Общая психопатология (Карл Ясперс) - часть 29

 

  Главная      Учебники - Разные     Общая психопатология (Карл Ясперс)

 

поиск по сайту            правообладателям  

 

 

 

содержание   ..  27  28  29  30   ..

 

 

Общая психопатология (Карл Ясперс) - часть 29

 

 


Старческое слабоумие


6,3


2,0


1,4


1,6


4,8


0,4


0,1



Аномалии характера


10,4


10—15


5,9


8—13


3,7


0,7


1,0


1,5


Самоубийства


1,1


1,0


0,4


0,5—1


0,6


0,3


0,1


0,2

Из таблицы следует, что общие показатели отягощенности у здоровых и больных испытуемых довольно близки (66,9% против 70%) (этот результат можно истолковать так: статистика по наследственности имеет ценность только при условии, что она ведется по отдельным группам). Но по таким показателям, как отягощенность по прямой линии и коллатеральная отягощенность, цифры для больных оказываются существенно выше, чем для здоровых. У больных отягощенность душевными заболеваниями в узком смысле и характерологическими аномалиями существенно выше, чем у здоровых. Аналогичное различие имеет место и для непрямой отягощенности. Что касается апоплексии и старческого слабоумия, то, как это ни удивительно, более высокие показатели отягощенности выявляются в группе здоровых. В связи с нервными болезнями и пьянством различия весьма незначительны. Таким образом, когда о человеке говорят, что у него отягощенная наследственность, это по существу ничего не значит, ибо степень риска для больных и здоровых одинакова. С другой стороны, отягощенность по прямой линии от родителей и отягощенность душевной болезнью принадлежат к разряду относительно отчетливо выраженных личностных предрасположенностей.


Дим подчеркивает, что после его исследований отягощенная наследственность больше не должна, подобно дамоклову мечу, висеть над головой всякого, чьи родственники выказывали или выказывают признаки психической аномалии. «Душевная болезнь может быть унаследована, но так происходит не всегда и вовсе не обязано произойти. Приобретение патологии по наследству — это отнюдь не вечный и неизбежный рок, постоянно требующий для себя жертв из обреченной семьи... Вполне возможно, что все войдет в норму; и доказательству этого как раз и служат мои цифры».


Рюдин (Ruedin) выдвинул в связи с этой работой следующие возражения: отягощающие элементы не были дифференцированы по нозологическим показателям (исследовались только душевные болезни как таковые); не был произведен учет соотношения здоровых и больных в рамках отдельных семей. Далее, подобного рода массовые подсчеты не могут приблизить нас к решению проблемы передачи душевных болезней по наследству, ибо в них никак не учитывается «модус» наследования (в том смысле, в каком это понимается современной биологической генетикой). Действительно, возможности этого пути исчерпаны. Мы получили приблизительную картину целого, из которой следуют упомянутые выше почти самоочевидные общие положения и, кроме того, отрицательная критическая установка, побуждающая нас не питать надежд на получение сколько-нибудь определенных данных о наследственности.


(г) Единообразная и варьирующая наследственность


Наблюдения показывают, что отнюдь не всегда в рамках одной семьи из поколения в поколение передается одна и та же душевная болезнь; просто в одних семьях душевные болезни вообще встречаются чаще, нежели в других. Некоторые исследователи в связи с этим предполагают, что какой- то единообразный наследственный элемент проявляется многовариантно, то есть речь должна идти не столько о наследственной предрасположенности к определенным душевным болезням, сколько о предрасположенности к душевным болезням вообще. Этим смутным представлениям об общей предрасположенности к любым душевным болезням — представлениям, придерживаясь которых можно выстроить сколь угодно полиморфную картину трансформирующихся генетических рядов, — противостоят исследования, утверждающие единообразие наследования по меньшей мере обширных групп болезней, в рамках которых допустимы трансформации.


Зиоли433 обнаружил, что в пределах одной семьи аффективные расстройства — мания, меланхолия и циклотимия — взаимозаменяемы, но несовместимы с «помешательством» (Verruecktheit). Эти данные подтвердил Форстер434, обнаруживший, что синдромы группы dementia praecox (приблизительный синоним «Verruecktheit») и маниакально-депрессивные психозы в одной семье, как правило, не встречаются.


В связи с проблемой единообразной и варьирующей наследственности было осуществлено бесчисленное множество статистических исследований; при этом основное различение проводилось между психозами маниакально-депрессивной группы и синдромами группы шизофрении. Полученные цифры колеблются в широких пределах. Некоторые результаты взаимно противоположны. Приведем характерную сводку, обобщающую результаты, полученные рядом исследователей435:

У родителей и детей:




Автор


Единообразно е заболевание


Варьирующее заболевание


Число случаев


Damkoehler


75%


25%


8


Vorster


65%


35%


23


Schuppius


47%


53%


17


Albrecht


44%


56%


16


Foerster


44%


56%


25


Krueger


27%


73%


22


Основываясь на собственных подсчетах, Лютер436 пришел к следующему выводу: психоз родителей проявляется у детей не более чем в 50 процентах случаев (при этом экзогенные заболевания не учитываются). У родителей с маниакально-депрессивным психозом почти половина детей страдает другими психозами и, в частности, шизофренией. У значительного большинства лиц, больных шизофренией, дети страдают той же болезнью; но в отдельных случаях дети таких больных заболевают маниакально-депрессивным психозом. Братья и сестры болеют одной и той же душевной болезнью в трех четвертях случаев. В пределах одной семьи сочетание маниакально-депрессивного психоза и шизофрении встречается чаще, чем сочетание какого-либо из этих двух психозов с иными разновидностями психозов. У детей психозы начинаются в более раннем возрасте, чем у родителей.


Статистика Крюгера демонстрирует преобладание варьирующей наследственности. Этот автор выступает в качестве очередного сторонника идей полиморфии, трансформирующейся наследственности и даже роста степени тяжести заболевания по мере смены поколений. Обобщая, Крюгер предлагает следующее объяснение: «У представителей разных поколений психозы обычно варьируют, тогда как братья и сестры почти всегда страдают одной и той же душевной болезнью».


С другой стороны, статистика Розы Крайхгауэр437 демонстрирует единообразное наследование при типических формах dementia praecox и маниакально-депрессивного психоза, то есть связь между этими двумя группами в генетическом аспекте либо вообще не выявляется, либо выявляется в очень слабой степени.


