг. (в том числе и де-

кабристской) литературного лагеря.

В стихотворении Полежаева присутствует и второе,

резко расходящееся с романтическим, истолкование цент-

ральной темы. Гений - просто человек, гениальность его

состоит в том, что он нашел в себе силу возвратиться к

"человеческой сущности", свергнув мертвящее бремя об-

щественных условий.

Я жив, он рек, я человек (курсив мой. - Ю. Л.).

Я неразлучен с небесами!

Ср. у Пнина:

Прими мое благословенье,

Зиждитель-человек! прими (курсив мой. - Ю. Л.).

("Человек". 1805)

Вторую разновидность романтического понимания че-

ловека находим в относящихся к 1826 г. переводах Поле-

жаева из Ламартина - "Человек" и "Провидение человеку".

Характерно, что именно второе понимание человека, про-

тивостоящее романтическому, было не только сохранено,

но и усилено Мерзляковым. У Полежаева гений

...бросил взор негодованья

На сон природы, на себя

На омертвелые созданья.

У Мерзлякова:

Он бросил взор негодованья

Окрест - на дикость, слабость, тьму,

На сон прекрасного созданья (курсив мои. - Ю. Л.).

Концепция Мерзлякова ясна: любой человек по своей

природе - "прекрасное созданье". В "дикость, слабость"

он погружен невежеством - "тьмой". Романтическая анти-

теза гениальной, исключительной личности и толпы заме-

няется просветительским противопоставлением человека,

осуществившего благодаря просвещению свои прекрасные

возможности, - человеку, прозябающему в неведении своих

прав и сил.

Таким образом, пример одного стихотворения, считав-

шегося "официозным"', показывает, сколь широки и разно-

образны были связи начинающего Полежаева с гражданским

направлением русской политической лирики первой четвер-

ти XIX в.

1957

содержание .. 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 ..