ПОВЕДЕНИЕ ЖИВОТНЫХ. Психобиология, этология и эволюция (Д. Мак-Фарленд) - часть 114

что другие подходы оказываются непригодными:

«Намеренная система - это такая система, поведение которой можно (по крайней мере иногда) 
объяснить и предсказать, полагаясь на приписываемые ей предположения и желания (и другие черты, 
имеющие оттенок намерения), т. е. на то, что я буду здесь называть намерениями, включая сюда 
надежду, страх, собственно намерение, восприятие, ожидание и т. д. По-видимому, в каждом 
отдельном случае возможны другие пути для предсказания и объяснения поведения намеренной 
системы, например механической или физической, но подход с точки зрения намерений может быть 
самым удобным или самым эффективным или, во всяком случае, успешным подходом, который 
применим к объекту, являющемуся намеренной системой» (Dennett, I979).

Деннетт (Dennett, 1983) утверждает, что этологи и другие исследователи, 
изучающие поведение животных с когнитивных позиций, нуждаются в 
описательном языке и в таком методе, который допускал бы разные трактовки и 
поддавался бы эмпирической проверке. Он полагал, что теория «систем с 
намерениями» может выполнить эту роль. Деннетт приводит следующие примеры 
из работы Сейфарта и его коллег (Seyfarth et al, 1980):

«Зеленые мартышки при обнаружении различных хищников издают различные сигналы тревоги. Если
эти крики, записанные на магнитную ленту, проиграть в отсутствие хищников, обезьяны будут вести 
себя в соответствии с этими сигналами. На сигнал о леопарде они будут прятаться на деревьях, на 
сигнал о змее - смотреть вниз. Взрослые обезьяны издают тревожные сигналы в основном при 
обнаружении леопарда, африканского воинственного орла и питона, а детеныши сигнализируют 
криком о «леопарде», заметив любое млекопитающее, об «орле» - при виде многих птиц, а о «змее», 
сталкиваясь с различными объектами, напоминающими змей. С возрастом и опытом обезьяны 
начинают лучше классифицировать хищников».
Приняв в качестве исходной позиции представление о наличии намерений у зеленых мартышек, мы 
рассматриваем животное как «систему с намерениями» и считаем, что у него имеются и 
предположения, и желания, и разумность - те качества, которые присущи системам соответствующего
типа или порядка. Рассматривая поведение обезьяны по кличке Том, которая в присутствии другой 
обезьяны издает тревожный крик, характерный для обнаружения леопарда, мы можем следующим 
образом описать его как поведение системы нулевого порядка (т. е. не имеющей намерений). Том 
склонен к трем типам тревоги: боязни леопарда, орла и змеи, каждая из которых вызывает 
характерные звуковые реакции, которые издаются животным автоматически, без учета их влияния на 
других обезьян.

При описании намерений первого порядка можно предположить, что Том хочет 
заставить другую обезьяну, Сэма, залезть на дерево. Том использует особый 
голосовой сигнал, чтобы вызвать эту реакцию у Сэма. При описании намерений 
второго порядка мы делаем следующий шаг и утверждаем, что Том хочет, чтобы 
Сэм поверил, что поблизости находится леопард и поэтому он должен залезть на 
дерево. При описании намерений третьего порядка можно утверждать, что Том 
хочет, чтобы Сэм поверил в то, что Том хочет, чтобы Сэм залез на дерево.
Деннетт утверждает, что вопрос о том, какой порядок намерения считать 
подходящим,- вопрос эмпирический. Например, представим себе, что одинокий 
самец зеленой мартышки бродит между группами этих животных и, не слыша 
других обезьян, молча прячется на деревьях, когда видит леопарда. В этой 
ситуации мы будем вынуждены отвергнуть описание поведения обезьяны как 
системы с нулевым уровнем намерений. Зеленые мартышки могут распознавать 
голоса каждого из членов своей группы, поэтому если через громкоговоритель 
воспроизвести записанный на магнитофоне тревожный крик Тома о близости 
леопарда в такой ситуации, когда Сэм может видеть Тома, тогда у нас могли бы 
появиться основания отказаться от объяснения поведения с точки зрения 
намерения третьего порядка. Если бы мы увидели, что Сэм в этих обстоятельствах 
действительно влез на дерево, то такое поведение было бы нерациональным, а 
рациональность - это, как мы предполагаем, свойство «системы с намерением» 
(Dennett, 1983).
Предположение, что такие системы рациональны, дает нам возможность 
разработать исследовательский прием, который Деннетт (Dennett, 1983) называет 
«методом Шерлока Холмса».