Итоги всех этих статистических исследований производят странное впечатление. Судя по всему, от данного метода вообще не приходится ждать решающих результатов. Отчасти это обусловлено трудностями, связанными со сбором материала. Между авторами сплошь и рядом обнаруживаются расхождения по поводу того, как диагностировать шизофрению и маниакально-депрессивный психоз. Для того чтобы высказать хоть что-то существенное на тему о наследственности, необходимо иметь в своем распоряжении материал, охватывающий несколько поколений; а в прежние времена врачи описывали и диагностировали болезни не так, как это делается ныне. Осуществляя подсчеты, нужно быть уверенным, что признаки, на которых они основываются, во всех случаях одинаковы; если же такая основа отсутствует, все полученные числа кажутся сомнительными. Чтобы получить по- настоящему убедительные данные о душевных болезнях, нужно знать целостные биографические описания и собственными глазами наблюдать исследуемые случаи (Курциус и Зибек [Curtius, Siebeck] говорят об «абсолютной бесполезности» выводов, основанных на опросах родственников; помимо результатов посмертного вскрытия нужно знать истории болезней, сообщения учителей, документацию,

относящуюся к процессу обучения, военной службе, несчастным случаям, документы социальных и юридических служб и т. п.). Кроме того, следует иметь дело только с такими явлениями, которые безошибочно отождествляются и обозначаются многими наблюдателями. Поскольку достичь таких идеальных условий в принципе невозможно, исследователям приходится довольствоваться сложившейся убогой ситуацией. Под воздействием всеобщего интереса к проблемам наследственности за последние десятилетия удалось добиться существенного прогресса в смысле полноты описания болезней; но в силу самой природы эмпирического материала любые исследования по наследственности человека все еще жестко ограничены определенными рамками.


Чем ограниченнее постановка проблемы и материал, тем проще получить отдельные убедительные результаты; но практическая значимость этих результатов не может быть велика. Так, Райс438 осуществил успешный анализ наследования конституциональной предрасположенности к определенному настроению и маниакально-депрессивному психозу. Из исследования Райса вытекает, что «при наследовании болезненных аффективных предрасположенностей потомству в значительном большинстве случаев передается не просто предрасположенность как таковая, а ее частные формы»; в особенности это относится к типичной предрасположенности к настроению и типичным циркулярным психозам. Для этих достаточно специальных нозологических форм Райсу удалось выявить единообразный характер наследования; кроме того, для отдельных случаев он установил особый, типичный характер наследования. В одном из таких случаев «удалось отчетливо различить две линии: линию ярко выраженной веселости и относительно более депрессивную линию. Обе линии встретились в предпоследнем поколении; представители нынешнего поколения обладают совершенно различной наследственностью, так что отдельные члены семьи, несмотря на близкое родство, абсолютно не похожи друг на друга».


Наследственное вещество человека проявляется не только в нем самом и в его родителях, но и во всей его семье, братьях и сестрах, родственниках. Согласно старинной поговорке, прежде чем жениться на лучшей девушке в семье, следует разобраться в том, что же представляет собой семья в целом. Это суждение основывается на опыте, из которого следует, что никакие положительные качества индивида не гарантируют от проявления в потомстве нежелательных качеств, присущих его родственникам.


Это было статистически подтверждено на примере музыкального таланта. У музыкально высокоодаренных родителей, чьи родители, в свою очередь, также обладали музыкальностью, рождаются только музыкальные дети. Что же касается детей, чьи родители музыкально одарены в равной степени, а среди дедов и бабок соотношение музыкально одаренных и лишенных музыкального таланта составляет 1:3, то они выказывают музыкальные способности лишь в половине случаев (данные Мьена [Mjoeen] цитируются по Рейнелю439).


(д) К проблеме первопричины душевного заболевания или причины, обусловливающей его возобновление в потомстве


Исследователи часто задавались вопросом о том, что именно дает начало врожденной предрасположенности в тех случаях, когда последняя не идентична предрасположенности родителя и, в особенности, когда обусловленные ею отклонения неблагоприятны для жизни. В качестве ответа на этот вопрос выдвигалось соображение о близкородственном скрещивании («инцухте», Inzucht) или же соображение прямо противоположного характера — о примеси постороннего наследственного материала («бастардизации»). В конечном счете возникла мысль о роковом вырождении (дегенерации), развивающемся из поколения в поколение.


  1. Вредоносные воздействия инцухта и бастардизации. Согласно многочисленным наблюдениям, душевные болезни чаще появлялись у лиц, чьи родители находились в родственных отношениях; казалось, что данное обстоятельство может служить доказательством вредоносности инцухта как такового. В противовес этому соображению выдвигались некоторые знаменитые исторические примеры — скажем, не имевшие никаких неблагоприятных последствий браки между братьями и сестрами из династии Птолемеев. В дальнейшем удалось показать следующее:

    Согласно исследованиям Пайперса440, не существует никаких доказательств того, что браки между родственниками могут оказывать какое-то особое неблагоприятное воздействие на душевное здоровье. Здесь действуют те же законы генетики, что и везде: в здоровой семье наследуются здоровые признаки, а в больной — болезненные. Когда оба родителя являются носителями неблагоприятной предрасположенности, возникает эффект «накопления» наследственности («кумулятивный» эффект), подчиняющийся, в свой черед, все тем же законам генетики. Согласно тому же принципу в потомстве

    «накапливаются» и благоприятные предрасположенности. От родственных браков рождаются как выдающиеся, так и больные дети. Но поскольку в человеческом роде дремлет великое множество неблагоприятных предрасположенностей, брак между родственниками в принципе представляет определенную опасность — конечно, за исключением тех случаев, когда семья в целом характеризуется только с самой лучшей стороны и ее представителям болезненная конституция не свойственна.


    Даже при инцесте биологически вредные последствия для потомства нельзя считать неизбежными — что доказывается опытами по генетике животных441 и самоопылением растений-гермафродитов.

    Штельцнер442приходит к следующему обобщению: инцест в семьях с хорошим наследственным материалом не приводит к вырождению, тогда как инцест в сочетании с наследственными дефектами у одного или обоих родителей серьезнейшим образом сказывается на потомстве. Таким образом, в наше время ни инцухт, ни инцест сами по себе не считаются вредоносными факторами. Единственное, что имеет значение — это качество генетического материала партнеров.


