О науке. Том I (В.И. Вернадский) - часть 5

 

  Главная      Учебники - Разные     О науке. Том I (В.И. Вернадский) - 1997 год

 

поиск по сайту            правообладателям  

 

 

 

 

 

 

 

 

содержание   ..  3  4  5  6   ..

 

 

О науке. Том I (В.И. Вернадский) - часть 5

 

 


[50] M.Foster. Lectures on the history of physiology. Cambridge, 1901, p.185. У Мэйо также были предшественники, как, например, Рей и др., равным образом непонятые.


[51] О нем см.: H.Jorgensen. Niels Stensen. Kopenhagen, 1884. О его позднем признании см.: W.Plenkers. Der Dne Niels Stensen. Freiburg, 1884, Bd.I, S.57. Стенсон разделил участь многочисленных предшественников, выражавших те же мысли, что и он, но менее ярко, доказательно и полно.


[52] Об этом см.: В.И.Вернадский. Основы кристаллографии. М., 1903 с.1, 9 сл.

[53] О Беригаре см.: R.Caverni. Storia del metodo sperimentale in Italia. Firenze, 1891- 1893, vol. IV, p.33; о Барди: E.Gerland u.f.Traumller. Geschichte d. physikalischen Experimentalkunst. Leipzig, 1899, S.89.


[54] Загадочная фигура Иордана Неморария ждет своего исследования. Уже ученые XVI и XVII вв. терялись в догадках о времени его жизни (см., например: J.Blancanus. [Acessere de Natura] mathematicorum scientiarum tractatio, atq; [Clarorum mathematicorum chronologia]. Bononix, 1615, p.57 и др.). Во всяком случае, это был ученый начала XIII в., и, по-видимому, он идентичен с Иорданом Саксонским, вторым генералом доминиканцев (1220-1237). На это впервые обратил внимание по указанию Буонкомпаньи Трейтлейн (см. J.P.Treutlein. Zeitschrift fr Mathematik [und Physik. Leipzig], 1879, XXIV, S.125. Против возражал Денифле (см.: Denifle.

Mitteilungen des Coppernicus Ver[eins fr Wissenschaft und Kunst zu Thorn. Leipzig], 1887, Bd.VI, S.IV-V. На значение Неморария указал Шаль (Chasles. Comptes Rendus. Paris, 1841, XIII, p.507), но его замечания не обратили на себя внимания, и фигура Иордана начинает выдвигаться в исторической перспективе лишь в 1890 гг. См. о нем: M.Cantor. [Vorlesungen ber] Geschichte der Mathematik. [Leipzig, 1880]; R.Caverni. Storia del metodo sperimentale in Italia. Firenze, 1895, vol. IV, p.15; E.Gerland u.

    1. raumller. Geschichte d. Physikalischen Experimentalkunst. Leipzig, 1899, S.78. Едва ли освещение его идей правильно до сих пор, так как издание его трактатов, сделанные большей частью в первой половине XVI в., очень изменены издателями ( Апианом, Тарталья и др.) или уже были изменены в рукописях (cp.: Bjrnbo.

      Bibliotheca Mathematicae. Leipzig, 1903, IV, p.328). они очень различаются по содержанию. Рукописи и издания мало или почти не исследованы, по крайней мере, по отношению к механическим его трудам (ср.: P.Duhem. (Bibliotheca Mathematicae. Leipzig, 1905, V, p.321). Куртце подверг исследованию лишь чисто математические сочинения. См., например: M.Curtze. Jordani Nemorarii geometria [vel de triangulis libri IV]. Thorn, 1887, p.X. Уже Апиан, издавая в 1533 г. Иордана, указывает, что это старинное сочинение не утратило интереса и значения для его современников. См.: I.Nemorarius. Liber de ponderibus [propositiones XIII et earundem demonstrationes].

      Norimbergae, 1533, p.3. Оно сохранило это значение вплоть до Галилея, и хотя было известно в XVI и XVII вв., но не было понимаемо.


