Объект преступления по советскому уголовному праву (Никифоров Б.С.) - часть 26

>>>202>>>
ем последствий. Ни закон, ни суд не могут обязать лицо сделать вывод, если оно не

располагает фактическими основаниями для соответствующего умозаключения.

Если   субъект   при   совершении   действий,   предусмотренных   уголовным   законом,

сознает их фактический характер и желает совершить их, то уголовная ответственность за
учинеиие   умышленного   преступления   возможна   лишь   в   случаях,   когда   обвиняемый
сознавал   общественно   опасный   характер   причиняемых   его   действиями   последствий.
Иначе   уголовная   ответственность   либо   вовсе   исключается,   либо   наступает   за
неосторожное причинение того же вреда, если, разумеется, закон предусматривает такую
ответственность в особой норме или допускает ее в рамках данного состава преступления.
В последнем случае учет указанных особенностей может иметь значение при определении
наказания.  Ответственность  за   неосторожное  причинение   вреда   возможна  тогда,  когда
обвиняемый, совершая определенные действия, должен был и мог сознавать общественно
опасный   характер   их   последствий.   Представляется   уместной'   аналогия   между   этими
случаями и некоторыми случаями так называемой мнимой обороны. Как известно, лицо,
причинившее   вред   при   обороне   от   действий,   которые   оно   ошибочно   расценивало   как
нападение на него, если оно по обстоятельствам дела должно было и могло осознать свою
ошибку, отвечает за неосторожное причинение вреда, несмотря на то, что оно действовало
«умышленно» — сознавало фактический характер своих действий и желало их совершить.
Очевидно,   что   в   основе   такой   квалификации   лежит   то,   что   субъект,   не   сознавая
общественно опасного характера последствий своих действий, по обстоятельствам дела
должен был и мог осознать его.

Но   что   значит   сознавать   общественно   опасный   характер   последствий   своих

действий?

Мы   видели,   что   последствие   в   смысле   уголовного   права   есть   категория

соотносительная,   это   —   всегда   нарушение   охраняемого   уголовным   правом   объекта,
причинение ущерба общественному отношению, находящемуся под охраной уголовного
закона. Только этим и определяется объективная общественная опасность последствия,
его   общественно   опасный   характер.   «Определенные   деяния   потому   и   включаются   в
переченыивестут-

>>>203>>>
ных    и    наказуемых    в   уголовном     порядке,—пишет
B.   Н. Кудрявцев,— что     они       причиняют     значительный вред общественным

отношениям социалистического общества, правам и законным       интересам граждан»

1

.

Поэтому   'предвидеть   (в   существенном   для   уголовного   права   смысле)   общественно
опасный характер последствий своих действий — означает по существу    отдавать себе
отчет в том, в отношении какого именно объекта данное «фактическое»     последствие
выступает   как   вред,   ущерб.   Добросовестное,     извинительное     заблуждение       лица,
полагающего, что своими   действиями   оно   не   причиняет никакого вреда, исключает
уголовную ответственность. Ошибочное представление лица о характере повреждаемого
его действиями       объекта       должно     влечь за собой квалификацию его действий как
покушения на задуманное им преступление.

Примером первого рода может служить дело С, осужденного за кражу в связи с

тем, что он привез с луга к себе во двор два вода сена, накошенного X. и принадлежащего
последнему. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР отменила
приговор народного суда и признала необходимым 'проверить объяснения С., указавшего
в жалобе на приговор, что он увез чужое сено по ошибке. С. утверждал, что его жена
косила   сено рядом   с участком X., но где именно,

C.  точно не знал. Когда он поехал за сеном, то по ошибке попал на участок X.

2

.

Примеры   второго   рода   имеются   в   материалах   судебной   практики   по   делам   о

противоправном   изъятии   чужого   имущества.   Противоправное   завладение   чужим
имуществом является хищением только тогда, когда это завладение представляет собой
посягательство не на отдельные элементы права собственности, а на самое это право. В
подобных случаях в соответствии с характером объекта посягательства целью субъекта
является распоряжение  чужим имуществом как своим собственным. Но и тогда, когда
субъект завладевает чужим имуществом с целью обращения его в свою собственность,
ква-

1

    В.   Н.   Кудрявцев,   Ответственность   за   причинение   вредных   последствий   по

советскому уголовному праву, М.,  1953, стр. 21.

2

  См. «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1949 г. № 2, стр.  28.

