Соучастие. Социальные, криминологические и правовые проблемы (Бурчак Ф.Г.) - часть 7

для принятия обоснованных законодательных решений, связанных с
глубоким количественным и качественным анализом тех общественных
отношений, которые либо должны быть поставлены под защиту ново-
го закона, либо, наоборот, выведены за рамки правового регулирова-
ния> [114, /37].

группы, общественной опасности совместных действий ее
участников. Именно этот криминологический анализ и эта
криминологическая оценка являются базой для соответст-
вующего уголовно-правового осмысливания конкретного
вида общественно опасного деяния и его юридической оцен-
ки в рамках системы уголовного законодательства '.

По сложившейся традиции оба эти вопроса рассматри-
ваются в рамках уголовно-правового анализа института
соучастия. Конечно, анализируя нормы закона, регламенти-
рующие борьбу с совместной преступной деятельностью,
нельзя обойтись без раскрытия сущности той реальности,
которая вызвала к жизни эти нормы. Но это уже процесс,
идущий в обратном направлении. Само же появление этих
норм - результат криминологического обобщения опреде-
ленной социальной реальности, согласия законодателя с вы-
водами криминологического анализа, с его оценкой степени
общественной опасности определенных форм и типов чело-
веческого поведения, обусловливающих такое негативное
явление, как преступность.

Хотя такой криминологический анализ и проводится на
стадии, предшествующей формированию уголовно-право-
вых норм, но исходным материалом для него являются пре-
ступность как таковая, ее уровень, структура, динамика.
Именно изучение преступности как наиболее опасной формы
антиобщественного позволяет вычленить из всего поля че-
ловеческой деятельности те ее проявления, которые в инте-
ресах общества государство считает нужным запретить под
страхом наказания.

^ В ходе такого криминологического анализа обеспечива-
ется также решение главной задачи криминологии - пре-
дупреждение совершения новых преступлений на базе ней-
трализации порождающих их причин и условий. В решении
такой задачи криминология сначала ретроспективно выяв-
ляет эти причины и условия, а затем, уже в плане профилак-
тики, на будущее, разрабатывает меры по их устранению из
социальной действительности.

Подход к человеческой деятельности (в том числе и про-
тивоправной) с позиций социологии и социальной психоло-

' В литературе распространено мнение, что соучастие в преступле-
нии всегда более общественно опасно, чем совершение преступления
одним лицом [110, 69}. Будучи правильной в отношении групповых (в
узком смысле этого слова) преступлений, эта точка зрения неточна,
когда речь идет о соучастии с распределением ролей, т. е. о соучастии
как институте Общей части уголовного права. Назначение нормы о
с^^астии, помещенной в Общей части УК,- установить альтернатив-

ную действиям исполнителя объективную сторону деятельности его
соучастников,

^

гии со всей очевидностью показывает, что она в любых сво-
их проявлениях выступает как результат взаимодействия
индивида с окружающим миром, взаимодействия, в котором
формируется и проявляется личность человека. Именно в
деятельности полнее всего выражается цельность поведения
индивида в различных сферах жизни, обнажаются его цен-
ностные ориентации, выявляется его личностная сущность.
Поэтому, изучая преступную деятельность как таковую,
криминология накапливает информацию и о личности пре-
ступника, и о тех основаниях, по которым возможно прове-
дение классификации как преступлений, так и лиц, их со-
вершающих. Мы специально подчеркиваем это обстоятель-
ство, поскольку к личности преступника можно идти лишь
от его антиобщественной деятельности, а не наоборот. До
тех пор, пока антиобщественная направленность личности
не проявилась хотя бы на уровне отдельного поведенческого
акта, говорить о личности преступника нельзя. Иначе неиз-
бежно мы придем в противоречие с общими принципами, на
которых построено советское уголовное право и которые от-
ражают сущность советской уголовной политики.

