ВИНА в СОВЕТСКОМ УГОЛОВНОМ ПРАВЕ (Б.С. УТЕВСКИИ) - часть 23

тем    и   другим  лежит   сознательный   процесс,   который опосредствует действие.
Возможны случаи, когда вслед за появлением импульса тотчас же возникает и реализуется в 
действии воля человека. Но, как правило, человек, прежде чем приступить к действованию, 
учитывает разнообразные моменты,

1 

в том числе последствия того действия, на которые его 

толкает импульс. Желанию удовлетворить побуждение импульса могут противодействовать 
другие желания, одним мотивам и чувствам — другие мотивы и чувства. В психике человека 
происходит в таких случаях конфликт желаний, мотивов и чувств. Удовлетворению желания, 
например, желанию совершить преступление может противостоять чувство долга советского 
гражданина, чувству ненависти к врагу — страх перед наказанием.
Примером может служить конфликт мотивов в психике человека при эвентуальном умысле, когда 
достижение человеком желаемых им результатов возможно лишь при условии наступления 
вежелаемых последствий, т. е. когда желанию совершить преступление противостоит нежелание 
вероятного или неизбежного наступления неже-лаемых последствий.
Конфликт между различными, противостоящими друг другу желаниями, мотивами, чувствами 
должен закончиться решением. Волевое действие —это избирательный акт, в котором 
выполнению предшествует решение.
Для обоснования уголовной ответственности, т. е. для отрицательной общественной оценки 
поведения подсудимого, имеет значение то обстоятельство, что необходимым условием 
выполнения решения является возможность его регулирования, сознательного контроля, 
овладения лицом своим поведением.
Положительная или отрицательная общественная оценка волевого акта и волевого действия 
возможна еще и по другой причине. Волевой акт независим от непосредственно возникших 
импульсов. Он свободен не потому, что действия субъекта вообще не детерминированы. Волевое 
действие детерминировано, но его детерминированность опосредствована через сознание 
субъекта, имеет избирательный характер.
В образовании умысла на совершение преступления необходимо различать те же психологические
процессы,
181

что и при образовании любого решения: появление у виновного определенной цели, сознание 
возможности ее достижения при помощи общественно-опасного или противоправного действия 
(предвидение последствий своих действий), учет возможных последствий своего действия, 
решение, несмотря на противодействующие соображения и желания   совершить задуманное 
преступление.
Все эти психологические процессы — главным образом процессы сознания, с одной стороны, и 
воли — с другой. Но известную роль в них играют и чувства (эмоции). Сознание и воля — таковы 
элементы, которые советский закон считает обязательными при умысле. О роли чувств (эмоций) в 
процессе образования волевого акта закон не говорит. Исследовать эту роль — задача советской 
теории уголовного права.
Буржуазные юристы не смогли при анализе умысла пойти дальше механического сочетания 
сознания и воли как элементов умысла.
Единство сознания и воли в содержании вины было установлено только советскими 
криминалистами. Только советская теория уголовного права в определениях вины и ее форм, в 
психологическом и юридическом анализе вины последовательно проводит мысль об единстве и 
связи сознания и воли в психическом процессе образования и реализации умысла.
Дальнейшим шагом советской науки уголовного права должно быть такое построение понятий 
умысла, которое исходило бы из положения об единстве у советских людей индивидуального 
сознания с общественным сознанием и показало бы, что сознание умышленно действующего 
преступника вступает в конфликт с общественным сознанием, что классово-политическое 
содержание умысла в силу этого придает составу преступления его общественно-опасный 
'характер. Иной подход к раскрытию классово-политического характера умысла (и 
неосторожности) являлся в прошлом в значительной мере результатом влияния буржуазных 
уголовно-правовых теорий, вины и буржуазной психологической науки, а также результатом 
игнорирования советской психологии.
Задачей советской теории уголовного права является поэтому освобождение от формально-
психологических определений  умысла  и  неосторожности  и  максимально
182