    Как же выглядит ситуация при гетерогенном смешении наследственного материала — бастардизации? Если при скрещивании родственных линий с высококачественным материалом наблюдался рост благоприятных признаков, то примеси чуждого материала, судя по многочисленным наблюдениям, приводили к упадку; соответственно, отрицательное отношение к инцухту сменилось уверенностью в неблагоприятных последствиях гетерогенного смешения наследственного материала. Результаты исследований свидетельствуют о следующем:


    Биологам известны случаи сосуществования противоречащих друг другу генетических факторов; например, строение зубов может не соответствовать строению нижней челюсти — слишком большой или слишком малой с точки зрения данной зубной «конституции». В подобных случаях принято говорить об антагонизме генов (Keimfeindschaft). Но мы не можем безоговорочно принять аналогию, согласно которой антагонизм генов может быть причиной дисгармонии характерологических признаков и, следовательно, вызываемой ею психопатии. Утверждения подобного рода неотчетливы и, по существу, недоказуемы. Многие из нас слишком легко забывают об универсальном характере присущих человеку антиномий («противоречивости человеческой природы»). Связь между механическими несоответствиями и психологически понятными напряжениями, противоречиями человеческого бытия остается на уровне аналогии; по существу же эти явления гетерогенны.


    С биологической точки зрения существенно прежде всего то, что половое размножение — это своего рода «трюк» природы, предназначенный для обеспечения многообразия. Благодаря ему гетерогенные признаки объединяются; в итоге же возникает не просто сочетание уже существующего, а нечто новое. Бастардизация — это техника, с помощью которой природа творит новое. Мы никогда не узнаем всего ее разнообразия, всего поистине бесконечного множества ее потенциальных возможностей.


    Можно упомянуть об одном особенно поучительном случае. Кукуруза с особенно крупными и богатыми початками получается в результате постоянной и длительной гибридизации (бастардизации), приводящей к так называемому гетерозису. В результате же самоопыления образуются линии с початками меньшего размера. Через несколько поколений урожай становится значительно менее обильным, но зато линия делается здоровой и устойчивой. На этом примере мы можем убедиться, что инцухт приводит не к прогрессирующему вырождению, а лишь к частичному снижению той повышенной урожайности, которой удается достичь вследствие бастардизации.


    Смешение разнородного наследственного материала, подобно инцухту, способно приводить как к положительным, так и к отрицательным результатам. Так же, как и инцухт, смешение само по себе не является слепым фактором судьбы — причем как в разрушительном, так и в созидательном смысле. Вообще говоря, в обеих этих противоположностях таится нечто, не поддающееся никакой калькуляции.

    Все зависит от точки отсчета в определенном наследственном материале, а также от конкретных и непредсказуемых возможностей.


    Некоторые теоретические представления об истории человечества — такие, например, как теория Райбмайра443, — претендуют на всеобъемлющую значимость: согласно им, высокая культура возникает как следствие смешения рас: бастардизация творит новое, но через несколько поколений (или столетий) неизбежно оборачивается нивелировкой и падением продуктивности. Подобного рода теории

    «обгоняют» наше действительное знание, поскольку создают видимость впечатляющего видения целого.


    Вместо того чтобы давать инцухту или бастардизации отрицательные оценки, следовало бы задаться вопросом об условиях, в которых та или иная из этих двух противоположностей способна привести к желательным или нежелательным итогам. Ответ на этот вопрос нужно искать не в категориях общего характера, а в тщательных исследованиях, которые стали возможны благодаря последним достижениям генетики.


  2. Дегенерация (вырождение). Уже давно было замечено, что наследственность душевнобольных часто характеризуется отягощенностью; это обстоятельство послужило Морелю, Маньяну, Легран де Соллю для построения их теорий вырождения444. Эти авторы утверждали, что, помимо душевных заболеваний, в связи с которыми действует некий дополнительный наследственный фактор (среди таких заболеваний выделяются алкоголизм, эпилепсия и т. п.), существует группа психических болезней чисто наследственных, обусловленных вырождением (degenerative Geistesstoerungen). В пределах этой группы — которую составляет большинство душевных болезней — наследуется не какая-то определенная форма расстройства, а лишь общая предрасположенность. Наследственность носит не единообразно-постоянный, а «трансформируемый» характер. Этим объясняется «полиморфизм» картин болезни в пределах одной и той же семьи. Согласно этой французской теории, речь должна идти не о наследовании болезней, а о вырождении. По мере смены поколений степень тяжести заболеваний возрастает, что в конечном счете приводит к полному угасанию целых семей. Морель выдвинул знаменитую формулу о четырех поколениях: в первом мы обнаруживаем нервный темперамент и низкий уровень нравственного развития, во втором — тяжелые неврозы и алкоголизм, в третьем — психозы и самоубийства, в четвертом — идиотию, уродства и нежизнеспособность.


Все попытки проверить эту теорию и проанализировать выдвигаемые в ее пользу данные приводят к выводу о слабой обоснованности теории как таковой. Эта вдохновенная в своем роде концепция, вроде бы призванная указать на грандиозную трагедию всего человечества, исходит из крайне ограниченного числа разрозненных опытов445.


С точки зрения этой теории вырождение представляет собой фундаментальную силу, враждебную жизни и в конечном счете неотвратимую. Порожденная ею конституция, передаваясь из поколения в поколение, делается все более и более неблагоприятной. Эта сила действует в направлении, противоположном конструктивным, преобразующим, обновляющим силам творческой жизни — тем силам, благодаря которым жизнь обогащает самое себя. Первоначальное возникновение наследственного психического расстройства не поддается никакому объяснению. Мы говорим о неблагоприятных мутациях (см. об этом понятии ниже), которые могут существовать также и в психической жизни в качестве конституциональной предрасположенности к душевной болезни. Любые генетические объяснения таких мутаций, исходящие из повреждений наследственного материала (вследствие алкоголизма, сифилиса и т. д.), наличия кровного родства между родителями, бастардизации, неизменно оказываются безуспешными. Тем не менее, если в «породе» человека вследствие мутации наступают изменения, которые затем передаются его потомству, это происходит согласно универсальным и известным генетической науке законам наследственности. Если же вырождение означает нечто большее, чем простое следствие мутации, его приходится объяснять в следующих терминах: это имеющий место в рамках одной семьи феномен повышенной частоты неблагоприятных мутаций, в процессе наследования которых, под воздействием какой-то неизвестной и неотвратимой причины, мера отклонения от нормы возрастает из поколения в поколение. Такое толкование не может быть доказано; но, по-видимому, оно не может быть и опровергнуто. Факт угасания семей реален; но это угасание по своему характеру не таково, чтобы вырождение играло в нем