      КАНТ И ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ


      1

      Мысль и жизнь Канта в течение столетия подвергались глубокому, нередко горячему и страстному изучению, вызвали появление не только множества статей и сочинений, но даже ученого, специально им посвященного журнала, создали, по несколько насмешливому

      image

      выражению, особую философскую науку - кантологию[1]. Kantforschung составляет видную область философской мысли. Изучение и обдумывание главных работ и хода идей Канта издавна служат

      прекрасной школой для молодого философа. Поэтому, едва ли можно найти в мысли или жизни Канта какой-нибудь закоулок, который бы остался свободным от предшествовавшей работы исследователей. Но в то же время Кант в своей умственной жизни постоянно касался таких вечных вопросов человеческой мысли, по отношению к которым никогда не может быть сказано последнее слово.


      image

      Кант был не только философом, но и ученым. В течение многих лет, в тиши захудалого немецкого университета, на крайних границах Пруссии, одной из наименее тогда культурных немецких земель, вне центров научной жизни того времени, Кант самостоятельно работал над вопросами астрономии, физической географии и антропологии, внимательно следил за развитием естествознания. В списке лекций, которых ему приходилось читать в долгие годы его профессорской жизни, мы встречаем все время наряду с философскими дисциплинами курсы математики, физики, физической географии, антропологии или минералогии. Он даже первый или один из первых ввел в немецкие университеты систематическое преподавание физической географии[2].

      image

      Результаты этих занятий Канта сохранились в нескольких любопытных и важных для его времени работах, на каждом шагу проявляются в его философских сочинениях[3].


      Конечно, в научной области Кант далеко не достиг того значения, какое имеет он в истории человечества творческой работой своего философского мышления. И если бы Кант был только ученым натуралистом, хотя и крупным для своего времени, то едва ли была бы надобность занимать ваше внимание изложением его научной работы, так как наука наших дней мало имеет общего с интересами XVIII столетия, а в научной жизни того времени легко выбрать для ее характеристики более крупные и резкие фигуры.


      И если я, обычно далекий от философской работы, тем не менее выступаю в философском обществе с сообщением об этой стороне творческой деятельности одного из величайших философов нового времени, то делаю это потому, что изучение отношения Канта к науке его времени имеет большой интерес не само по себе, но для выяснения некоторых общих вопросов истории человеческой мысли. И в то же время, по своеобразному характеру истории научной мысли, нельзя теперь ограничиваться для выяснения этого отношения старыми работами, вышедшими при иной фазе научного развития. Надо изучить этот вопрос сызнова. Ибо понимание прошлого науки, хотя бы XVIII столетия, ученым начала ХХ века во многом резко отличается от представлений, выработанных десятилетием раньше. Ход времени и работа научной мысли вечно и постоянно производят переоценку ценностей в научном мировоззрении. Прошлое научной мысли рисуется нам каждый раз в совершенно иной и все новой перспективе. Каждое научное поколение открывает в этом прошлом новые черты и теряет установившиеся было представления о ходе научного развития. Случайное и неважное в глазах ученых одного десятилетия получает в глазах другого нередко крупное и глубокое значение: в то же время блекнут и стираются раньше установившиеся вехи научного сознания. История научной мысли, подобно истории философии, религии или искусства, никогда не может дать законченную неизменную картину, реально передающую действительный ход событий, так как эти давно былые события выступают в разные времена в разном освещении, так или иначе отражают современное исследователю состояние научных

      знаний. В этой области научных изысканий историк, даже больше, чем когда-либо, переносит в прошлое вопросы, волнующие современность, сам создает, если можно так выразиться, материал своего исследования, оставаясь, однако, все время в рамках точного, научного наблюдения. Поэтому в истории науки постоянно приходится возвращаться к старым сюжетам, пересматривать историю вопроса,

      вновь ее строить и переделывать. И, несмотря на огромную литературу, посвященную Канту в течение столетия, всякий исследователь увидит в его научной деятельности новое и иное, в зависимости от состояния науки в его собственное время.