полное использование  достижений советской психологии при анализе умысла в советском 
уголовном праве.
Советское уголовное право выработало свое собственное понятие умысла. Оно дало 
окончательную, четкую и ясную формулировку умысла, не нуждающуюся ни в каких дополнениях
и изменениях, уже в ст. 6 «Основных начал» 1924 г.— формулировку, воспроизведенную в ст, 10 
УК РСФСР ред. 1926 г.
Согласно этой формулировке три основных признака характеризуют умысел в советском 
уголовном праве: а) предвидение виновным последствий своих действий; б) общественно-опасный
характер предвиденных последствий и в) желание наступления общественно-опасных последствий
{при прямом умысле) или решимость совершить преступление, несмотря на отсутствие' такого 
желания   (при эвентуальном умысле).
Эти характерные для умысла в советском уголовном праве признаки дают возможность раскрыть 
материальную, классов о-политическую природу умысла в советском уголовном праве, дать ему 
морально-политическую оценку, показать его особую природу как института советского 
социалистического уголовного права, выяснить его отличие от умысла в буржуазном уголовном 
праве.
Трудящиеся, совершающие умышленные преступления в буржуазном государстве (в особенности 
так называемые политические преступления, преступления против порядка управления, 
преступления против частной собственности и др.), свою волю противопоставляют воле 
враждебного им господствующего класса. Они предвидят наступление последствий, как правило, 
вредных и опасных для враждебного им класса.
Уголовно-правовой упрек, который делается буржуазным государством и его уголовным правом 
трудящемуся, совершившему умышленное преступление, — это упрек в сознательном нарушении 
им буржуазного уголовного закона, в сознательном причинении им вреда интересам, охраняемым 
буржуазным государством. Это упрек, который не разделяется ни самим подсудимым, ни другими
трудящимися.
Совершенно иное морально-политическое содержание имеет умысел в советском уголовном 
праве, и совершенно иной характер носит уголовно-правовой упрек, делаемый
183

умышленно действовавшему трудящемуся в советском уголовном праве.
Трудящийся, совершающий в социалистическом государстве, умышленное преступление, 
действует вопреки законам своего государства и причиняет ущерб своему государству или 
защищаемым им интересам. Свою индивидуальную волю он противопоставляет воле своего 
класса, свои интересы — интересам своего класса. Уголовно-правовой упрек, делаемый ему 
Советским государством, — это упрек со стороны своего же класса.
Противопоставление виновным своих интересов и своей воли воле и интересам 
социалистического государства и составляет политическую характеристику умысла, его морально-
политическую оценку.
Отрицательная политическая, характеристика умысла должна найти свое выражение и в его 
юридическом определении. Советский закон дает для такой характеристики основания и 
обязывает к ней. Ст. б «Основных начал», говоря о предвидении (сознании) умышленно 
действующим не вообще последствий, а общественно-опасных последствий его деяния и о 
направлении его воли на наступление именно таких, т. е. общественно-опасных последствий, тем 
самым обязывает советскую теорию уголовного права отразить при теоретической разработке 
умысла эту классово-политическую особенность предвидения последствий при умысле. Так как 
общественно-опасные последствия — это последствия, опасные для социалистического 
государства и охраняемых им интересов, то умысел по советскому уголовному праву — это 
сознательное направление виновным своей воли на совершение действий и на наступление 
последствий, вредных для социалистического государства и для охраняемых им интересов.
В отношении так называемых формальных преступлений, характеризуемых опасностью самого 
действия (или бездействия), совершенного виновным, независимо от последствий действия, — 
определение умысла в советском уголовном праве принимает следующую форму: умысел — это 
сознательное направление виновным своей воли на совершение действий, опасных или вредных 
для социалистического государства и для охраняемых им интересов.
184

На базе марксистско-ленинской психологии следует проанализировать с этой точки зрения 
интеллектуальный и волевой элементы умысла '.
§ 2. Сознание как элемент умысла
Марксистско-ленинское учение о вине исходит из положения о связи воли и сознания. Связь воли 
и сознания, действия и мысли была выражена Лениным в его словах: «По каким признакам судить
нам о реальных «помыслах и чувствах» реальных личностей? Понятно, что такой признак может 
быть лишь один: действия этих личностей,—а так как речь идет только об общественных 
«помыслах и чувствах», то следует добавить еще общественные действия личностей, т. е. 
социальные  факты»

2

.