>>>204>>>
лиф'икация совершенного им деяния зависит от ряда обстоятельств: отдавал ли он

себе отчет в том, что он посягает на право собственности другого лица, и в том, на какую
именно собственность — государственную, общественную или личную — он совершает
посягательство.   Если   суд   установил,   что   субъект   отдавал   себе   отчет   в   том,   что   он
завладевает чужим имуществом без права на это, и желал поступить таким образом, то
установления   в   его   действиях   прямого   умысла   в   этом   смысле   еще   недостаточно   для
правильной   уголовноправовой   квалификации   совершенных   действий.   Для   правильной
квалификации суд должен установить, что субъект либо б е з-раз лично относился к то м
у,   на   какую   именно   собственность   (государственную,   общественную   или   личную)   он
посягает, либо сознавал или полагал, что он совершает посягательство на определенную
форму   собственности.   Вопрос   о   конкретном   содержании   умысла   субъекта,   о
квалификации его действий и осуществленного им результата решается в зависимости от
того, как он представлял  себе объект  совершенного  преступления.  В этом единстве,  с
одной   стороны,   умысла   с   точки   зрения   его   содержания   и,   с   другой   —   объекта
преступления   находит   живое   выражение   то   огромное   значение,   которое   советское
уголовное право придает  способности  человека определять  свое поведение,  и та роль,
которую играет объект три решении вопроса о квалификации.

Так, М. был осужден по ст. 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР «Об

уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» от
4 июня 1947 г. за то, что он обратил в свою собственность приблудшую к его табуну
лошадь,   которая,   как   потом   оказалось,   принадлежала   государственному   учреждению.
Судебная  коллегия   по  уголовным  делам  Верховного  Суда  СССР  в  определении  от  13
апреля   1949   г.   признала,   что   «М.   правильно   осужден   за   хищение   государственного
имущества потому, что при хищении лошади он сознавал возможность и того, что она
принадлежит местным государственным учреждениям»

1

.

1

 «Судебная  практику  Верховного  Суда    СССР» 1949 г.  № 8, стр.   19.

>>>205>>>
В другом случае Ч. был привлечен к ответственности за хищение государственного

имущества в связи с тем, что он, работая весовщиком на железнодорожной станции, во
время работы похитил 20 штук бревен и продал их частному лицу. В определении от 18
января   1949   г.   Железнодорожная   доллегия   Верховного   Суда   СССР   'признала,   что
виновность Ч. по делу доказана. «Имея, однако, в виду, что похищенный Ч. лес, хотя и
находился на территории станции, но являлся собственностью колхоза и им охранялся»,
коллегия   определила,   что   преступление   Ч.   предусмотрено   ст.   3   Указа   Президиума
Верховного  Совета   СССР от  4 июня  1947  г.,  устанавливающей   наказание   за  хищение
общественного   имущества.   Коллегия   не   стала   входить   в   обсуждение   вопроса   о   том,
сознавал или не сознавал Ч., кто именно — государство или общественная организация —
является собственником имущества. В этом, впрочем, и не было надобности, так как из
обстоятельств дела усматривалось, что Ч. отдавал себе отчет в том, что он посягает на
социалистическую   собственность.   Поэтому   квалификация   совершенного   им   хищения
должна была определяться тем, какое имущество он фактически похитил

1

.

Иначе был решен вопрос по делу К., который был признан виновным в том, что он

в   нетрезвом   состоянии   ночью   похитил   с   повозки,   стоявшей   на   дороге,   одну   флягу   с
молоком, принадлежавшую колхозу. Народный суд не признал в действиях К. состава
хищения   общественного   имущества,   поскольку   по   делу   не   было   доказано,   что   он,
похищая флягу, знал о принадлежности молока колхозу. Областной суд, не согласившись
с   этими   соображениями,   отменил   приговор   и   направил   дело   на   новое   рассмотрение.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР указала, что определение
областного   суда   исходит   из   объективного   вменения   вины   и   противоречит   основным
принципам советского уголовного права, согласно которым лицо может быть подвергнуто
уголовному наказанию только за такие действия, которые совершены им умышленно или
неосторожно. «Учитывая",— подчеркнула коллегия,— что хищение пред-

1

 См. «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1949 г. № 3. стр.   18.

>>>206>>>
полагает   действия,   совершенные   по   умыслу,   принадлежность   похищенного

имущества   «   социалистической   собственности   могла   бы   быть   вменена   К.   как
квалифицирующее его действия обстоятельство лишь в том случае, если бы он, совершая
кражу фляги с молоком, сознавал, что это молоко принадлежит государственному или
общественному   учреждению   или   предприятию».   Поэтому   коллегия   признала,   что
народный суд правильно квалифицировал действия К., поскольку не было установлено,
что, совершая кражу молока, он знал, что крадет колхозное имущество, «...тем более, что
ни количество молока на повозке,... ни характер тары, ни иные какие-либо признаки не
могли   свидетельствовать   о   том.   что   это   молоко   не   чья-либо   личная   собственность,   а
общественная собственность»