      2

      Общий вопрос в истории человеческой мысли, возбуждающий интерес к выяснению положения Канта в естествознании его времени, есть вопрос об отношении между наукой - точным знанием - и философией. Я говорю здесь не о выяснении этого отношения логическим путем или с помощью философского анализа, а об изучении его путем научного наблюдения, путем исследования исторически установленных взаимоотношений этих областей человеческого духа. Несомненно эти области человеческого сознания находились и находятся в теснейшем взаимодействии друг с другом, и было бы делом бесплодным и неблагодарным оценивать большее или меньшее значение философии для развития и роста науки или науки для развития и роста философии. Их взаимная, непрерывная связь и взаимное - неразделимое - влияние есть исторический реальный факт,

      image

      едва ли подлежащий в этом смысле сомнению[4].


      Если на почве этого общего основного положения всмотреться в исторический ход развития мысли, то можно заметить, что все новые крупные научные открытия и научные обобщения - рано ли, поздно ли

      - находят себе отражение и переработку в философской мысли; и, в случае, ежели они стоят уже вне пределов существующих философских систем, способствуют созданию новых. Это не есть что-нибудь специфически свойственное научным истинам или научным обобщениям. Избито и давно сознано положение, что все крупные создания общественно-государственного творчества или крупные интуиции религии точно так же отражаются на развитии философии, так или иначе имеют значение в генезисе ее систем, ее понятий, ибо они меняют ее содержание. Точно так же научные обобщения и открытия, после своего установления в умах современников, являются объектами философского мышления, меняют содержание, доступное философам, и этим путем могущественно способствуют творческой философской работе. В этом смысле научная деятельность до известной степени предшествует философской работе, и после крупных научных обобщений, раздвигающих рамки познанного или рушащих веками стоявшие, научно выработанные, философски обработанные положения, можно ждать проявлений философского гения, новых созданий философской мысли, новых течений философии.


      3

      Едва ли когда проявилось это так резко, как в истории новой философии, в том великом перевороте, который произошел в истории

      человечества в первой половине XVII столетия. В это время в научное сознание проникли одно за другим великие открытия и широкие обобщения естествознания. Физика, астрономия, анатомия и физиология, механика в течение немногих лет изменились до неузнаваемости. Окончательно рушились геоцентрические представления в планетной системе, исчезли сжимавшие землю хрустальные сферы с нанизанными на них светилами, и небесный свод превратился в бесконечный и безначальный эфир с рассеянными в нем мирами. Открытие телескопа расширило горизонт и развернуло перед новым человеком такие чаяния будущего, которые не рисовались в умах людей средневековья. В то же время впервые точные физические опыты положили начало современной физике, механике, физиологии; создался научный эксперимент, позволивший подходить в легкой и удобной форме в короткое время к решению задач, требовавших раньше десятилетий. Эксперимент начал проникать во все области знания и в биологических науках царил в это время гораздо больше, чем в последующие 100-150 лет. На объектах анатомии и астрономии начали вырабатываться приемы научного наблюдения. На ряду с этим созданы были новые отделы математики и открыты новые приемы и методы математической мысли, в немногие годы оставившие далеко позади себя тяжелую и медленную работу, неуклонно шедшую в том же направлении четыре столетия. В жизни человечества был пережит в это время более крупный перелом, чем тот, который 100-150 лет раньше выразился в движении гуманизма и реформации.


      Резкое изменение научного мировоззрения отразилось глубоко и ярко на расцвете новой философии. Под влиянием нового материала и понимания природы, улучшенных приемов мышления, совершенно нового уклада и пределов математики содержание и материал философии получили необычайное расширение. В философских системах XVII века - в одних, где получили особое внимание натурфилософские интересы, на каждом шагу, в других, где резче сказалось влияние общественно-политических или религиозных и моральных запросов, более скрыто, лишь на основном фоне мысли, сквозит изменение содержания и характера мышления, под влиянием новых течений и форм математики и естествознания. Нередко одни и те же люди работали в этих обеих областях человеческого сознания, и данные науки быстро впитывались и перерабатывались в философском мышлении, которое во второй половине XVII века уже создало стройные системы в строгой гармонии с современным ему научным знанием.


      4

      Но развитие естествознания и математики не остановилось на тех пределах и формах, на которых застал их расцвет философской мысли. Оно шло дальше также быстро и интенсивно.