Установленное классиками марксизма-ленинизма положение о связи воли и сознания в психике 
человека легло в основу советской психологии. Б. Теплов пишет о том, как глубока связь воли с 
мышлением. «Волевое действие — это действие обдуманное. Раньше чем заставить себя 
поступать так, как нужно, человек должен понять, осознать, продумать, как же нужно поступать в 
данном случае. Раньше чем преодолевать внешние препятствия, стоящие на пути к цели, надо 
найти наилучшие пути и средства для этого, надо обдумать замысел действия и составить план 
его» 

3

.

Связь воли и сознания находит свое выражение в содержании умысла. Советское уголовное 
законодательство и советская наука уголовного права твердо кладут в основу учения об умысле 
сочетание в нем волевого и интеллектуального моментов. Уже Уголовный кодекс РСФСР 1922 г. в
ст. 11 признавал действовавшими умышленно лиц, которые «предвидели последствия своего 
деяния и их желали или же сознательно допускали их

1

 Хотя умысел содержит наряду с интеллектуальным и волевым элементами также и элемент чувства, этот последний 

элемент и настоящей работе не исследуется (это относится и к анализу неосторожности). Исследование этого элемента 
требует самостоятельной работы.
з Ленин, Соч., т. 1, стр. 279—280.

3

 Б. Теплов, Психология, .1946 г., стр.  171.

185

наступление». Это положение перешло в ст. 6 «Основных начал» 1924 г. и, следовательно, в 
уголовные кодексы союзных республик (ст. 10 УК РСФСР, ст. 11 УК УССР, ст. 9 УК БССР, ст. 10 
УК Азербайджанской ССР, ст. 9 УК Грузинской ССР, ст. 10 УК Армянской ССР, ст. 9 УК 
Туркменской ССР, ст. 9 УК Таджикской ССР).
Положение о связи при умысле воли и сознания, как выше уже отмечалось, можно считать 
господствующим в советской науке уголовного права 

!

. Точно так же сознание (предвидение) 

всегда рассматривается и судебной практикой как один из элементов умысла. Пленум Верховного 
суда СССР указал в постановлении от 15 апреля 1943 г. по делу Шлеичика: «Высказывания против
советской власти, если они сознательно допущены лицом, находящимся во вменяемом состоянии, 
сами по себе являются достаточными для признания виновности по ст. 58 

10

 УК» 

2

-По другому 

делу в постановлении Пленума Верховного суда СССР от 6 января 1944 г. говорилось: «В деле нет
данных, свидетельствующих о том, чтобы несовершеннолетняя Цыбина была осведомлена о 
секретности разглашенных его сведений..., при этих условиях действия Цы-биной и в этой части 
не могут рассматриваться как уголовно-наказуемые» 

3

.

Говоря об интеллектуальном моменте в содержании умысла, советские криминалисты обычно 
пользуются термином «предвидение». Иногда в качестве равнозначащего понятия они прибегают 
к термину «сознание». Так, например, учебник Общей части уголовного права ВИЮН говорит о 
«предвидении (сознании)»

4

, о необходимости «предвидеть (сознавать)» 

5

 или только о 

«предвидении» 

6

.

1

А. Трайнин, Уголовное право. Часть Общая, 1929 г., стр. 266. А. А. П и о н т к о в с к и й, Советское уголовное право, 

том первый. Общая часть, 1929 г., стр. 239. Советское уголовное право, учебник для юридических школ, 1940 г., стр. 23. 
Уголовное право, учебник для юридических школ, 1947 г., стр. 81—82. А. Герцен-зон, стр. 331. Уголовное право. Общая
часть, 1948, стр. 339.

3

 «Судебная практика Верховного суда СССР», 1943 г., вып.У, стр. 4.

3

     «Судебная    практика    Верховного   суда   СССР»,     1944 г> вып. III (IX), стр. 6.

4

  Уголовное право. Общая часть, 1948 г., стр. 339.

5

  Т а м ж е, стр. 340.

6

  Tga м ж е, стр. 339.