Конечно, поскольку криминология как наука изучает
причины преступности и разрабатывает меры их устранения
из социальной действительности, классификация преступни-
ков, даваемая криминологией, должна отражать причины
индивидуального преступного поведения и способствовать
устранению этих причин, предупреждению преступлений.
Постулируя это положение, А. Б. Сахаров отмечает, что при-
чины индивидуального преступного поведения связаны с
нравственно-психологическими особенностями лица, с си-
стемой его ценностей и ориентаций. <Непосредственной
причиной человеческих поступков являются соответствую-
щие цели и мотивы, которые в большей или меньшей степе-
ни обусловлены нравственными свойствами личности либо
внешними ситуационными обстоятельствами> [190, 28].
Исходя из этого, он предлагает строить криминологическую
классификацию преступников по двум сочетающимся осно-
ваниям: а) по характеру антисоциальной направленности и
ценностным ориентациям личности и б) по глубине, стойко-
сти этой антисоциальности.

Но ведь судить о характере направленности личности, о
существе и стойкости ее социальных установок мы можем,
в конечном итоге, лишь по ее действиям, социальному пове-
дению. <По каким признакам судить нам о реальных
<помыслах и чувствах> реальных личностей?-ставил
В. И. Ленин вопрос в своей работе <Экономическое содер-
жание народничества и критика его в книге г. Струве> и

отвечал.- Понятно, что такой признак может быть лишь
один: действия этих личностей> [7, 423-424].

Именно в действиях, обобщаемых в деятельности, рас-
крывается направленность личности. И поэтому для того
чтобы положить в основу криминологической классифика-
ции преступников <характер антисоциальной направленно-
сти и ценностные ориентации личности> [190, 23]\ их сна-

' Едва ли направленность личности и ее ценностные ориентации
1]ожно рассматривать как понятия, стоящие в одном ряду. И в социо-
логии и в социальной психологии их обычно располагают на различных
ступенях одной иерархии. При этом в одних случаях направленность
рассматривают как <высшую подструктуру> [177, 82] личности, ее ин-
тегральное свойство, включающее и ценностные ориентации, и социаль-
ные установки, и уровень притязаний личности. <Ни ценностные ориен-

тации, ни уровень притязаний личности,- пишет К. К. Платонов,- не
следует отрывать от ее направленности, одним (и только одним) из
проявлений которой они служат> [177, 85].

Другие же авторы высшим уровнем диспозиционной иерархии счи-
тают систему ценностных ориентаций личности. Направленность же
личности они рассматривают как предшествующий ей диспозиционный
уровень, идентифицируемый ими с той или иной областью социальной
деятельности.

В частности, В. А. Ядов включает в иерархическую систему диспо-
зиций следующие четыре уровня: элементарные фиксированные уста-
новки, социальные фиксированные установки, базовые социальные
установки, определяющие общую направленность интересов личности в
ту или иную сферу социальной активности, и наконец, систему ценност-
ных ориентаций личности. Эту диспозиционную систему В. А. Ядов рас-
сматривает как основу психической регуляции социальной деятельности
людей. <Важнейшая, если не основная, функция диспозиционной систе-
мы - психическая регуляция социальной деятельности или поведения
субъекта в социальной среде>, - пишет он [246, 97].

Применительно к четырем уровням психической регуляции деятель-
ности В. А. Ядов структурирует и саму деятельность. Первый уровень
поведения - это специфическая реакция субъекта на актуальную
предметную ситуацию, которую он называет поведенческим актом. Да-
лее он выделяет поступок или привычное действие, которое как бы ком-
понуется из целого ряда поведенческих актов. Третий уровень образу-
ет целенаправленная последовательность поступков, составляющая по-
ведение индивида. И, наконец, целостность поведения в различных сфе-
рах и есть собственно деятельность во всем ее объеме.

В. А. Ядов корреспондирует тот или иной уровень поведения с кон-
кретным уровнем его психической регуляции. <Для регуляции поведе-
ния на уровне элементарного поведенческого акта в некоторой предмет-
ной ситуации может оказаться адекватной та или иная элементарная
фиксированная установка; для регуляции социально значимого поступ-
ка в данных обстоятельствах ведущие диспозиции скорее всего извле-
каются из системы фиксированных социальных установок; в случае
регуляции деятельности в определенной социальной сфере <ответствен-
ность> за общую готовность несут базовые социальные установки, на-
правленность интересов личности, а в регуляции социальной деятель-

ности личности в целом доминирующее значение приобретают ее цен-
ностные ориентации как высший уровень диспозиционной иерархии
Г246,99].

