Главная              Рефераты - Менеджмент

Сущность и становление системного подхода - реферат

Московский Гуманитарно-Экономический Институт

Волгоградский филиал

КУРСОВАЯ РАБОТА

по дисциплине "Теория организации"

Тема: Сущность и становление системного подхода

Выполнил:

студент группы М-5-08

Мастеров Сергей

Преподаватель: Опейкина

Татьяна Владимировна

к.ф.н., доцент

Волгоград

2010

Содержание

Введение…………………………………………………………………3

Глава1.Системный подход…………………..…………………………...4

1.1Основные подходы в системном исследовании…………………… 4

1.2 Сущность системного подхода ………………………………..……6

Глава 2. Становление системного подхода…………………..………..8

2.1. Философские и общенаучные предпосылки возникновения системного подхода…………………………………………………………….8

2.2 Методологические предпосылки системного подхода………….18

Заключение……………………………………………………………..27

Список использованной литературы…………………………………28


ВВЕДЕНИЕ

Темой данной курсовой работы является «Сущность и становление системного подхода».

Разработка методологической проблематики в широком смысле этого слова преследует прежде всего практические цели — вооружить современного исследователя средствами, обеспечивающими наиболее эффективное и быстрое достижение научного результата. Но у методологического анализа есть и еще одна, не менее важная прерогатива. Дело в том, что научное познание, особенно в последние десятилетия, развивается не только за счет экспансии научных методов в новые сферы реальности, но и на основе методологического переоснащения науки, принимающего все более основательный характер. Концептуальный каркас, успешно обслуживавший науку па протяжении многих лет, все чаще и чаще начинает не срабатывать по той простой причине, что он оказывается неадекватным современным задачам и даже самой их постановке. Отсюда естественно возникает потребность в углублении самосознания науки, доходящего до самых оснований способа мышления. А конструктивным продуктом этого процесса выступают новые принципы подхода к объектам изучения и, более широко, новые методологические направления развития научного познания.

Таким образом, исследуемая тема является не только важной и актуальной, она, к тому же, имеет проблемный характер и практическое значение. Целью исследования данной работы является определение основных понятий и направлений системного подхода.

Для выполнения указанной цели необходимо решить следующие задачи:

· Рассмотреть основные подходы в системном исследовании;

· раскрыть сущность системного подхода;

· выявить предпосылки возникновения системного подхода.

Курсовая работа состоит из введения, основного содержания из 2-х глав, включающих параграфы, заключения и списка использованной литературы.

Глава 1. системный подход

1.1. Основные подходы в системном исследовании

Комплексный подход предполагает учитывать при ана­лизе как внутреннюю так и внешнюю среду организа­ции. Это означает, что необходимо учитывать не только внутренние, но и внешние факторы — экономические, геополитические, социальные, демографические, эко­логические и др. Факторы — важные аспекты при ана­лизе организаций и, к сожалению, учитываются не все­гда. Например, при внедрении новой техники не все­гда принимаются во внимание показатели эргономичности, что приводит к повышению утомляемости рабо­чих и в итоге — к снижению производительности труда. Суммируя сказанное, можно утверждать, что комплекс­ный подход является необходимым условием при реше­нии задачи анализа организации.

Для исследования функциональных связей информа­ционного обеспечения систем управления используется интеграционный подход, суть которого в том, что исследо­вания осуществляются как по вертикали (между отдель­ными элементами системы управления), так и по горизонтали (на всех стадиях жизненного цикла продукта).

Под интеграцией понимается объединение субъектов управления для усиления взаимодействия всех элементов системы управления конкретной организации. При таком подходе появляются более прочные связи между от­дельными подсистемами организации, более конкретные задания. Например, управляющая система задает службам и подразделениям организации конкретные показа­тели их деятельности по качеству, количеству, затратам ресурсов, срокам и т.д. На основе выполнения этих показателей достигаются поставленные цели.

Сущность ситуационного подхода заключается в том, что побудительным мотивом к проведению анализа яв­ляются конкретные ситуации, широкий диапазон кото­рых существенно влияет на эффективность управления. При таком подходе система управления в зависимости от характера ситуаций может менять любую из своих характеристик.

Объектами анализа в данном случае могут быть [1, с.223]:

• структура управления: в зависимости от ситуации и на основании проведенных объемных расчетов вы­бирается структура управления с преобладанием либо вертикальных, либо горизонтальных связей;

• методы управления;

• стиль руководства: в зависимости от профессиона­лизма, численности и личностных качеств сотруд­ников выбирается стиль руководства, ориентиро­ванный либо на задачи, либо на человеческие от­ношения;

• внешняя и внутренняя среда организации;

• стратегия развития организации;

• технологические особенности производственного процесса.

