Как жили византийцы (Литаврин Г.Г.)

104

отдыха императора после литургии в обществе патриарха.

Патриарх крестил порфирородного ребенка, он венчал его при

заключении брака и при восшествии на престол, он совершал по

василевсу заупокойную службу. Патриарх был своим человеком

в царской семье, нередко еще до занятия им патриаршего

престола. Угодного человека василевс не стыдился просить на

коленях принять высший церковный пост, а затем нередко

обращался к нему за советом по важнейшим делам. Однако роль

церкви была тоньше и сложнее в утверждении власти и

существующих порядков, чем роль императора. Боясь поставить

под угрозу свой авторитет и влияние на массы, церковь не могла

позволить себе достижение цели любой ценой, как сплошь и

рядом поступал светский глава государства. Оберегая свой

авторитет, церковь в то же время оберегала и авторитет

василевса.

Все христиане империи делились на три чина: клириков

(священнослужителей), назиреев (монахов) и мирян (светских

лиц). Согрешивший мирянин оставался мирянином: отлучение

от церкви было в Византии редким и страшным наказанием.

Согласно же канонам, допустивший грех клирик или монах

должны были подвергаться более суровым карам, вплоть до

исключения из своего чина, даже за незначительные проступки.

Но каноны соблюдались плохо. Нравы в среде духовенства

порой не отличались от нравов в среде служителей светской

власти. Борьба за доходные и почетные места в церковной

иерархии, за богатую епископию и высокий титул шла

ожесточенная. Патриарх, севший на трон после низложения

предшественника-соперника, стремился стереть в памяти

прихожан даже самое имя низложенного. Николай Мистик,

одолев Евфимия, повелел снять священные покровы с престола

св. Софии и мыть алтарь губками, чтобы очистить его от

105

скверны, ослика Евфимия Николай приказал удавить (церковь не

проливает крови!).

Нарушалось каноническое право самими епископами

постоянно. Некоторые из них передавали свои посты сыновьям

(рожденным до посвящения в епископский сан) или другим

родственникам. Клирики частенько перебегали из одной эпархии

в другую, на более выгодное место. Епископы сманивали их

друг у друга

(хотя каноны приравнивали этот грех к

прелюбодеянию) и превращали некоторых из них в своих

париков и личных слуг.

Мы уже говорили, что светская власть обязывала

слукителей церкви следить за благонадежностью своих

прихожан. Еретиков церковь преследовала неотступно. Суровые

гонения она устраивала порой и на приверженцев языческих

обрядов, которые вплоть до ХIII в. еще встречались во многих

районах страны. Непременным средством борьбы с ересью было

привлечение к участию в преследовании возможно большего

числа людей, широкая гласность, пропаганда, сознательное

разжигание религиозных страстей. При осуждении богомила

Василия и его учеников патриарх и василевс так распалили

страсти, что зверевшая толпа требовала массового сожжения

еретиков. Еще раньше они добились того же во время предания

анафеме учения философа Иоанна Итала: проклятие

совершалось при огромном стечении народа, хором

подхватывавшего анафему при каждом пункте. Возбужденные

люди метались по св. Софии в поисках самого Итала, чтобы

расправиться с ним. Философ спасся, спрятавшись на крыше.

Церковное осуждение, эпитимья, отлучение были

могучим средством унижения человека и организации травли со

стороны общества. В подобных случаях церковь выступала как

сплоченная

корпорация.

Дисциплина

среде

106

церковнослужителей бывала при этом гораздо более высокой,

чем в среде светского чиновничества. Согласно канонам ни

клирик без позволения епископа, ни епископ без позволения

митрополита не имели права искать защиты светских властей

под страхом лишения священства.

Авторитету

церкви

содействовала

широко

распространенная в Византии и насаждаемая церковью вера, так

сказать, в "подлинные", канонические чудеса, реликвии, образы

и знамения. Не только невежественные простолюдины, но и

образованные люди, крупные деятели и сами василевсы нередко

поступали в соответствии с какими-либo предсказаниями и

знамениями. Трезвый политик Алексей I при неблагоприятном

знамении мог, располагая превосходящими силами, начать

отступление. Особой популярностью в столице пользовался

культ богородицы, которая почиталась как хранительница

царственного города. Стало традицией в минуты крайней

опасности устраивать торжественные процессии и обходить с

ризами богородицы укрепления Константинополя. Византийцы,

в частности, приписывали этим ризам спасение своей столицы

от осады русского флота в 860, 941 и 1048 гг.