1

. Нам представляется, одна-

1

 «Судебная практика Верховного Суда СССР за 1947 г.», вып. IV (XXXVIII), М.,

1948,   стр.   19—>20.   Указание   коллегии   на   то,   что   «...принадлежность   похищенного
имущества   к   социалистической   собственности   могла   бы   быть   вменена   К.   как
квалифицирующее   его   действия   обстоятельство...»   является   неточным.   Неправильно
поступают также и авторы учебников уголовного права для юридических институтов и
факультетов   (например,   «Советское   уголовное   право,   часть   Общая»,   1952,   стр.   248),
рассматривающие   в   разделе,   посвященном   фактической   ошибке,   вопрос   о   хищении
государственного   имущества,   совершаемом   в   ошибочном   предположении,   что   оно
принадлежит отдельному гражданину, а также вопрос о хищении личного имущества в
ошибочном   предположении,   что   оно   принадлежит   государству   или   общественной
организации.   Дело   в   том,   что   то   или   иное   обстоятельство   может   рассматриваться   в
качестве квалифицирующего только в случае, когда речь идет о двух видах одного и того
же   преступления   —   простом   при   отсутствии   квалифицирующего   обстоятельства   и
квалифицированном   при   наличии   этого   последнего.   Поэтому   утверждение,   что
социалистический характер имущества есть обстоятельство, квалифицирующее хищение
этого имущества, равносильно утверждению, что хищение социалистического и хищение
личного   имущества   суть   однородные   преступления.   Тем   самым   смазывается   особое
политическое   значение   социалистической   собственности   и   борьбы   за   ее   охрану   и
искажается   политическая   характеристика   как   социалистической,   так   и   личной
собственности   в   СССР.   В   действительности   в   рассматриваемых   случаях   речь   идет   об
ошибке в объекте, причем не в том неверном значении, которое присвоено этому понятию
в указанном учебнике, а в подлинном смысле этого слова. Поскольку объект представляет
собой   один   из   элементов   преступления,   ошибка   в   объекте   есть   ошибка   относительно
одного из элементов состава со всеми вытекающими отсюда последствиями в отношении
квалификации.   Об   ошибке   в   квалифицирующих   обстоятельствах   можно   говорить,
например,   тогда,   когда   субъект   совершает   убийство   лицаг   находящегося         в
беспомощном

>>>207>>>
ко,   что   народный   суд   поступил   бы   более   правильно,   если   бы   осудил   К.   за

покушение на «ражу личного имущества.

В соответствии  с изложенным,  не совсем точными следует  признать  некоторые

формулировки определения коллегии Верховного Суда СССР по делу М., который был
осужден за «ражу личного имущества в связи с похищением кухонного стола из будки
ремонта вагонов на станции. Этот стол был изготовлен по разрешению администрации
мастеру вагонного депо. Отменяя приговор, Коллегия, в частности, указала, что по делу не
исследован вопрос о принадлежности стола—принадлежал ли он лично мастеру депо или
же вагонному депо станции, которое передало стол мастеру во временное пользование.
«Между   тем,—   подчеркивалось   в   определении   коллегии,—   от   установления   этого
обстоятельства зависит квалификация действий лиц, виновных в хищении этого стола».
Последнее   положение   правильно   только   частично:   квалификация   в   данном   случае
зависела и от принадлежности стола, и от того, как его принадлежность представлял себе
похититель

1

.

положении   (п.   «е»   ст.   136   УК   РСФСР),   полагая,   что   потерпевший   не   обладает

этими свойствами.

Что касается ошибки в объекте, как ее понимают авторы учебников 1952 года (стр.

248) и 1959 года (стр. 182—183), то неясной  является  в них уже постановка  вопроса:
объект представляет собой один из элементов преступления, а между тем по правилам об
«ошибке   в   объекте»   таковая   не   имеет   значения   для   квалификации   совершенного.   В
действительности,   в   случаях   так   называемой   ошибки   в   объекте   никакой   ошибки   в
объекте, понимаемом как общественное отношение, не происходит. Ошибка имеет здесь
место в отношении свойств вещи (например, субъект похищает портсигар вместо часов).
Именно потому, что в этих случаях никакой ошибки в объекте не происходит, субъект
отвечает за совершенное им так, как если бы никакой ошибки не было. Допущенная им
ошибка относится к обстоятельствам, лежащим за пределами состава преступления (См.
В. Ф. Кириченко, Значение ошибки по советскому уголовному праву, М., 1952, стр. 39 и
след.).   См.   также   М.   И.   Федоров,   Понятие   объекта   преступления   по   советскому
уголовному   праву,   «Ученые   записки   Пермского   государственного   университета   имени
Горького», т. XI, вып. 4, кн. 2, 1957, стр.   191—1192.