      Очень скоро получились выводы и обобщения, которые не могли быть усвоены творцами новых философских систем, частью потому, что они были получены позже из создания, частью потому, что они не были поняты или оценены философскими новаторами, мысль которых уже сложилась и застыла ко времени новых научных открытий. Даже наиболее новые самостоятельные философские системы конца XVII - начала XVIII века - системы Лейбница, Мальбранша, Беркли или Локка

      - не захватывали крупных научных обобщений и течений, появившихся

      к годам смерти их основателей. С каждым новым десятилетием несоответствия между ними и данными научной работы становились все сильнее, ярче и глубже.


      И к середине XVIII века, когда началась деятельность Канта, первая работа которого вышла в 1747 году, характер научной работы и научных интересов, содержание естествознания и математики оказывается несовместимым с философскими системами, корни которых питаются научным мировоззрением XVII века. К этому времени противоречия между фактами и предположениями науки и схемами философии приводят к столкновениям людей науки и философии. Среди первых наблюдается недоверчивое и скептическое отношение к философской мысли, ослабление интереса к философским

      image

      вопросам, волновавшим ученых прежнего поколения[5].


      5

      Оставляя в стороне всякого рода частности, три крупных области естествознания стояли в это время почти вне обсуждения философов, совершенно не принимались во внимание философским мышлением, - и по существу не укладывались в существовавшие в то время философские системы. Это были, во-первых, великие обобщения Ньютона - гипотеза всемирного тяготения и основанное на ней точное, логически полное механическое и геометрическое объяснение порядка природы; во-вторых, вся область наблюдательного естествознания и связанные с ней проявления формального или генетического эволюционного понимания природы; наконец, в-третьих, та разношерстная толпа научно установленных данных, которая во все времена служила и теперь служит областью, откуда исходили новые великие идеи естествознания, которая не укладывается точно в рамки господствующих математических обобщений, но не противоречит им вполне очевидно; она всегда стоит на границе научных объяснений данного времени. В середине ХVIII века здесь имели наибольшее значение плохо координированные химические превращения, все возраставшая область явлений статического электричества и, наконец, наблюдения, связанные с жизнью, главным образом, в области физиологии органов чувств и нервной системы человека.


      Делая характеристику Канта как естествоиспытателя, наиболее важно выяснить и определить его отношение именно к этим сторонам современной науки. Ибо только здесь он сталкивался с явлениями, требовавшими для своего рационализирования новой философской обработки, новых построений метафизической мысли. Ученый, привыкший работать в этих областях науки, овладевший этими сторонами современного ему естествознания, перешедши к самостоятельной философской работе, не мог остановиться на существовавших философских системах, должен был искать новых путей.


      image

      image

      image

      Мы знаем, что в жизни Канта был период, когда он был и сам себя называл естествоиспытателем[6], когда он, главным образом, занимался натурфилософскими вопросами наряду с самостоятельной научной деятельностью. Он сам говорит[7], что, вступив на университетскую кафедру, он поставил себе, между прочим, целью издать и выработать университетский курс физической географии, очень замечательная программа которого была издана в 1757 году[8], и необработанные, но

      image

      image

      image

      местами интересные обломки которого были подготовлены к печати перед его смертью, по его поручению, Ф.Т.Ринком, одним из его учеников[9]. Его лекции по физической географии имели огромный успех, привлекали многих слушателей[10]. И хотя едва ли можно принимать a la lettre те деления жизни Канта на периоды, которые вошли в литературу с легкой руки некоторых историков философии и самого Канта[11] и которых я здесь касаюсь, несомненно, однако, что полному расцвету его самостоятельной философской системы, т.е.

      1768-1772 годам, предшествует более, чем 20-летняя его научная деятельность, в которой на первом месте стояли разнообразные вопросы естествознания, над которыми Кант работал усиленно и без перерывов.