роль самостоятельного, независимого фактора. Далее, было бы совершенно неправильно утверждать, будто высокая распространенность психозов в пределах одной семьи всегда указывает именно на вырождение данной семьи в целом. Иногда даже полагают, что процессы вырождения инициируются культурно обусловленными факторами; впрочем, в пользу этого не приводится никаких сколько-нибудь правдоподобных материальных доказательств446.


Неприятие вызывают также отдельные детали учения о вырождении в той форме, в которой они, как правило, выдвигаются. Французские исследователи полагали, что вырождается не только душа, но иногда и тело. Считалось, что соматические аномалии формы и функции прямо указывают на психическое вырождение; к числу таких «знаков вырождения» (лат.: «stigmata degenerationis») относили тики, нистагмы, страбизм, врожденные рефлекторные аномалии, секреторные аномалии, слюнотечение и т. п., задержанное или слишком раннее половое созревание, преждевременное старение или сохранение инфантильного облика до пожилых лет. Считалось, что stigmata degenerationis можно усмотреть также и в сфере психики и, в особенности, в том, что касается конституциональной предрасположенности индивида (речь идет о дисгармонии, противоречивости характера, сочетании высокого уровня умственного развития с бесхарактерностью, отдельных высокоразвитых способностях на фоне общего низкого уровня развития; отсюда — применяемый к таким индивидам термин

«неуравновешенные» [франц. desequilibres]). Далее, любые отклонения клинической картины от некоторой изначально принятой схемы («атипичные» психозы) квалифицировались как признаки именно «вырожденческого» психоза. Все это, по существу, абсолютно бездоказательно. Мы не должны прибегать к понятию «вырождение» для объяснения всего того, что выходит за рамки обычного447.


Теория вырождения — это концептуальная схема, с которой психиатрия работала в течение многих десятилетий; но в ее пользу все еще не обнаружено никаких эмпирических подтверждений. Многое на первый взгляд казалось доказательством ее истинности, легко (а с точки зрения стоящих перед наукой задач — даже слишком легко) приемлемым в рамках этой величественной в своем роде концепции; но с тех пор удалось показать, что абсолютно все данные подобного рода объяснимы на основании иных причин. Впрочем, перед лицом прогресса и регресса сменяющих друг друга поколений вопрос все еще нельзя считать закрытым; тем не менее, если даже удастся подтвердить, что в рамках одной семьи сначала проявляется шизофрения, а затем маниакально-депрессивный психоз (обратная последовательность встречается крайне редко), это обстоятельство, судя по всему, можно будет объяснить без привлечения теории вырождения.


Окидывая взглядом старые концепции наследственности в целом — представления о единообразном и варьирующем наследовании, полиморфии, вырождении, генеалогическую точку зрения, результаты статистических подсчетов, значение близкородственного скрещивания и бастардизации, — мы видим, что все эти воззрения благодаря своей простоте и широкоохватности в целом сохраняют определенную значимость. Имеющиеся в них очевидные моменты вновь и вновь подтверждаются отдельными фактами. Но все они полны противоречий и не согласуются со всей совокупностью фактических данных. Никак не удается прийти к всеобъемлющей теории, в рамках которой все данные были бы приведены в единство. Впрочем, мы можем критиковать обобщающие воззрения, но не отдельные факты. В науке о наследственности все еще остается место для более конкретных исследований, которые будут не столько удовлетворяться смутными и облегченными обобщениями, сколько стремиться к полноценному, во всех подробностях, познанию твердо установленной (а не просто потенциально возможной) истины. Соответственно, фундаментальные общие теории утратят присущий им ореол «готового» знания и превратятся в вопросы, ответы на которые будут даны по мере развития биологической генетики. Ведь именно на аналогичных путях удалось обнаружить фундаментальные решения многих загадок.


§2. Новый толчок, обусловленный биологическим учением о наследственности (генетикой)


Со времени повторного открытия законов Менделя (1865), сделанного ботаниками Корренсом (Correns), де Фризом (de Vries) и Чермаком (Tschermak) в 1900 году, биология обогатилась опытом развития научной генетики. Благодаря точности своих экспериментальных методов, безусловной убедительности результатов, единодушному и интенсивному характеру исследовательских усилий

генетика выросла до уровня одной из самых замечательных наук нашего времени. После того как она стала известна психопатологам, все их предшествующие воззрения на наследственность человека подверглись неизбежному и радикальному пересмотру. Выяснилось, почему собственные исследования психопатологов так долго не приносили осязаемых результатов: ведь они никак не могли выйти из круга неопределенных обобщений. Стало понятно, что о реально изученных правилах и законах наследственности можно говорить только в применении к ботанике и зоологии и что почти любые относящиеся к наследственности теории и фундаментальные понятия могут иметь ценность только при условии, что они будут основываться на исследованиях, уже осуществленных в названных областях.

Поскольку речь идет об антропологии и, в частности, о психопатологии, задача состоит в том, чтобы применить к нашей области уже устоявшиеся общие представления и оценить степень их пригодности для наших целей. Следовательно, нам нужно вкратце, схематически рассмотреть некоторые понятия биологической генетики448.


Предварительные замечания о некоторых понятиях генетики


(а) Вариационная статистика. На первый взгляд разнообразие живых организмов бесконечно и хаотично. Но впечатление хаотичности удивительным образом сходит на нет, когда мы осуществляем произвольный отбор некоторого числа особей того или иного вида («популяции»), избираем для наблюдения определенный внешний признак (например, рост лиц, призываемых в армию), а затем подсчитываем количество особей, принадлежащих к группам, занимающим различное положение на шкале признаков (таких, как рост или, скажем, пигментация, число зубов, пятен и т. п.). Откладывая данные по всем этим группам по вертикальной оси и связывая вершины между собой, мы получаем регулярную кривую (кривую распределения изменчивости, Variabilitaetskurve), на которой числовые показатели уменьшаются по обе стороны от средней величины для каждого из исследуемых признаков. Эта кривая распределения изменчивости представляет собой тот масштаб, на основании которого мы можем выявить и оценить изменения, относящиеся к интересующему нас признаку, затронувшие популяцию в целом и возникшие под влиянием таких внешних факторов, как условия жизни, климат, питание и т. д.