В позиции византийской церкви и императорской власти

по отношению к другим государствам и народам имелось

серьезное отличие. С одной стороны, и церковь, и светская

власть утверждали принцип превосходства империи над всеми

прочими державами мира

- именно деятели византийского

духовенства усиленно аргументировали эту доктрину. С другой

стороны, василевсы в отдельные периоды пытались толковать

этот принцип лишь применительно к своей, светской власти,

признавая приоритет папы, "наместника апостола Петра"

(особенно во время конфликтов с главой своей церкви).

107

Церковь Византии оставалась в этом вопросе

последовательной до конца, даже тогда, когда ее неуступчивая

позиция объективно могла содействовать успехам турецкого

наступления и сдержанности Запада в оказании помощи

Византии. Светская власть имела больше возможностей для

маневра, высшее же духовенство империи сознавало, что всякое

отступление от освященных веками канонов и традиций, в

особенности в обрядовой стороне культа, вызовет такую бурю

негодования ортодоксальных прихожан, что церковь потеряет на

них свое влияние.

Еще в 60-х годах IX в. дело близилось к схизме

официальному расколу церквей, который произошел, однако,

два века спустя, в 1054 г. Схизма, впрочем, не имела важных

последствий, так как не затронула интересов верующих. Она

стала лишь поводом для дальнейшего углубления разногласий и

взаимной враждебной агитации. С начала крестоносного

движения обнаружившиеся агрессивные устремления Запада,

заранее

оправдываемые "прегрешениями схизматиков",

заставили императорскую власть объединить с патриархами

усилия в борьбе против притязаний папства. Анна Комнин уже

настойчиво проводит мысль о том, что с переносом столицы в

Константинополь при Константине Великом туда перешла также

"высшая епископская власть". Окончательное разделение

церквей правильнее относить поэтому не к 1054 г., а ко времени

после Четвертого крестового похода, когда религиозные

разногласия стали оправданием разгрома христианской

империи.

Ортодоксия в Византии, как говорилось, отнюдь не была

снисходительна, особенно в осуществлении своей официальной

политики. Любопытен следующий эпизод. Священник Фемел из

108

деревеньки в Малой Азии совершал богослужение, когда на

селение и самую церковь с прихожанами напал арабский отряд.

Не имея времени снять священническое облачение, Фемел

отбивался от врагов тяжелым паникадилом. Нескольких арабов

он убил, других обратил в бегство. Епископ отстранил Фемела

от священнодействия как совершившего тяжкий грех убийства и

запятнавшего кровью святые одежды. Обидевшись на такую

несправедливость, Фемел бежал к арабам, отрекся от веры и

разорял с ними Каппадокию и соседние фемы.

Такая суровость в соблюдении буквы канонов как будто

бы противоречила известной мягкости по отношению к

иноверцам и язычникам. Но противоречия здесь нет: гибкость и

веротерпимость церкви империи была либо вынужденной

тактикой при недостатке сил, либо ловким политическим

маневром.

Именно византийская церковь предпочитала в X- XII вв.

распространять христианство скорее с помощью дипломатии,

культурного влияния и мирной проповеди, чем огнем и мечом,

как церковь Запада. Именно византийцы считали оправданной

церковную службу на родном языке практически для любого

новообращенного в христианство народа и даже содействовали

организации такой службы, так как эта политика гарантировала

от рецидивов язычества.

В гораздо большем отдалении от светских властей и

общественной жизни находилась вторая обширная группа

византийского духовенства, "второй чин"

- монашество.

Согласно свидетельству русского странника, к началу XIII в. на

одном Босфоре насчитывалось до 40 тыс. монахов и 14 тыс.

монастырей. Эти цифры не столь уж фантастичны, если учесть,

109

что в Византии было множество мелких монастырьков, имевших

от трех до десяти монахов.

Помимо монахов, обитавших в келейных или

общежительных монастырях, имелось немало монашествующих

в быту, пилигримов и странников, одиноких аскетов и

пустынников. Обычно монахи пользовались уважением как

"божьи люди", отвергшие мирские радости и посвятившие себя

служению богу. Однако Михаил Пселл, сам монах (хотя и

сбежавший от монастырской скуки), писал, что чем больше в

империи становилось монахов, тем быстрее росли подати

(Psellos, I, p.

43.). Не было также секретом, что основным

мотивом пострига являлись часто не помыслы о духовном

спасении, а поиски убежища от грозящей кары властей или от

беспросветной нужды.