1

  Нельзя   согласиться   с   постановлением   Пленума   Верховного   Суда   СССР  от   12

апреля 1957 г. по делу Б. и других, оогласно  которому в действиях  лиц, похитивших
личное имущество, в предположении, что оно принадлежит государству, имеется состав
оконченного   хищения  государственного  имущества   (См.  «Бюллетень  Верховного   Суда
СССР» 1957 г. № 3, стр.  1).

>>>208>>>
Приведенные примеры являются не более как иллюстрацией ^формулированного

общего положения о значении объекта для характеристики последствия со стороны его
общественной опасности и отсюда в соответствии с изложенным — о значении объекта
для характеристики умысла со стороны его с о дер ж а н и я.

Разумеется,   это   не   означает,   что   умысел   или   неосторожность   не   имеют

самостоятельного   уголовноправового   значения,   что   психика   субъекта   всего   лишь
пассивно отражает фатально совершаемое им действие и тот ущерб, который причиняется
этим действием охраняемому уголовным правом общественному отношению. Встав на эту
антимарксистскую,   механистическую   позицию,   мы   не   сумели   бы   объяснить   тот
бесспорный факт, что умышленное и неосторожное причинение количественно одного и
того же вреда влечет за собой применение различного по виду и мере наказания. Человек
в   весьма   широких   пределах   способен   определять   свое   действие.   Это   положение
приобретает   особую   силу   в   социалистическом       государстве,   в   котором       человек
полностью       освобожден     от     отрицательного   влияния   внешних   условий,   таких,   как
эксплуатация,   голод   и   безработица.   Именно     поэтому     характер   выражения         воли
субъекта, хотя бы       проявившейся в одинаковых действиях, по формуле К. Маркса, по
своему   содержанию   и   по   своей   форме,   имеет   важнейшее   значение   для   определения
характера, вида и меры подлежащего применению наказания.

2. Цель

26.   Особого   рассмотрения   требует   вопросе   значении   объекта   для   установления

содержания цели в тех случаях, когда законодатель, определяя то или иное преступление,
включает   указание   на   цель   или   когда   известная   цель   действия,   описанного   в   законе,
предполагается по характеру преступления.

К первой группе случаев можно отнести составы тех преступлений, в определение

которых   законодателем   было   включено   указание,   например,   на   контрреволюционную
цель: экономическая контрреволюция (ст. 58

7

 УК РСФСР), диверсионный акт (ст. 58

9

 УК

РСФСР) и контрреволюционный саботаж (ст. 58

Э

 УК РСФСР) .

>>>209>>>
Бесспорно, критерий наличия или, отсутствия контрреволюционного умысла или

контрреволюционной   цели   имел   в   свое   время   важное   значение   для   разграничения
контрреволюционных   и   других,   например,   должностных   преступлений.   Вопрос
заключался   в   том,   являлся   ли   этот   критерий   исходным   и   основным   или   же   цель
представляла   собой   в   таких   случаях   субъективное   выражение   объективной
направленности соответствующих действий. Мы полагаем, что указанный вопрос должен
быть решен во втором смысле. Это никоим образом не означает преуменьшения значения
цели   при   решении   вопроса   о   квалификации   названных   деяний.   Если   бы   наличие   или
отсутствие контрреволюционного умысла законодатель считал единственным или хотя бы
основным   критерием   для   отграничения   контрреволюционных   преступлений   от   всех
других,   то   было   бы   допущено   серьезное   отступление   от   принципа,   в   соответствии   с
которым   преступления,   предусматриваемые   в   Особендой   части   уголовных   кодексов
союзных республик, делятся на группы в зависимости от того, на что, на какие интересы
они посягают.

Преступную цель, как и умысел в целом, не следует рассматривать в отрыве от

объекта   преступного   посягательства.   Преступная   цель   имеет   своим   содержанием
достижение преступного результата, а этот последний, как мы видели, неразрывно связан
с объектом преступления. В. И. Ленин указывал на то, что человеку только кажется, что
его цели взяты вне мира и независимы от мира. На самом же деле, указывал В. И. Ленин,
они находят объективный мир как данное, наличное

1

.

Для   того   чтобы   в   действиях   субъекта   можно   было-констатировать

контрреволюционный умысел или контрреволюционную цель, эти действия должны были
быхь   направлены   «...против   основ   советского   строя,   установленного   в   Союзе   ССР
властью рабочих и крестьян...» (ст. 46 УК РСФСР). Для того чтобы действие можно было
считать   субъективно   направленным   против   основ   Советского   строя,   оно   по   общему
правилу должно быть одновременно и объективно направлено против них. Именно эта
двуединая направленность контрреволюционных преступлений и определяла  их  особую,
специфическую

1

 См. В. И. Ленин, Философские тетради, 1947, стр. 162—163,