Отобрав особей, наделенных признаком, в селекции которого мы почему-либо заинтересованы, и продолжая селекцию только на основе избранного материала, мы изменяем кривую распределения данного признака. Прежде считалось, будто подобным образом можно добиться преобразования исходной формы в нечто совершенно иное (искусственный или естественный отбор в борьбе за существование). В то же время было экспериментально доказано, что отбор, осуществляемый на основе одной только «чистой линии», неэффективен. Под «чистой линией», в противоположность

«популяции», понимается масса организмов, размножающихся самооплодотворением; именно такой тип размножения характерен для растений-гермафродитов (например, бобовых), так что «генеалогия» всех представителей чистой линии может быть прослежена вплоть до единственного исходного родительского организма. Все представители чистой линии выказывают одну и ту же кривую распределения, совпадающую с кривой, характеризующей первоначальное состояние популяции. При отборе же крайних образцов выясняется, что их потомство не обнаруживает сдвига в сторону искомых признаков и в точности повторяет кривую, характерную для родительских поколений. Таким образом, с момента выделения крайних чистых линий отбор внутри популяции перестает быть эффективным.

Можно сделать вывод, что популяция — это смешение множества чистых линий. Данный метод отбора позволяет выделять чистые линии, но не выводить новые формы.


(б) Генотип и фенотип. Все это подводит нас к принципиально важному различению фенотипа — совокупности признаков, характеризующих данную особь, — и генотипа — совокупности признаков, полученных особью в наследство от своих предков. В чистой линии все особи обладают одним и тем же генотипом, но по своему облику (фенотипу) они различны. Различия бывают обусловлены воздействием условий жизни, которые для различных особей не одинаковы и существенным образом влияют на конкретный способ проявления присущего им генотипа. В условиях неизменного генотипа внешние различия между особями исчезают в наследующем данный генотип потомстве. В пределах чистой линии даже крайние формы обладают одинаковым генотипом.

В отличие от чистых линий популяции характеризуются не только фенотипической, но и генотипической изменчивостью. Соответственно, осуществляя в пределах популяции отбор крайних фенотипов, можно надеяться на то, что в отобранном множестве будут представлены разные генотипы; в этом случае специфически измененная конфигурация признаков сохранится и у потомства.


Две особи одной и той же популяции могут выглядеть одинаково при различной наследственности (то есть совпадать с точкой пересечения кривых распределения изменчивости для двух различных чистых линий). С другой стороны, две особи одной и той же популяции могут обладать одним и тем же наследственным материалом, но существенно различаться по своим внешним признакам (то есть занимать различные позиции на кривой распределения изменчивости для одной и той же чистой линии).


В применении к качественным (квалитативным) признакам ситуация кажется простой и ясной: между растениями гороха с зелеными и желтыми горошинами или Mirabilis jalapa с белыми и красными цветками не существует никаких промежуточных форм. Что же касается количественных (квантитативных) признаков — таких, как ширина и длина листьев или вес зерен у растений, рост у человека и т. п., — то здесь картина иная, ибо мера определенности таких признаков может быть выявлена только на основании методов вариационной статистики.


(в) Законы Менделя. Мендель не знал более поздних открытий Йохансена (Johannsen), связанных с чистыми линиями и популяциями, генотипом и фенотипом. Тем не менее в своих опытах по генетике он сумел добиться успеха — прежде всего благодаря тому, что использовал растения с простыми качественными различиями, сохранявшими свое постоянство на протяжении многих поколений (например, растения гороха с зелеными и желтыми семенами).


Опыты Менделя заключались в гибридизации (бастардизации) организмов, качественные различия между которыми не вызывали никаких сомнений, и в наблюдениях за воспроизводимыми без дальнейшей гибридизации носителями идентичных признаков в потомстве. Следовательно, открытые Менделем законы относятся к событиям, наступающим вслед за гибридизацией двух генотипически различных организмов.


В первом поколении один из альтернативных признаков «доминирует» над другим — например, все растения имеют желтые семена. По отношению к доминантному желтому зеленый цвет является рецессивным. Но рецессивный признак не угасает, а продолжает существовать в наследственной субстанции — ибо во втором поколении, полученном в результате самооплодотворения или скрещивания линий, происходящих от одного и того же родительского растения, наступает разделение признаков: четверть потомства имеет только зеленые семена и, в свою очередь, дает начало только растениям с зелеными семенами, тогда как вторая четверть имеет только желтые семена и дает начало потомству с желтыми семенами; что касается двух остальных четвертей, то они также имеют желтые семена, но в первом же поколении их потомства снова наступает расщепление, в результате которого четверть потомства оказывается окончательно зеленой, вторая четверть — окончательно желтой, еще у двух четвертей желтый выступает в качестве доминанты и т. д.


Обозначив носитель наследственности в генотипе термином «ген», мы можем объяснить числовые данные Менделя с помощью следующего постулата: от каждого родителя к потомку переходит по одному гену, в результате чего потомок обладает двумя генами для каждого признака. Эти два гена непременно вновь отделяются друг от друга в процессе формирования у гибрида («бастарда») новой половой клетки; соответственно, каждой вновь образовавшейся половой клетке достается только один из двух генов пары. Числовые отношения, рассчитанные для случайных комбинаций половых клеток, идентичны тем, которые Мендель выявил экспериментально (в пределах ошибки, допустимой для такого распределения). В настоящее время этот постулат считается доказанным.


Любая особь определяется совокупным воздействием очень большого числа дискретных носителей наследственности. Необходимо было ответить на вопрос, каким образом несколько пар генов (в простейшем случае — две пары) ведут себя по отношению друг к другу при скрещивании. Ответ Менделя гласит: гены, входящие в разные пары, расщепляются и сочетаются независимо друг от друга. Поэтому очень важно выделить из бесконечного множества характеризующих особь признаков те

единицы, которые выступают в качестве носителей ее наследственности. Законы наследственности могут быть установлены с полной отчетливостью только в связи с этими носителями (генами), передаваемыми независимо друг от друга.