      6

      Едва ли можно считать простой случайностью, что научная деятельность и круг интересов тех людей, которые стояли близко к генезису и развитию всех новых крупных философских течений XVIII столетия - разных форм позитивизма, материализма и сенсуализма, центром которых была в то время, главным образом, Франция, и научная деятельность основателя критической философии - вращались в кругу одинаковых научных идей и фактов, в области тех явлений, которые противоречили крупным и важным выводам господствовавших метафизических систем того времени. Те же самые вопросы, с теорией тяготения и данными наблюдательных естественных наук во главе, которые составляют характерную черту научных интересов Канта, были положены в основу натурфилософских схем энциклопедистов и исшедших из родственных им кругов материалистических и монистических образов Гельвеция, Гольбаха, Кондильяка. Творцы новых систем в философии, в научной области принадлежали к одному лагерю передовых ученых своего времени.


      Наиболее характерной чертой ученых середины XVIII века по сравнению с предшествовавшими им научными поколениями было резко определенное убеждение в необходимости объяснять все явления природы исключительно естественными причинами.

      Непосредственное вмешательство божества, тайные и неподчиняющиеся условиям времени и места силы, - духи и души, археи, сущности, стоящие вне тех явлений, которые служат объектом научной работы, заранее и безусловно исключались. Каковы бы ни были их философские или религиозные убеждения - вполне ли сознательно или подчиняясь общему тону научной жизни, - ученые середины века были в этом отношении непреклонны, далеко не всегда исключая существование сверхъестественных сил и созданий, вне области явлений, подлежащих их изучению. Это вовсе не были эмпирики с философской точки зрения, это были служители науки, окончательно вошедшей в жизнь человечества на равноправном положении с философией и религией. То, что раньше было уделом немногих отдельных личностей, то к середине XVIII столетия стало общим достоянием и в это время в великой французской Энциклопедии получило свое громкое и блестящее выражение. На историческую

      image

      арену впервые выступило в ней самостоятельное, цельное и боевое научное мировоззрение[12].


      Ученые этого времени не могли, конечно, научно, даже при всех натяжках, объяснить всех им известных фактов; они создавали для

      этого различные непонятные им и неразложимые на известные элементы принципы: первоначальные свойства материи - всемирное тяготение, непостижимым образом действующее на огромные, едва мыслимые расстояния, отталкивательные силы, все проникающий эфир, обладающий свойствами, невозможными в весомой материи, жизненную силу или формирующее стремление в организмах или даже вообще в материи, создающее бессознательно целесообразность, положительное и отрицательное электричество и т.д. Но все эти принципы не представляли ничего сверхъестественного; постольку, поскольку они сказывались в явлениях, они не выходили за их пределы

      - были лишены малейших признаков того свободного волевого элемента, который наблюдался и в велениях божества, и в стремлениях духов, в свободном выборе архея или роковой, не обусловленной условиями времени и места, склонности сущности. Это были непонятные и, может быть, неразрешимые, иррациональные понятия того же порядка, какие в ту же эпоху окончательно и толпою начали входить в математику и быстро привели к созданию новой алгебры и анализа.


      7

      image

      Кант был глубоко проникнут этим основным положением естествознания; он часто подчеркивал его в своих сочинениях не менее резко и определенно, чем современные французские философы, поклонявшиеся науке и верившие в знание. Как в своих первых научных работах до критического периода, так во всей полноте и глубине в эпоху критической философии он выставлял основное положение, что "в естествознании все должно быть объясняемо естественным образом"[13], отбрасывал, как недопустимые, всякие объяснения, которые приводили к противоречию с этим принципом.

      image

      Являясь по содержанию и по научности уклада мысли передовым ученым своего времени, Кант по привычкам и по характеру научной работы жил в прошлом[14].


      Форма его научных трудов имеет резкий отпечаток чего-то стародавнего, провинциального по сравнению с одновременными с ней произведениями энциклопедистов, например Дидро или д' Аламбера, или таких ученых, как Эйлер, Бюффон и др., стоявших в стороне от сложившихся философских и теологических школ и течений. Эти последние отбросили вместе с картезианством и ученую литературу XVII века. Они приводили взгляды старинных наблюдателей лишь для выяснения новой точки зрения на вопрос. Труды ученых XVII - первой четверти XVIII вв. имеют для них лишь исторический интерес. Они с захватывающим интересом следят за всем новым и неизвестным. Их интересуют и сейчас же утилизируются научные новинки; для них быстро покрываются пылью забвения толстые неуклюжие произведения их предшественников. Новые открываемые явления, например, электричества, магнетизма или химии, ищутся ими всюду; к ним пытаются они свести все, что не поддается объяснению господствующими научными теориями.