Корыстолюбие монашества порицается в самых разных

документах, от демократических

(эпических) сочинений до

официальных актов и императорских указов. Евстафий

Фессалоникийский в трактате "Об исправлении монашеской

жизни" (XII в.) говорил, что все помыслы игумена и братии

сосредоточены не на служении добродетели, а на приобретении

новых богатств, чаще - с помощью хитрости, обмана, подлога,

насилия.

Особенно острому осуждению подвергалась в XI - XII вв.

распущенность нравов среди монашества. В начале XII столетия

в одном из крупнейших монашеских центров империи, на

Афонской горе, разразился скандал. Дело разбирали василевс и

патриарх. Оказалось, что монахи Святой горы вступали в связи с

влашскими женщинами. Особым указом влахи с их отарами

были выселены с Афонского полуострова - и немало монахов

ушло вместе с ними. В анонимном сочинении говорится о

монахе, который на рынке прокладывает путь в толпе своей

110

возлюбленной, и о монахине, у которой чиновник задержался

столь долго, что его по приказу василевса разыскивали по всему

городу. Недаром уставы монастырей того времени содержат

категорические запреты женщинам, даже сестрам и матерям

монахов, приближаться к монастырской ограде.

Ранее уже упоминалось, что внутри самих монастырей

сохранялось социальное неравенство. Бывший богач, сделавший

крупный вклад в обитель, находился на особом положении, даже

став монахом: он имел отдельную келью в киновийном

(общежительном) монастыре, слугу в качестве исключения, он

лучше питался, был избавлен от труда и утомительных служб.

Поэт Феодор Продром приводит наставительную речь игумена -

отповедь монаху, недовольному тем, что одни пользуются

привилегиями, а другие нет: "тот протопоп, а ты пономаренок,

он хорошо поет, а ты - безгласен, он умеет считать деньги, а

ты - водонос, он бегло читает писание, а ты еле знаешь азбуку,

он 15 лет в монастыре, а ты - полгода, он добыл добро для

братии, а ты в это время пас овец, он вхож во дворец, а ты

глазеешь на богатые коляски, он - в плаще, а ты - в рогоже, у

него на постели четыре покрывала, а у тебя - солома, у него 10

литр взноса в казну обители, а ты не истратил при постриге ни

гроша хотя бы на свечку" и т. п. Посему, заключает игумен, не

завидуй и оставайся служкой.

Да и руга - содержание для монахов - определялась в

соответствии с их разрядом и положением в монастыре. Старец-

игумен мог получать в год 36 номисм, экономы и ключники

могли получать по 20 номисм, монахи высшего класса - по 15, а

прочие

- всего по

10. Варьировало также и натуральное

довольствие: занятым управлением старцам доставалось втрое

больше, чем молодым монахам, весь день занятым тяжелым

физическим трудом. Феодор Продром уподоблял мышь

игуменье, которая весьма далека от богословия и благочестия,

111

но так и сыплет цитатами, хотя на уме у нее лишь коровье масло,

ягнячье мясо, овечье молоко да мед.

Никифор II Фока, запрещая строить новые монастыри и

расширять владения старых, прямо указывал на вопиющее

несоответствие задач монашеского подвига, связанного с

умерщвлением плоти, - с богатствами и жадностью монахов (С.

Zachariae a Lingenthal. Jus graeco-romanum, III. Lipsiae, 1857, р.

290 sq.). Попытки секуляризации монастырских владений

предпринимались в Византии неоднократно. Однако все они

носили крайне ограниченный и непоследовательный характер.

На радикальные меры не мог решиться ни один василевс со

времени иконоборчества (VII-первая половина IX в.). Гораздо

более последовательны были императоры в умножении

монастырских имений и в раздаче привилегий монастырям. К

концу XII в. монастырские хозяйства находились в значительно

лучшем состоянии, чем владения представителей белого

духовенства.

Итак, церковь в Византии была огромной силой - она

играла в государстве большую, но сложную и противоречивую

роль.

• Церковь освящала своим авторитетом правила поведения

человека в быту и обществе, но одновременно

оправдывала тиранию главы семьи и бесправие

неимущих.

• Церковь распространяла грамоту, сохраняла памятники

античности, но она же жестоко преследовала

инакомыслящих, пресекала всякую попытку высказать

свежую мысль, превращала в застывшие догмы целые

отрасли человеческого знания.

• Церковь оказывала помощь обиженным, подавала

надежду отчаявшимся, но она же утверждала социальную

112

несправедливость, служила орудием господства над

народными массами.