т

чала необходимо вывести их характера деятельности этой
личности.

Для исследователя причин преступности подлинным ин-
дикатором антиобщественной направленности личности яв-
ляется ее преступная деятельность. Только отталкиваясь от
конкретных актов противоправного поведения, ретроспек-
тивно прослеживая жизненный путь отдельных индивидов,
характер их взаимодействия с окружающей средой, можно
установить те действительные причины, которые определили
социальную установку личности, породили мотивы ее пре-
ступных действий. Иначе говоря, о негативно-пренебрежи-
тельном отношении к человеческой личности и ее важней-
шим благам, о корыстно-частнособственнических тенденци-
ях или индивидуалистически-анархистском отношении к
различным социальным установлениям и предписаниям, ко-
торые А. Б. Сахаров выделяет как основные формы антисо-
циальной направленности личности, мы судим обычно по
характеру совершенных этой личностью действий, по всему
ее социальному поведению.

Поэтому и при криминологическом изучении соучастия
следует также исходить из анализа деятельности всех сов-
местно участвующих в совершении преступления лиц. При
этом существенными элементами такого анализа является
и характер совершаемых отдельными соучастниками дей-
ствий, и взаимная координация их преступных усилий, и
стойкость существующей между ними связи. Именно сово-
купный анализ всех этих элементов дает основание для
оценки уровня общественной опасности конкретных совме-
стных действий, а, отсюда, и для вывода о направлениях
уголовно-правовой борьбы с ними, получающей выражение
в конструкции конкретных составов преступления. Дает он
и возможность судить об условиях, способствовавших объ-
единению усилий нескольких лиц для совместного соверше-
ния преступления, а, следовательно, и о тех наиболее
эффективных средствах, которые следует (наряду с общей
профилактикой преступлений) применять для предупрежде-
ния совместной преступной деятельности.

2. Криминологические и уголовно-правовые аспекты
видовой деятельности соучастников

1. Криминализация действий соучастников неразрывно свя-
зана с уяснением их причиняющего значения, той роли, ко-
торую они играют в формировании <главного> действия ис-
полнителя. Именно потому, что деятельность соучастников
развивается, как правило, на стадии, предшествующей фор-

мированию умысла и его реализации исполнителем, она

нуждается в криминологическом осмысливании. Первый из
вопросов, который требует такого осмысливания, заключа-
ется в том, чтобы определить, какая степень причастности
тех или иных лиц к преступной деятельности других лиц
может рассматриваться как общественно опасная и, потому,
как такая, которая должна попадать в орбиту уголовно-
правового регулирования. Прежде всего это, конечно, отно-
сится к случаям, образующим соучастие с распределением
ролей, поскольку ситуации, когда каждое из связанных с
преступлением лиц совершает действия, образующие объек-
тивную сторону состава конкретного преступления, каких-
либо сложностей в смысле их отнесения к уголовно-наказу-
емым не создают.

Вопрос о той минимальной степени причастности лица к
преступлению, которая дает основания рассматривать его
действия как общественно опасные, является преюдициаль-
ным и для законодательного решения вопроса об уголовной
ответственности за совершение конкретных действий, свя-
занных с преступлением, но не охватываемых объективной
стороной его состава, и для уголовно-правового конструи-
рования института соучастия. Иными словами, криминоло-
гическое осмысливание этих вопросов позволяет на базе
уголовной политики государства решить, как далеко долж-
на простираться сфера уголовно-правового воздействия, ка-
кой круг действий должен охватываться уголовно-право-
вым запретом.

2. Как известно, феодальное право, далекое от какого-
либо криминологического подхода к преступности, прибега-
ло к столь широкому уголовно-правовому регулированию,
при котором под действие уголовного закона подпадали не
только лица, непосредственно участвовавшие в совершении
преступления, не только те, кто своими действиями так или
иначе способствовал его совершению, но и те, кто в самом
широком плане был лишь едва причастен к нему тем, на-
пример, что находился на месте его совершения. Об этом
можно судить как по древним источникам права, так и по
современной доктрине соучастия в английском праве, во
многом несущей на себе печать средневековья [87; 258;
262].