Законы, управляющие распределением сочетаний наследственной субстанции при гибридизации, должны действовать и в условиях отсутствия явной доминантности. Корренс обнаружил, что в первом поколении возможно «промежуточное» поведение двух взаимосвязанных признаков, что указывает на возможность «смешанной» наследственности. Так, после скрещивания Mirabilis jalapa с белыми и красными цветками у представителей первого поколения обнаружились розовые цветки. Но и в данном случае четверть потомства имела окончательно красные, а другая четверть — окончательно белые цветки, тогда как свойственный половине потомства признак «розовости» в последующих поколениях вновь расщеплялся. Это доказывает, что гены могут характеризоваться различной мерой

«действенности» (проникающей способности, пенетрантности). При сочетании генов с сильной и слабой пенетрантностью в первом поколении реализуется доминантно-рецессивная связь, тогда как при сочетании генов с одинаковой пенетрантностью возникают промежуточные состояния, оставляющие впечатление «смешанной» наследственности.


Признаки, исследуемые экспериментальной генетикой, всегда характеризуются парностью.

Фенотипически проявляется либо один из двух альтернативных признаков, либо другой, либо, наконец, признак, занимающий промежуточное положение между двумя крайностями. Но эта простая связь выглядит необычайно сложной, поскольку простым признакам не обязательно должны соответствовать простые гены. Признаки могут обусловливаться различными сочетаниями пар генов (аллеломорфия); отдельные гены могут находить свое проявление в виде нескольких признаков (полифения); возможна и обратная ситуация, когда один и тот же признак ведет свое происхождение от разных генов (полимерия). Вкратце рассмотрим эти понятия.


Если проявление некоторого признака связано с парой генов (например, гена красного цветка и гена белого цветка), мы говорим о паре аллеломорфов (аллелей). В каждом отдельно взятом организме возможно сочетание только двух аллелей; но общее число аллелей у различных организмов может быть значительно больше двух. На практике, прорабатывая ряд генов в пределах целой популяции, мы обнаруживаем значительное число отклоняющихся форм, любые две из которых в любой момент могут быть объединены для эксперимента. В подобных случаях мы говорим о множественной аллельности.

Действие множественных аллелей часто различается по количественным показателям, что проявляется в ступенчатом характере многих признаков. Данное обстоятельство может существенным образом увеличить меру изменчивости в пределах смешанной расы. — Наконец, один и тот же ген может воздействовать более чем на один признак. Так, использованный Менделем ген красной окраски цветка оказался ответствен также за пигментированное пятно на оси листа. Подобного рода гены получили название полифенических. — Возможна и противоположная ситуация: когда один и тот же признак оказывается под воздействием не одной, а нескольких или даже многих пар генов. Это явление называется полимерией. При полимерии — особенно если действие генов выказывает количественные различия — расщепление в потомстве не обязательно выражается в ясных числовых отношениях. Факт существования полимерных наследственных конституций может быть выведен только на основании возрастающей степени изменчивости соответствующих признаков в потомстве. Благодаря всем этим открытиям, которым мы обязаны новой науке генетике, можно понять, почему в очень многих конкретных случаях отношения выглядят до такой степени запутанными.


(г) Наследственная субстанция содержится в клетках. В свое время Август Вейсман высказал предположение, что хромосомы в ядре являются носителями наследственности и что сложные события, имеющие место при образовании в результате редукционного деления (мейоза) половых клеток с половинным набором хромосом, а затем и при копуляции яйцеклетки и сперматозоида (приводящей к возникновению новой, зародышевой клетки с полным набором хромосом), имеют какое-то отношение к наследственности. Но это предположение удалось неопровержимо доказать лишь в нашу эпоху.

Бейтсон (Bateson) и Паннетт (Punnett), а также Морган (Morgan) открыли законы связывания признаков, представляющие собой отклонение от менделевского принципа независимости признаков при их комбинировании. Благодаря этому открытию удалось обнаружить связи между генами организма и осуществить распределение генов по группам. Выяснилось, что число групп совпадает с числом

хромосом в некоторых легко поддающихся анализу объектах (таких, как кукуруза или мушка- дрозофила). Это открытие вместе с цитологическими данными, относящимися к структуре и поведению хромосом, позволило разработать теорию линейного расположения генов в хромосомах. Из некогда гипотетической наследственной единицы, представление о которой было выработано в процессе опытов по гибридизации, ген превратился в соматически локализуемый факт; благодаря картированию порядка генов в хромосомах его даже удалось, условно говоря, «увидеть». В корпускулярном характере гена убеждает и то, что в него можно «попасть» рентгеновским лучом.


Замечательное в своем роде единство биологической генетики обусловлено взаимосвязанностью единиц наследственной регуляции (наследственных единиц) и единиц, составляющих структуру хромосом (генов), а также взаимной согласованностью результатов, полученных в области цитогенетики (открытие митоза, мейоза и т. д.) и в области экспериментальной селекции. То, что было выявлено в опытах с наследственностью, в дальнейшем удалось повторно обнаружить и осмыслить благодаря цитологическим исследованиям. Приведем примеры:


Жизнь, воспроизводимая половым путем, восходит к двум родителям и, соответственно, наделена парным набором хромосом (по одной хромосоме каждой пары от каждого из родителей). Объединенные в группу пары хромосом (число их варьирует у разных видов) образуют единство генома. Геном — это совокупность всех генов данного организма.


Когда хромосомы по какому-либо конкретному признаку гомозиготны (то есть когда в их состав входят гены одного и того же типа), видимое менделевское расщепление не может возникнуть даже в том случае, если соответствующие гены обмениваются между хромосомами в процессе воспроизведения. Если же хромосомы гетерозиготны (то есть если в их состав входят разные гены), менделевское расщепление должно проявиться в потомстве из-за рекомбинации, имеющей место при любом половом процессе.


Различие между доминантным и рецессивным модусом наследования зависит от сочетания хромосом в паре. Рецессивный ген проявляется только при условии, что он наличествует в обеих хромосомах соответствующей пары, то есть переходит к потомству от обоих родителей (этим и объясняется высокая частота рецессивных проявлений у потомства, происходящего от родственных браков).