• Церковь провозглашала идеалы гуманизма и братства, но

сама же была жестоким эксплуататором, гонителем

недовольных и сеятелем раздоров и распрей.

Именно поэтому уже тогда религиозность и уважение к

официальной церкви не были равноценными понятиями: идеалы,

провозглашаемые церковнослужителями, слишком часто

находились в противоречии с их деятельностью.

113

Глава 4. Война

Византия почти постоянно находилась в состоянии

войны. В течение многих столетий война оказывала глубокое

влияние на особенности социальной психологии населения

империи. Крайнее напряжение сил в борьбе внешними врагами

отражалось на жизни всех провинций Византии. Почти

непрерывно в IX-XII вв. империя подвергалась нападениям на

всем протяжении ее сухопутных и морских границ. В IX в.

главными врагами византийцев были арабы, затем - болгары и

венгры. С каждым следующим столетием число неприятелей и

их силы возрастали. В X в. это были уже, помимо арабов, болгар

и венгров, также русские; в XI в. - турки-сельджуки, болгары,

норманны, печенеги, половцы, сербы; в XII в. - итальянцы, снова

венгры, крестоносцы, болгары, не говоря уже о половцах и

турках. Проще перечислить не годы войны, а годы мира. В

среднем едва можно насчитать на столетие 20-25 лет, когда бы

империя не вела тяжелой войны.

В IX-X вв. византийское войско не уступало

западноевропейскому: оно было хорошо организовано и

вооружено. Превосходно было развито в Византии военное

строительство, опиравшееся на богатую инженерную традицию.

Возведение цепи крепостей вдоль границ считаюсь важнейшей

оборонительной задачей, и даже императоры порой во. время

походов таскали камни для ремонта крепостных сооружений.

Остатки мощных укреплений Константинополя, Фессалоники,

Трапезунда и Никеи доныне поражают воображение

путешественника своими размерами. Византийские инженеры -

строители крепостей славились далеко за пределами страны,

даже в далекой Хазарии.

114

Приморские крупные города, кроме стен, защищались

подводными молами и массивными цепями, преграждавшими

вход вражескому флоту в городские бухты. Такими цепями

замыкался Золотой Рог в Константинополе и залив Фессалоники.

Для обороны и осады крепостей византийцы

использовали различные инженерные сооружения

(рвы и

частоколы, подколы и насыпи) и всевозможные орудия: в

византийских памятниках постоянно упоминаются тараны,

подвижные башни с перекидными мостками, камнеметные

баллисты, крюки для захвата и разрушения осадных

приспособлений врага, котлы, из которых кипящая смола и

расплавленный свинец выливались на головы осаждающих. До

XI в. византийцы в этой области опередили большинство своих

врагов и тщательно берегли военные строительные секреты.

Михаил II, осадив в Аркадиополе Фому Славянина, не применял

сложных осадных орудий, так как боялся показать их союзным

болгарам. Тяжелые механизмы ромеи изготовляли на месте, во

время осады или обороны, из подручного материала, легкие же,

а также лестницы, ломы, заступы, свинец, веревки и ремни

возили в обозе войска. Мы уже упоминали о столь грозном

оружии, как "жидкий", или "греческий" огонь. В X в. его делали

только в столице. За разглашение технологии производства

грозила казнь. Однако уже тогда "греческий огонь" имели и

арабы л болгары, хотя применяли его редко. "Жидкий огонь"

предназначался главным образом для морского боя, но

использовался и при обороне крепостей

(им жгли осадные

орудия врага), и при их осаде (забрасывали в крепость, чтобы

вызвать пожары).

Существовали в византийском войске и саперные части,

умевшие наводить и быстро разрушать мосты и переправы.

115

Войско делилось на отряды по видам вооружения:

тяжелая конница - катафракты (кольчуги на воинах, палицы,

длинные пики, щиты, мечи), легкая конница

(копья, щиты,

луки), тяжелая пехота (кольчуги, щиты, мечи), легкая пехота

(луки, дротики, пращи) и т. д. Многие воины были обучены

владению несколькими видами оружия. С ослаблением

стратиотского ополчения в X в. воины все чаще снабжались

оружием за счет казны (луками, стрелами, копьями), которая

стремилась иметь ого запасы в своих арсеналах. Основной

ударной силой войска с последней трети этого века стали

катафракты.