Для буржуазного права характерно отсутствие глобаль-
ного криминологического осмысливания причинной обу-
словленности преступления, его связанности не только с
индивидуальной биографией лица, приведшей к формирова-
нию у него тех или иных личностных качеств, определенной
фиксированной установки, определяющей способы его реа-

гирования на те или иные внешние факторы, но и с систе-
мой господствующих в обществе цененостей, с той социаль-
ной ситуацией, в которой развивается и действует индивид.

3. Социалистическая криминология достаточно широко
исследовала взаимосвязь и взаимодействие личности и си-
туации. При этом вопрос этот рассмотрен и в широком пла-

не (взаимодействия индивида и внешней среды, как условия
формирования личности) и в узком - взаимодействия
свойств личности и конкретной жизненной ситуации, приво-
дящей к совершению преступления [79; 112; 128; 135; 138]'.

Но ведь в социологическом плане и внешняя по отноше-
нию к индивиду среда, и конкретная жизненная ситуация,
в которой ему приходится выбирать ту или иную линию
поведения, в конечном итоге слагаются из социального вза-
имодействия как отдельных личностей, так и их общностей.
Оставляя в стороне воздействие социального окружения на
индивида, на процесс формирования его личности, о кото-
ром уже выше шла речь, остановимся на тех аспектах
взаимодействия людей, которые имеют отношение к пробле-
ме совместной преступной деятельности.

Едва ли нужно специально доказывать, что действия
лица, совершающего преступление, неизбежно соприкаса-
ются, вступают во взаимодействие с деятельностью других
лиц. При определенных условиях именно эта деятельность
может обусловливать преступные действия лица или обра-
зовывать ситуацию, в которой эти действия осуществляются.
Иначе говоря, деятельность одних людей может быть при-
чиной или условием противоправных действий других. Мо-
жет она выступать и как повод к совершению преступления.
Таким образом, диапазон, в котором наблюдается взаимо-
связанность противоправного поведения с деятельностью
других лиц, весьма широк. Эта деятельность может быть
<нейтральной> по отношению к совершенному лицом пре-
ступлению, может быть поводом к совершению преступле-
ния, может создавать реальные условия для его реализа-
ции и, наконец, может быть его причиной.

Эта криминологическая реальность, точнее различные ее
проявления надлежаще интерпретируются уголовным пра-

' В. Н. Кудрявцев выделяет, например, три основные группы вопро-
сов, позволяющих раскрыть специфику антиобщественного поведения
и его причин. Первую из них составляют вопросы формирования лич-
ности в результате взаимодействия психофизиологических особенностей
индивида и внешней среды, вторую - взаимодействие личности и кон-
кретной жизненной ситуации, приведшей к совершению преступления и,
наконец, третью - вопросы общего соотношения социального и биоло-
гического в генезисе преступного поведения [131, 22}.

вом как на стадии конструирования уголовно-правового за-
прета, так и на стадии применения закона. Так, например,
такие составы как убийство с превышением мер необходи-
мой обороны или убийство в состоянии сильного душевного
волнения, вызванного насилием со стороны потерпевшего,
являются отражением на стадии формирования уголовного
закона ситуации, когда действия виновного провоцируются
поведением потерпевшего. Но и на стадии применения уго-
ловного закона, даже когда нет специального состава, смяг-
чающего ответственность в определенной, созданной потер-
певшим ситуации, поведение последнего принимается (во

всяком случае, должно) во внимание правоохранительными
органами '. Не отражаясь на квалификации действий лица,
совершившего преступление, оно так или иначе сказывается
на определении степени его вины.

Р. систематически пьянствовал, избивал свою сожитель-
ницу. Предпринятые последней попытки к тому, чтобы Р.
оставил ее, ушел из ее дома, ни к чему не привели. Тогда
она решила убить Р. Воспользовавшись случаем, когда Р.
после очередной попойки заснул, К. нанесла ему два удара
топором по голове. Утром она расчленила труп и закопала
в огороде, сказав соседям, что Р. уехал.

Суд, рассматривая дело по обвинению К. в убийстве,
не счел возможным согласиться с позицией защиты о том,
что К. действовала в состоянии сильного душевного волне-
ния, вызванного насилием со стороны Р" поскольку между
очередной ее ссорой с Р. и совершенным ею убийством про-
шло более суток. Вместе с тем суд, придя к выводу, что Р.
своими действиями создал ситуацию, которую К. восприни-
мала как безвыходную, избрал ей наказание по ст. 94
УК УССР в виде 8 лет лишения свободы.