      Кант же живет еще в старой литературе XVII века. Труды и открытия Бойля, Варения, Мариотта, Амонтона и др. являются для него обычными справочными сочинениями, из которых он еще черпает научные факты. В книжной литературе этого старого времени Кант

      был начитан не менее, чем это было обычно для философов и ученых

      старого закала: такая эрудиция была чужда новым людям науки эпохи просвещения.


      image

      image

      image

      image

      На почве этой старосветской начитанности Кант внимательно следил за новыми течениями, но невольно отставал на несколько - на много - лет, может быть, в зависимости от захолустности научного центра, в котором протекла его жизнь. Это сказалось уже в первой его работе, осталось неизменным до конца жизни. В первой работе, вышедшей в 1747 году[15] и касающейся великого спора между картезианцами и лейбницианцами о живой силе - этого первого проявления современной энергетики[16] - Кант почти точно знает литературу спора до 1747 года, между тем как вышедшее за четыре года перед его трудом, в 1743 г., сочинение д' Аламбера, совершенно уничтожившее все элементы философского спора, до него не дошло[17]. Благодаря этому, этот первый его труд - по мысли смелый и вполне научный - сразу оказался устаревшим пережитком прошлого. Такое отставание от быстрого роста естествознания сохранилось у него до конца жизни. Так, в предисловии ко второму изданию "Критики чистого разума" (1787) он приводит[18], как блестящий пример влияния разума, бросившего натуралистам яркий свет на темные природные явления, наряду с открытиями Галилея и Торичелли - флогистонную теорию Сталя, которая как раз в это время была разрушена гением

      image

      image

      image

      Лавуазье. Сохранились, однако, известия, что опыты этого последнего позже с интересом обдумывались и обсуждались Кантом. В работах последних лет Кант ясно сознавал значение антифлогистиков[19]. В отличие от современников, в научных трудах Канта мы напрасно стали бы искать сведения явлений к новым областям, еще не охваченным теорией, указаний, напр., на явления и факты электричества и магнетизма. Он относился к этим объяснениям с явным предубеждением[20]. Придавая в действительности в своих теориях большое значение, как увидим ниже, данным химии, Кант в понимании этих явлений не заходил дальше обобщений Ньютона. Он на химические процессы смотрел с точки зрения физики. Напрасно стали бы мы искать в его работах своеобразный научный химический материал, которым щеголяли французские философы его времени. В одном из своих позднейших трудов[21] он даже отрицал за химией

      право называться наукой, думал, что она навсегда останется "систематизированным искусством", не станет такой наукой, какой являлись в его глазах отрасли описательного естествознания.


      Чуждый по духу ученым староверам, а по форме - ученым новаторам, Кант был одинок среди передовых ученых своего времени. Этим, может быть, объясняется то, что его научные труды обратили на себя так мало внимания и не вызвали последователей, если не считать влияния, какое Кант оказал на многих, напр., на Гердера своими лекциями физической географии. Он не мог, впрочем, иметь учеников в области естествознания и благодаря приемам своей научной работы.


      8

      Никогда не выезжая из Кенисберга, привыкнув с молодости к книжной работе, Кант в области естествознания столкнулся с явлениями, которые в его время не могли способствовать развитию в нем интереса к непосредственному эксперименту или наблюдению конкретных объектов. Для натуралиста начала ХХ века его научная

      работа кажется чуждой и мало знакомой формой деятельности.


      Кант был натуралистом-наблюдателем. Научное наблюдение в естествознании уже в то время довольно резко распадалось по объектам исследования на две области. В одной имелись совершенно

      ясные и определенные предметы исследования или описания - растения и животные, минералы, кристаллы, ископаемые; эти наблюдательные науки образовали царства природы; они стояли впереди всего описательного естествознания того времени. Здесь натуралист в окружающей природе непосредственно имел дело с конкретными объектами исследования: ему не было надобности самому создавать в сложном и неясном природном явлении объекты, доступные научному изучению.