186

Проф. А. Трайнин говорит о «предвидении», но иногда заменяет «предвидение» термином 
«знание» '.
Сведение интеллектуального процесса, входящего в содержание умысла, к одному только 
«предвидению» или к понимаемому в том же смысле «сознанию» упрощает этот психический 
процесс и лишает возможности психологически дифференцировать его и тем самым уточнить 
юридический анализ умысла. Это упрощение усугубляется еще и тем, что большинство авторов 
ограничивают психическое отношение субъекта при умысле только последствиями деяния, 
отношение же к самому деянию совершенно упускают из виду

2

.

«Предвидение» является психическим переживанием, относящимся к будущему. Предвидеть 
настоящее нельзя. Между тем для выполнения состава умышленного преступления одного 
предвидения будущих событий (последствий совершаемого) недостаточно. Для наличия умысла 
требуется также, чтобы субъект знал (сознавал) ряд обстоятельств, лежащих в настоящем. Вор, 
похищающий чужое имущество, не только предвидит переход этого имущества в свою 
собственность — в будущем, но и знает (сознает), что оно является собственностью другого лица 
— в настоящем. Сознание, что похищаемое имущество является собственностью не другого лица, 
а самого виновного, изменяет содержание умысла, и умысел перестает быть умыслом на 
совершение кражи. Виновный знает (сознает) и ряд других обстоятельств, сопровождающих 
совершаемое им преступление и делающих возможным совершение этого преступления (что 
чужое имущество находится в сарае, что сарай заперт на замок, что сарай ночью не охраняется и т.
д.). Если, таким образом, при так называемых материальных преступлениях для наличия умысла 
недостаточно одного предвидения наступления в будущем определенных последствий, то при 
формальных преступлениях у виновного  вообще может

1

 А. Трайнин, Учение о составе преступления, 1946 г., стр. 135—136.

3

 Исключение составляют М. Ша prop о деки й, говорящий о сознании субъектом «того, что он делает, и того, каковы 

будут последствия его деяния». — М. Ш а р городски и, Вина и наказание в советском уголовном праве, 1945 г., стр. 6; а
также А. Герцен-зон, который дифференцированно говорит о «сознании основных элементов состава совершаемого 
преступления» и «предвидении последствий» (Учебник, стр. 353).
187

не быть предвидения последствий его деяния. Сознание виновного в умышленном преступлении 
охватывает в таких случаях только совершаемое.
Таким образом, психический процесс при умысле слагается из знания (сознания) виновным 
относящихся к задуманному им деянию обстоятельств и фактов (и правовых норм) в настоящем 
времени и из предвидения последствий своего деяния — в будущем.
Необходимость сознания виновным в совершении умышленного преступления обстоятельств, 
относящихся к совершаемому им, и требование наличия у него представления (предвидения) о 
последствиях деяния и послужили поводом для появления в буржуазном уголовном праве так 
называемой «теории представления» '. Теория эта не заслуживала бы сколько-нибудь подробного 
упоминания, если бы она не была одним из ярких образцов схоластического конструирования, за 
которым, однако, скрывается определенная политическая цель, преследовавшаяся 
представителями этой теории.
Теория эта сводит все содержание умысла к представлению виновным желаемого (водимого) им 
поведения и обстоятельств, при которых он действует, с одной стороны, и к представлению о 
последствиях, которые должны наступить в результате действий виновного, — с другой. 
Некоторые сторонники теории представления присовокупляли к указанным требованиям еще и 
требование при преступных действиях (delicta commissionis) представления о причинной связи 
между поведением виновного и наступлением результата, а при преступном бездействии (delicta 
ommissionis) — представления о том, что виновный не препятствует наступлению преступных 
последствий (мать сознает, что ребенок, если его не кормить, погибнет, но она  этому не  
противодействует, т. е.  не кормит его).
Было бы неверным полагать, что сторонники теории представления не отводят в содержании 
умысла никакого места воле, точно так же, как неправильно' было бы полагать, что сторонники 
волевой теории не оставляют никакого места для представления виновного о действии и его 
последствиях. Ляст, сторонник теории предетавле-

1

 Из русских криминалистов, вообще оставшихся в стороне от спора теории представления и волевой теории, 

сторонником теории представления был Н. Сергиевский, Русское уголовное право, 1915 г., стр. 267.

18S