В рассмотренном выше случае речь шла о ситуации, в
которой провоцирующим преступление моментом были дей-
ствия потерпевшего. Но такую ситуацию могут создавать и
действия посторонних лиц, провоцирующих виновного на
определенную форму поведения своим молчаливым сочувст-
вием, молчаливым одобрением его действий. Особенно часто
это наблюдается в среде несовершеннолетних. Один из та-
ких случаев описан Е. Богатом в судебном очерке <Урок>
[62, 31-62]. В нем речь идет о случае жестокого избиения
группой девочек-школьниц своей соученицы, проходившем
на глазах юношей из этой школы, и о том влиянии, которое

' Речь идет о так называемом виктимном поведении потерпевшего,
провоцирующего своим поведением преступника на определенные дей-
ствия [167; 184; 236; 256: 264].

3 906                                                                      65

присутствие <зрителей> оказывало на поведение правона-
рушительниц.

По современным криминологическим воззрениям такое
поведение отнюдь не всегда влечет за собой уголовно-право-
вую его оценку. Лишь тогда, когда закон возлагает на оп-
ределенных лиц обязанность чинить препятствия преступ-
ным действиям других лиц, их бездействие может повлечь
уголовную ответственность. Задача криминологии и уголов-
ного права как раз в том и заключается, чтобы определить
общественную опасность бездействия в определенных соци-
альных ситуациях и на этой основе - границы уголовной
наказуемости за бездействие.

Но и в первом случае, когда провоцирующим началом

являются действия потерпевшего от преступления, и во
втором - когда источником, провоцирующим преступление,
являются действия третьих лиц, речь идет лишь о поводах
к преступлению, либо об условиях его совершения, образу-
ющих в совокупности с другими объективными факторами
конкретную жизненную ситуацию, которая во взаимодейст-
вии со свойствами личности приводит к преступлению. Ины-
ми словами, в обоих этих случаях названные действия по-
терпевшего или третьих лиц не являются причиной совер-
шенного преступления.

Вместе с тем, в реальной действительности нередко
встречаются случаи, когда действия отдельных лиц настоль-
ко тесно переплетаются с преступным поведением других
лиц, что это последнее уже не может быть рассмотрено в
отрыве от этих действий. Они, тем самым, включаются в
причинную цепочку, обусловливающую общественно опас-
ное противоправное поведение исполнителя, которое, в ко-
нечном итоге, приводит к причинению ущерба правоохра-
няемым интересам.

Здесь сразу же следует провести разграничение между
отрезком причинной цепочки, который исследуется уголов-
ным правом, и тем ее отрезком, изучение которого входит в
предмет криминологии. Если в уголовном праве в качестве
начального звена причинной цепочки выступает конкретный
акт общественно опасного и противоправного поведения
лица, а в качестве ее конечного звена - преступный резуль-
тат, то в криминологии <в качестве начальных звеньев вы-
ступают явления, которые мы относим к причинам преступ-
ления> [131, 114], а завершающим звеном является кон-
кретный поступок человека.

4. Круг явлений, выступающих в качестве причин пре-
ступления, весьма обширен. Остановимся лишь на тех, ко-
торые идентифицируются с конкретными действиями прича-

стных к преступлению лиц. Причем подход к этим действи-
ям и в уголовном праве и в криминологии различен. Если
уголовное право рассматривает эти действия как нарушение
установленного уголовным законом запрета и как предпосыл-
ку уголовной ответственности, то криминология подходит к
ним исключительно с позиций причинности, с позиций того,
насколько эти действия обусловили совершение преступле-
ния исполнителем или насколько они содействовали ему.
Иначе говоря, в рамках криминологического анализа как
раз и устанавливается целесообразность уголовно-правово-
го запрета этих действий.

Причинная связанность этих действий с преступлением,
совершенным исполнителем, может быть различной. Низ-
шую границу такой связанности составляют те действия, ко-
торые лишь способствуют исполнителю в реализации его
преступных намерений, высшую - те, которые определяют
или направляют действия исполнителя.