      Но огромная область научного наблюдения уже в то время не укладывалась в рамки царств природы. Сюда - к вопросам физической географии и геологии, - направились интересы Канта. Лишь постепенно, при прогрессе науки выделялись в этих областях простые элементы, теоретические объекты, которые могли служить предметом научного наблюдения. Все развитие этих наук заключалось долгие годы в постепенном выделении объектов наблюдения, логически сравнимых с теми, которые были даны почти помимо человеческих усилий в царствах природы. На эту работу пошло целое столетие.

      Полтораста лет назад, когда началась работа Канта, в метеорологии и климатологии не были еще различены и выделены столь всем понятные и популярные элементы погоды или климата, в геологии не были даже намечены формы рельефа или тектоники, не говоря уже об объектах исторической геологии - системах, ярусах, слоях или зонах.


      image

      Эти объекты наблюдения - в исключительных случаях, как, напр., Смитом в исторической геологии - могли быть созданы личным наблюдением; для их вывода и для их установления надо было охватить огромный материал, непосредственно недоступный отдельному наблюдателю. Работа натуралиста носила книжный характер. Факты искались в картах, в описаниях путешественников, в наблюдениях толпы; на первое место выступал сравнительный метод исследования, значение которого в этих областях знания было ясно и точно указано Кантом еще в 1757 году[22]. Вся работа натуралиста в геологии или физической географии в середине XVIII столетия напоминала приемы и методы, которые еще недавно всецело царили в этнографии, фольклоре, в некоторых отделах географии. Это было неизбежно и необходимо при данной фазе развития науки. И лишь постепенно этим путем были выделены новые объекты научного

      наблюдения.


      После их создания характер работы натуралиста в этих областях знания резко изменился. Быстро организовались новые научные дисциплины - геология и климатология. Среди нового, научным образом установленного материала исчезли и забылись громоздкие, тяжелые построения первых работников, чуждых по форме с далеко ушедшими вперед трудами потомков. Понятно, что эти старинные натуралисты-наблюдатели не могли оставить учеников. Их работы были быстро отложены в сторону - стали непонятными. Их имена были быстро забыты. Ибо после выделения и создания новых объектов наблюдения вся прошлая работа в этих науках потеряла всякое значение. Таково было положение Канта в истории геологии и

      физической географии, ибо здесь эта подготовительная работа в общих чертах заканчивалась во второй половине XVIII столетия, как раз в годы творческой мысли кенигсбергского философа.


      9

      image

      В области научной работы Канта самое решительное влияние оказали две крупные идеи: 1) идея всемирного тяготения Ньютона в связи с соприкасающимся с ней представлением об отталкивательных силах и выведенном из нее Котсом и другими учениками Ньютона действием сил на расстояниях[23] и 2) идея закономерного изменения природных тел и явлений во времени, генетическая идея природы, блестящим образом введенная в круг обычных вопросов дня около

      середины XVIII века Бюффоном.


      image

      image

      Влияние Ньютона[24] и Бюффона[25] чувствуется на каждом шагу в его научной мысли, отражается на его отношении к предшествующим философским системам, дает своеобразный отпечаток его творческой научно-философской работе.


      Созданное на такой почве понимание природных явлений неизбежно приводит Канта к столкновению с теми философскими системами, с которыми долгое время не могла расстаться его мысль, вызывает новую самостоятельную творческую работу его мышления.


      image

      image

      Законы Ньютона, впервые им опубликованные в 1688 г., медленно и с трудом проникали в научное сознание. Они находились по существу в прямом противоречии со всеми философскими системами. Они были поддержаны лишь теологами, искателями естественной религии[26], еще долго встречали сопротивление на континенте среди людей науки[27]. Когда в 1727 году Ньютон умер, то только в Англии его результаты достигли полного признания. В 1734 году Вольтер начал победоносную борьбу за них во Франции, где встретился c могущественными в науке картезианцами. Позже, в значительной мере под влиянием французских ученых, группировавшихся в академии

       

       

       

       

       

       

       

      содержание   ..  3  4  5  6   ..