Но к середине XI в. византийское вооружение уже

уступало по качеству вооружению воинов из развитых

европейских стран. Алексей I был вынужден, например,

учитывать, что турецкие стрелы легко пробивают доспехи

ромеев, и маневрировал в бою так, чтобы вражеские лучники

всегда оказывались с левой стороны, с которой ромейских

воинов защищали щиты. Однако все чаще не хватало и таких

доспехов. Тот же император перед одним из сражений

прибегнул к маскараду, дабы обмануть врага: он одел воинов в

однокрасочные ткани под цвет металла.

Лишь легкая кавалерия могла обойтись без обоза. Обычно

же он, под охраной арьергарда, сопровождал войско во всех его

походах. Там везли воинское снаряжение, продовольствие,

трофеи, имущество воинов, а также раненых. Там ехали и слуги

состоятельных воинов с походным скарбом господ. Особенно

громоздким было снаряжение василевса: палатку Алексея I

загромождали сундуки с парадными и иными одеяниями,

кровати, утварь. Искусные полководцы стремились найти такое

место обозу, чтобы он находился вне опасности и не мешал в

116

сражении, особенно при отступлении: беспорядок и паника в

войске, смешавшемся с обозом, возрастали вдесятеро.

С упадком хозяйства страны и уменьшением доходов

казны все более тяжелой проблемой становилось снабжение

войска продовольствием. Страдали от недостатка провианта и

фуража не только полевые войска, но и городские гарнизоны,

особенно тех крепостей и городов, которые были расположены в

часто опустошаемых врагом районах.

Византийцы гордились тем, что они в отличие от

иноземцев обладают "искусством войны". Действительно, в

империи бережно хранили, переписывали и изучали древние

стратегиконы - военные трактаты о воинском искусстве. На их

основе составлялись и новые стратег и-коны, в которые

вносились поправки и дополнения

в соответствии с требованиями времени. Однако

войсками зачастую руководили не те, кто имел воинский опыт и

необходимые знания: василевсы

- ставленники гражданской

знати сознательно и упорно стремились отстранить от

командования войском представителей военной аристократии. В

XI в. крупными военачальниками становились сплошь и рядом

евнухи и прочие дворцовые вельможи, никогда не державшие в

руках оружия, но доказавшие личную преданность государю.

Огромные затраты, усилия множества людей шли прахом из-за

трусости и невежества таких полководцев. После каждого

серьезного разгрома армию приходилось формировать почти

заново. Императоры редко карали своих провинившихся

любимцев, зато бдительно следили за искусными и

популярными военачальниками, боясь мятежа, до которого

порой и доводили их своими подозрениями.

117

Лишь некоторые василевсы сами обладали качествами,

необходимыми полководцу, как, например, Никифор II Фока,

Иоанн I Цимисхий, Василий II Болгаробойца. Но нередко и их

усилия сводились на нет глухим сопротивлением столичных

вельмож. Императоры-полководцы, знатоки стратегии и

тактики, делившие с воинами невзгоды и тяготы походной

жизни, а порою личным примером увлекавшие их в бой, были

исключением. Приказы таких василевсов, как Роман III и Исаак

II, когда: они участвовали в походе, приносили больше вреда,

чем пользы в сражении. Само спасение такого бесталанного

венценосного полководца стоило иной раз больших жертв, чем

проигранная битва. Например, попавшего в ловушку, в

балканском ущелье Исаака II во время похода против болгар

телохранители вывели оттуда, прорубив коридор в толпе

объятых паникой собственных воинов.

И все-таки воинское искусство византийцев в целом

было, видимо, высоким. Его общие принципы, как и принципы

византийской дипломатии, предусматривали постоянное и

тщательное изучение врага: его численности, вооружения,

материальных средств, воинской тактики, нравов и

особенностей психологии.

Византийцы знали, в какое время лучше предпринимать

походы против тех или иных стран и народов, как в каждом

отдельном случае готовиться к военной кампании. Например,

летние походы против арабов Сирии были заранее обречены на

неудачу из-за невыносимого зноя и безводья, в условиях

которого любой арабский воин сильнее ромейского.

Бесперспективными представлялись и экспедиции в Сирию в

декабре, когда от дождей на дорогах непролазная грязь. Василий

II вторгался в Болгарию, когда враг был занят сбором урожая.

Алексей I выступал против печенегов и половцев в конце осени,

когда они готовились к перекочевке на зимние пастбища и были

118

отягощены грузом и стадами. Никифор II учитывал, что походы

в болгарские земли требуют особенно больших запасов

провианта для войска, так как, на его взгляд, это бедная страна.