Особенно важна связь между поведением хромосом и модусом наследования половых признаков. У многих организмов пара хромосом, несущих гены, которые определяют пол, морфологически дифференцирована; одна из входящих в эту пару хромосом обозначается как X-хромосома, другая же — как Y-хромосома. Так, у самки дрозофилы соответствующая пара состоит из двух X-хромосом,

тогда как у самца дрозофилы — из X-хромосомы и Y-хромосомы. Все яйцеклетки содержат только Х- хромосомы; что же касается сперматозоидов, то половина их несет Х-хромосомы, тогда как другая половина — Y-хромосомы. В итоге, после оплодотворения 50% особей оказываются носителями пары XX, то есть самками, а вторые 50% — носителями пары XY, то есть самцами. Гены, содержащиеся в хромосомах X и Y, должны иметь отношение к полу потомства, что удалось доказать на большом числе случаев.


Упомянем также, что в настоящее время кое-что известно и о носителях наследственности, локализующихся вне клеточного ядра, в плазме; но эти сведения пока не удается соотнести с данными из области генетики человека.


(д) Мутации. Если бы все наши единицы наследственности (гены) характеризовались незыблемым постоянством, всякая наследственность представляла бы собой бесконечные вариации одного и того же, образующиеся в результате механических, бесконечно разнообразных, но неплодотворных сочетаний.

Отбор продуцировал бы не новые формы, а лишь колебания в рамках чистых линий. Но в действительности жизнь воспроизводится в постоянно обновляющихся формах. Новый феномен — например, первое появление в семье такой болезни, которая затем передается по наследству, — объясняется «мутацией» (термин де Фриза). Время от времени новые признаки возникают без каких- либо переходов; они обнаруживаются вдали от кривых распределения изменчивости, отражающих наследственность организма. Согласно хромосомной теории, эти новые признаки должны быть

выведены из гена, возникшего — или, лучше сказать, подвергшегося изменению — в определенной точке хромосомы. В одних случаях момент мутации удается установить в итоге, так сказать, исторического исследования; в других же случаях мутацию можно наблюдать в эксперименте.

Основываясь на наблюдениях за рядом поколений и владея информацией об очень большом числе генов в организме (например, организме кукурузы или дрозофилы), мы можем выявить степень подверженности отдельных генов изменениям, то есть измерить частоту мутаций. Существуют гены, мутирующие очень редко или не мутирующие вообще; но есть и такие гены, которые мутируют достаточно часто. Спонтанная частота мутаций может существенно повышаться под воздействием внешних факторов (например, крайне высоких или крайне низких температур, коротковолнового облучения). В большинстве своем мутации — это болезненные изменения, снижающие жизнеспособность организма и быстро исчезающие вследствие естественного отбора. Но существуют и отклонения положительного характера; если с течением времени их распространенность возрастает, это способно привести к изменениям, затрагивающим вид в целом.


(е) Критические ограничения. При всей впечатляющей убедительности описанных здесь грандиозных открытий мы должны отдавать себе отчет в том, что они предполагают известные ограничения.


Фундаментальная наследственная субстанция в каждый отдельно взятый момент времени представляет собой реализацию структурного плана данного биологического вида, повторение той базовой структуры, которая составляет данную, и именно данную форму жизни. Наука о наследственности экспериментально исследует только легкие модификации, как бы поверхностную рябь, но не порождающее ее глубинное событие.


Менделизм не означает знания о тех событиях, которые происходят в самых последних глубинах наследственности в целом. Интересы этого метода ограничены альтернативными признаками, их наличием или отсутствием в фенотипе (красные или белые — бесцветные — цветки, наличие или отсутствие болезни), причем признаки эти таковы, что их отсутствие в фенотипе не приводит к роковым для организма последствиям. Нельзя исследовать единицы наследственности, отсутствие которых отрицает саму возможность жизни.


Биологическая генетика ограничена единицами наследственности, которые могут быть дифференцированы и определены. Она умеет анализировать, но не способна постичь феномен наследственности во всей его целостности.


(ж) Резюме важнейших фундаментальных понятий. Памятуя о том, что в психопатологии не следует доверять слишком простым объяснениям, мы вынуждены удовлетвориться самыми приблизительными догадками о сути таких сложнейших феноменов, как наследственность, изменчивость и мутации. Из всех биологических открытий для нас наиболее важны следующие: 1) хромосомы (носители наследственной субстанции) могут заключать в себе признаки, которые не обязательно проявляются в фенотипе особи (так, давно известно, что индивид может быть переносчиком наследственной болезни, не будучи болен ею сам); 2) при естественном взаимодействии человеческих популяций возникает множество гетерозиготных особей с менделевской наследственностью, в результате чего потомки одних и тех же родителей не обязательно бывают в точности похожи друг на друга; сплошь и рядом в них проявляются противоположные, контрастные признаки, которые впоследствии сохраняются в их потомстве. Следовательно, нам нужно всегда иметь в виду потенциальную степень сложности и неясности каждого отдельного случая — в особенности если отдельно взятый признак наследуется полимерически, то есть под комбинированным воздействием большого числа взаимно независимых генов; 3) наконец, самое важное — это теория единиц наследственности, согласно которой наследственность распределяется по хромосомам в определенном порядке и в виде отдельных, доступных выделению единиц.


Применение биологической науки о наследственности к человеку сопряжено с большими трудностями. Человек как таковой — это не тот объект, на котором можно изучать биологические законы наследственности. Биолог отбирает свой исследовательский материал, имея в виду необходимость максимально облегчить работу: поколения должны следовать друг за другом быстро, потомство должно быть многочисленным, хромосом должно быть по возможности мало. Только при

этих условиях понимание фактов не сопровождается ненужными осложнениями. У людей же скорость смены поколений настолько низка, что научно корректное наблюдение за несколькими поколениями подряд невозможно. Потомство человека крайне малочисленно, а число хромосом (48) — необычайно велико. Кроме того, с человеком нельзя проводить планомерные опыты по селекции; предметом анализа могут быть разве что случайные ряды данных, непредсказуемо обнаруживаемых по ходу наблюдений. Вместо биологических экспериментов по скрещиванию мы вынуждены обращаться к абстракциям из области массовой статистики.