457

В рассказе «Скандал в Богемии» противник Шерлока Холмса спрятал очень важную фотографию в 
комнате, и Холмс пытался узнать, где она находится. Холмс попросил Уотсона бросить в комнату 
дымовую шашку и громко крикнуть: «Пожар!» Противник Холмса в это время находился в комнате 
по соседству с той, где Холмс вел наблюдения. Как и следовало ожидать, на этот крик противник 
бросился в комнату и вытащил фотографию из того места, где она была спрятана. Не каждый мог бы 
разработать столь остроумный план, позволяющий управлять поведением своего противника, но 
когда вся эта ситуация уже описана, то кажется очень легким предугадать действия этого противника 
(Cherniak, I981).

Однако, как будет видно из следующего рассказа, метод Шерлока Холмса тоже не 
гарантирует от ошибок. Будучи аспирантом, я проводил опыты на голубях, вызывая
у них фрустрацию либо тем, что давал им пищу нерегулярно (иногда давал, иногда 
нет), либо тем, что показывал им пищу, которую они не могли достать. Один из 
этих голубей обычно вел себя по отношению ко мне довольно агрессивно, и у меня 
сложилось впечатление, что ему не нравится, как я с ним обращаюсь. Однажды я 
невольно провел на нем эксперимент Шерлока Холмса: я позволил этому голубю 
вылететь из клетки. Он мгновенно подлетел к сплетению электрических проводов, 
обеспечивающих работу аппаратуры, и начал выдергивать их клювом. 
Почувствовав легкое потрясение и чувство вины, я вышел из комнаты, чтобы 
выпить кофе. Вернувшись обратно, я понял по поведению голубя, что он воспринял
провода как гнездовой материал и что его агрессивное отношение ко мне было 
связано с ранними стадиями полового поведения.
Тем не менее такой подход в некоторых обстоятельствах может оказаться 
полезным. Например, в опытах Примака и Вудрафа (Premack, Woodruff, 1978) Сэди
указывала на ящик с пищей, когда в комнату входил человек, помогающий ей 
получать пищу, и указывала на пустой ящик, когда входил человек, который не 
делился с ней пищей. Каким образом мы смогли бы проверить положение о том, 
что Сэди намеревалась обмануть человека, который не делился с ней пищей? 
Деннетт (Dennett, 1983) предлагает следующее.
Мы создаем для всех шимпанзе совершенно иную ситуацию: они имеют дело с 
прозрачными пластмассовыми ящиками. Обезьяны должны были понять, что 
поскольку они - и любой другой - могут видеть через стенки ящика, то и кто-
нибудь другой тоже может видеть и, следовательно, узнать, что именно находится 
внутри ящика. Затем мы можем провести одноразовый эксперимент на новое 
поведение, в котором будем использовать прозрачный пластмассовый ящик и 
непрозрачный ящик, а пищу положим в первый из них. Затем входит 
экспериментатор-конкурент и дает возможность Сэди увидеть, что он смотрит в 
правильном направлении - на пластмассовый ящик. Если Сэди и в этой ситуации 
показывает на непрозрачный ящик, то, к сожалению, она действительно не 
улавливает изощренной идеи обмана. Конечно, и этот эксперимент задуман еще 
недостаточно совершенно. Прежде всего Сэди могла указать на непрозрачный 
ящик от отчаяния, не видя лучшего выхода. Чтобы усовершенствовать этот 
эксперимент, нужно было предоставить обезьяне возможность выбрать еще какой-
то вариант поведения, который казался бы ей более подходящим только в том 
случае, если бы первый вариант поведения она считала безнадежным, как в 
описанном выше случае. Кроме того, не могла ли Сэди прийти в замешательство от
странного поведения экспериментатора-конкурента? А не удивляло ли ее то 
обстоятельство, что конкурент, не обнаружив пищи там, куда она указала, сразу сел
в углу комнаты и начал «дуться», вместо того, чтобы проверить другой ящик? И не 
должна ли была она удивиться, обнаружив, что ее трюк «сработал»? Ее должно 
было заинтересовать: неужели ее конкурент-экспериментатор такой бестолковый? 
Итак, необходимы дальнейшие, гораздо лучше продуманные эксперименты с Сэди 
и другими существами.
458