Осведомлены были византийцы и о том, в какое время

наиболее вероятно нападение того или иного врага. Любопытно,

что Никифор II в своей "Тактике" предлагает устраивать сборы

воинов не весной, а в другое время, так как арабы обычно

вторгаются из более южных районов тогда, когда ромейские

воины еще не созваны; поэтому пограничные заслоны не могут

удержать врага, и мобилизация проходит в условиях

отступления.

Если стратиг не искушен и не находчив, пишет Анна,

никакое войско, как бы велико и хорошо вооружено оно ни

было, не избежит разгрома. При этом, вопреки ромейской

надменности, пронизывающей дипломатические руководства, в

сочинениях византийских военачальников утверждалась здравая

идея о необходимости помнить, что враг всегда искусен и

коварен.

Существенные перемены с середины XI в. произошли в

характере пограничных конфликтов. До этой поры серьезную

роль в отражении первого удара врага играли пограничные

войска, в которых временно или постоянно служили воины-

стратиоты. Границу по Дунаю, например, в феме Далмация

охраняли с весны до весны (попеременно) собираемые в Салоне

и отправляемые отсюда к реке крестьяне-воины. В Малой Азии

такую же роль, но постоянно, выполняли акриты - пограничные

поселенцы, пользовавшиеся значительными льготами, имевшие

крепкие хозяйства и кровно заинтересованные в обороне

119

рубежей от врага. В их распоряжении пыла цепь крепостей с

запасами продовольствия и оружия.

С вторжением в Византию турок-сельджуков в Азии и

печенегов на Балканах пограничные столкновения с врагом

утратили былое ожесточение. Изменился и характер

комплектования и порядок службы войска на границе. Границу

на Дунае, согласно Атталиату, теперь охраняли войска,

требовавшие казенного жалованья и набранные из этнически

пестрых элементов. Вряд ли это были крестьяне

- военные

поселенцы или стратиоты, сами обеспечивающие себя

вооружением и продовольствием. Часто византийские крепости

оставались глубоко в тылу наступавших полчищ кочевников.

Целые провинции постоянно переходили из рук в руки. Границы

теряли четкость. В меньшей степени, чем в Азии, проявилось это

на Балканах, где до завоевания Болгарии Балканский хребет, а

потом Дунай составляли естественную преграду, укрепленную

цепью крепостей. Но и отсюда печенеги и половцы нередко

прорывались почти до самых стен византийской столицы.

Огромное значение в новых условиях приобрели разведка

и военный шпионаж. Обычно во время войны с норманнами, по

словам Анны, император к утру знал все, что Боэмунд замыслил

с вечера. Никифор II давал совет: если закралось подозрение, что

в лагерь проник разведичик противника, нужно поставить

охрану у выходов и построить войска по отрядам, чтобы

обнаружить чужака.

В византийском войске соблюдались правила санитарии и

гигиены: лагерь не оставался долго на одном месте, в

болотистых низинах или вблизи поля недавнего сражения.

120

Воины имели личные запасы бальзама, мазей и перевязочных

средств.

Никифор II, прославившийся своими войнами с арабами и

получивший прозвище "бледной смерти сарацин", еще до

восшествия на престол, при осаде столицы критских арабов

Хандака приказал вкладывать в баллисты камнеметных орудий

отрубленные головы павших во время вылазок врагов, их тела и

трупы ослов и забрасывать в город, чтобы повлиять на психику

осажденных и ухудшить санитарное состояние города.

Перед походом или перед битвой созывался военный

совет, на котором определялись сроки кампании, тактика,

дислокация в бою, распределялись задания. Перед началом

осады тщательно изучались укрепления врага; на расстоянии, с

помощью несложных приспособлений, высчитывалась высота

стен

(знание этого было необходимо при конструировании

осадных машин).

Особое внимание полководец должен был уделять

боевым коням. Утомленные или исхудалые кони могли сорвать

кампанию. Недаром за кражу коня в лагере жестоко карали -

отсекали руку, тогда как за кражу оружия лишь пороли. Перед

битвой Алексей I давал на несколько дней отдых людям и коням,

запрещал седлать коней вообще и выезжать на охоту или

прогулку.

Перед сражением нередко устраивалось общее

молебствие; каждый воин, укрепив на воткнутом в землю копье

светильники или свечи, молился на коленях о ниспослании

победы, о спасении в бою, о прощении грехов или о

Как жили византийцы (Литаврин Г.Г.) - часть 7