Все эти соображения, конечно же, не направлены против исследований по наследственности человека; они лишь призваны помочь постижению ее смысла. Наша задача состоит не в раскрытии законов наследственности, а в выяснении того, насколько законы биологии могут вновь обнаруживаться в человеке. Исследуя наследственность человека, мы имеем дело прежде всего именно с человеком, а не с наследственностью как таковой.


Если в связи с человеком мы чего-то не знаем, биологическая генетика может указать нам некоторые возможные пути. Рассматривая карту расположения генов в хромосомах дрозофилы, мы понимаем, что нам следует выяснить расположение генов в зародышах всех разновидностей живых организмов, а также все многообразие взаимосвязей этих генов. Анатомия и гистология занимаются познанием структуры тела, физиология — структурой функций, исследования эндокринной системы — структурой взаимодействия гормонов; аналогично, исследования наследственности направлены на познание структуры наследственной предрасположенности. Но если в области анатомии ни один живой организм не исследован лучше человека, то в том, что касается исследований по локализации генов в хромосомах, человек вынужден уступить первенство дрозофиле, которая изучена значительно лучше.

Если говорить о строении человеческого тела, о его функциях, о бесчисленных, поистине удивительных тонкостях его наследственности, то теоретически мы знаем, что эта наследственность определяется взаимным расположением генов, которое в настоящий момент для нас непостижимо. Перед лицом этого чуда мы должны воздержаться от окончательных и поспешных выводов.


§3. Применение генетики в психопатологии


Первой методически обоснованной работой и дальнейшим развитием исследований в данной области мы обязаны Рюдину449. Исследуя генетику психических заболеваний, он отказался от метода массовой статистики и попытался применить теорию Менделя к анализу статистически обработанного генеалогического материала. Вначале он собрал материал, относящийся к отдельным больным (пробандам), а затем обратился к данным, которые могли быть предоставлены их братьями, сестрами и родителями или детьми и внуками, сделал выводы о состоянии их здоровья или о характере их болезней. Материал отдельных семей не может быть достаточен для окончательных выводов, так как все связанные с ним числа случайны; но от сравнительного анализа множества семей можно ожидать интересных и закономерных чисел. За работой Рюдина последовало множество других исследований, задача которых состояла в поиске и обнаружении истинных единиц наследственности и выяснении того, являются ли они доминантными или рецессивными.


Попытаемся вкратце, схематически изложить некоторые важнейшие пункты этих исследований.


(а) Фундаментальные представления


Генетическая наука сумела выявить соматические единицы наследственности и способы их передачи из поколения в поколение. Чтобы найти этим сведениям психопатологическое применение, мы должны прежде всего задаться вопросом о том, что же именно представляют собой соответствующие единицы наследственности (Erbeinheiten). Их существование — биологический факт, служащий предпосылкой любого приложения данных генетики к наследственности человека. Наша задача — установить единицы наследственности; это поможет нам не только понять способы наследования признаков, но и глубже постичь факторы, влияющие на течение психической жизни. Правда, единицы наследственности недоступны непосредственному наблюдению и, кроме того, все психопатологические явления на первый взгляд свидетельствуют против самого факта существования таких единиц; но все сомнения

должны быть сняты, если только следующие понятия, относящиеся к связи явлений с лежащими в их основании генами, соответствуют действительности:


  1. Любое явление — это результат взаимодействия предрасположенности (конституции) и окружающей среды. Явления развиваются на основе конституциональной предрасположенности и влияний со стороны среды и обретают свою итоговую форму благодаря реакциям, опыту, упражнениям и привычкам. Сравнивая явления на протяжении нескольких поколений, мы сталкиваемся не с тождественными данными, а с фактами, внешнее разнообразие которых, возможно, имеет под собой единую генотипическую основу, проявляющую себя по-разному из-за непостоянства внешней среды.


    Отсюда следует, что даже болезни, самым очевидным образом зависящие от наследственных факторов, требуют для своего проявления определенных внешних условий; с другой стороны, любые воздействия со стороны внешней среды реализуются только при наличии соответствующей наследственной предрасположенности. Так, хотя прогрессивный паралич вызывается бледной спирохетой, он развивается только у лиц с определенной конституцией; именно поэтому в некоторых семьях прогрессивный паралич встречается особенно часто. Другой пример: шизофрения зависит от наследственности, но иногда бывает обусловлена также и какими-то внешними воздействиями (если один из однояйцевых близнецов страдает шизофренией, другой обычно страдает той же болезнью, но из этой закономерности бывают исключения).


    Еще один вывод из сказанного: проявления конституции при заболевании наверняка ограничиваются некоторым пределом; этот предел для каждого отдельного случая устанавливается эмпирически и ни в коем случае не должен рассматриваться как нечто абсолютно неизбежное и роковое. Знание условий окружающей среды способно предотвратить существенно важные для жизни индивида внешние события и тем самым «законсервировать» его предрасположенность.


    Третий вывод: из-за биологического постоянства единиц наследственности их в целом следует считать «неисторичными». Они соотносятся с чем-то таким, что тождественно у нас и египтян, живших за пять тысяч лет до нас. Единицы наследственности не могут быть поняты в терминах исторически обусловленных форм психической жизни, духовных свершений, содержательных элементов культуры. Отсутствие каких-то специфических признаков у целого ряда сменяющих друг друга поколений не имеет прямого отношения к наследственности — при том, что оно, конечно же, не лишено определенного генетического обоснования. Наследуемые признаки проявляются только в соответствующих исторических условиях. Впрочем, не исключено, что на протяжении 100—

    150 поколений истории из-за накопления мутаций в человеке могли произойти незначительные биологические изменения; но убедительных доказательств в пользу этого не существует.


  2. Ген — единица наследственности, но не единица явления. Многие фенотипические признаки указывают на действие гена, но не связаны с каким-то единственным геном. То, что при непосредственном взгляде на данное явление кажется нам чуждым, может быть приписано действию единого гена — и наоборот, то, что оставляет впечатление целостности, может зависеть от взаимодействия нескольких генов. Мы распознаем единицу наследственности не потому, что непосредственно постигаем ее в том или ином явлении, а благодаря экспериментальному знанию генетических взаимосвязей.

     

     

     

     

    ////////////////////////////