ДЛЯ ЗАПОМИНАНИЯ

1. Невербальная коммуникация наблюдается у человека как часть его 
повседневного поведения и имеет много общего с коммуникацией животных.
2. Язык нельзя определить как нечто присущее только человеку, поскольку 
коммуникация животных характеризуется многими чертами, напоминающими 
язык.
3. Человекообразные обезьяны не могут научиться говорить, но они способны 
научиться общению с человеком при помощи знаков, символизирующих слова.
4. Согласно представлениям Хомски (Chomsky, 1972), способность человека к 
языку связана со специфическим типом психической организации, а не просто с 
более высокой степенью интеллекта.
5. Вопрос о том, является ли когнитивность неотъемлемой частью языка высших 
обезьян, зависит от того, различают ли они такие категории, как «знание как» и 
«знание что».
6. Хотя и считается, что в поведении человека важную роль играют психические 
образы, они, по-видимому, не обязательно необходимы для управления сходными 
формами поведения у животных.

Рекомендуемая литература

Gardner В. Т., Gardner R. А. (1969). "Teaching sign language to a chimpanzee", 
Science, 165, 664-672. 
Griffin D.R., 1982. Animal Mind - Human Mind, Berlin, Springer - Verlag.
Passing ham R.E., 1982. The Human Primate, New York, Freeman. 
Rumbaugh D.M., 1977. Language Learning by a Chimpanzee, New York, Academic 
Press. 
Terrace H.S., 1979. Nim, London, Eyre Methuen.

27. Интеллект, использование орудий и 
культура

Дарвин считал, что в развитии психических способностей животных существует 
эволюционная непрерывность; он выступал против широко распространенного 
мнения о том, что животные представляют собой просто автоматы и по сравнению 
с человеком находятся на гораздо более низком уровне психического развития. В 
своей работе «Происхождение человека» (1871) Дарвин утверждал, что «животные 
обладают определенной способностью к рассудочной деятельности» и что 
«разница между психикой человека и психикой высших животных, как бы ни была 
она велика,- это, конечно, разница в степени, а не в качестве». В публикациях 
ученика Дарвина Джорджа Романеса (Romanes) интеллект животных был даже 
преувеличен; его книга «Ум животных» (1882) была первой попыткой научного 
анализа интеллектуальной деятельности животного. Многие доводы Романеса 
имели анекдотический характер, и его книга была полна историй, рассказанных 
респектабельными членами Викторианского общества. Романее определял 
интеллект как способность «подгонять» свое поведение к изменяющимся условиям 
жизни. Его некритическая оценка способностей животных вызвала протест со 
стороны Моргана (Morgan, 1894) и последующих бихевиористов, которые 
пытались свести интеллект животных только к специфическим способностям. Они 
критиковали «анекдотический» подход к этой проблеме и разработали строгие 
критерии, на основе которых можно было говорить о психических способностях 
животных. Ллойд Морган вдохновил Эдварда Торндайка (Thorndike) на 
исследование процесса научения методом проб и ошибок (см. гл. 7), и, таким 
образом, он невольно оказался основателем бихевиористского направления в 
психологии животных. В своей книге «Введение в сравнительную психологию» 
(1894) Морган высказал предположение о том, что способности более высокого 
порядка развиваются на основе более примитивных; он предложил 
психологическую шкалу психических способностей.
Хотя эта идея об эволюционной шкале способностей в виде некой лестницы и 
оказала заметное влияние на развитие психологии животных, однако в настоящее 
время эта точка зрения уже неприемлема. При изучении строения мозга (например, 
Hodos, 1982) и способностей животных различных видов (например, Macphail, 
1982) стало совершенно очевидным, что животные различных видов в различных 
экологических условиях проявляют огромное разнообразие типов 
интеллектуальной деятельности. Это очень затрудняет определение понятия 
интеллект, но подчеркивает важность его исследования у животных с 
функциональной точки зрения, так же как и изучения обеспечивающих его 
механизмов.
В этой главе мы рассмотрим некоторые подходы, с помощью которых психологи 
пытались решить проблему оценки интеллектуальной деятельности животных. Мы 
достаточно подробно разберем использование орудий как пример поведения, 
которое большинство людей считает показателем наличия интеллекта; и наконец, 
мы обсудим проблему передачи культурных традиций как средство, которое дает 
возможность животным приобретать новые формы поведения.
460