Маркетинговый подход предполагает проведение ана­лиза организаций на основе результатов маркетинговых исследований. Главной целью при таком подходе являет­ся ориентация управляющей системы на потребителя. Реализация поставленной цели требует прежде всего со­вершенствования деловой стратегии организаций, цель которой обеспечить своей организации устойчивое кон­курентное преимущество. Маркетинговый анализ при­зван выявить эти конкурентные преимущества и факто­ры их определяющие.

Инновационный подход основан на умении организа­ции быстро реагировать на изменения, диктуемые внеш­ней средой. Это касается внедрения нововведений, но­вых технических решений, неуклонного возобновления производства новых товаров и услуг для наилучшего удовлетворения потребностей рынка сбыта. Залог ус­пешного функционирования любой организации в том, что она должна идти не только вровень с техническим прогрессом, но и опережать его.

Внедрение инноватики также требует проведения системного анализа, а именно возможностей организа­ции для внедрения того или иного новшества.

Сущность нормативного подхода заключается в сле­дующем. Анализ любой системы управления с целью ее совершенствования связан с учетом совокупности важ­нейших нормативов, которыми руководствуется в своей деятельности аппарат компании. Это и установленные для каждой отрасли нормативы, например нормы управ­ляемости и нормативы, разрабатываемые самими проек­тировщиками.

Целью поведенческого подхода является создание всех не­обходимых условий для реализации творческих способно­стей каждого сотрудника, для осознания собственной значимости в управлении организацией. Важное значение для менеджеров здесь приобретает изучение различных пове­денческих подходов, которые рекомендует общий менедж­мент и исследование возможности их применения в процес­се анализа организации.

Суть системного подхода: организация рассматривается как система, со своим входом (цели, задачи), выходом (результаты работы по показателям), обратными связями (между персоналом и руководством, внешними снабженцами и менеджерами, внешними сбытчиками и менеджерами, покупателями и внутренними сбытчиками и т.д.), внешними воздействиями (налоговое законодательство, экономические факторы, конкуренты и т.д.) [2].

1.2. Сущность системного подхода

Системный подход — это такое направление методо­логии научного познания и практической деятельности, в основе которого лежит исследование любого объекта как сложной целостной кибернетической социально-эко­номической системы.

В наиболее общем виде под системой понимается со­вокупность взаимосвязанных элементов, образующих оп­ределенную целостность, некоторое единство.

Рассмотрим основные принципы системного подхода (системного анализа) [3, с.126].

1. Целостность, позволяющая рассматривать одновре­менно систему как единое целое и в то же время как подсистему для вышестоящих уровней.

2. Иерархичность строения, т.е. наличие множества (по крайней мере двух) элементов, расположенных на основе подчинения элементов низшего уровня — эле­ментам высшего уровня. Реализация этого принципа хо­рошо видна на примере любой конкретной организации. Как известно, любая организация представляет собой взаимодействие двух подсистем: управляющей и управ­ляемой. Одна подчиняется другой.

3. Структуризация, позволяющая анализировать элементы системы и их взаимосвязи в рамках конкрет­ной организационной структуры. Как правило, процесс функционирования системы обусловлен не столько свойствами ее отдельных элементов, сколько свойства­ми самой структуры.

4. Множественность, позволяющая использовать мно­жество кибернетических, экономических и математиче­ских моделей для описания отдельных элементов и системы в целом.

Как отмечалось выше, при системном подходе важ­ное значение приобретает изучение характеристик орга­низации как системы, т.е. характеристик «входа», «процесса» и характеристик «выхода».

При системном подходе на основе маркетинговых исследований сначала исследуются параметры «выхода», т.е. товары или услуги, а именно что производить, с ка­кими показателями качества, с какими затратами, для кого, в какие сроки продавать и по какой цене. Ответы на эти вопросы должны быть четкими и своевременны­ми. На «выходе» в итоге должна быть конкурентоспо­собная продукция либо услуги.

Затем определяют параметры входа, т.е. исследуется потребность в ресурсах (материальных финансовых, тру­довых и информационных), которая определяется после детального изучения организационно-технического уров­ня рассматриваемой системы (уровня техники, техноло­гии, особенности организации производства, труда и уп­равления) и параметров внешней среды (экономической, геополитической, социальной, экологической и др.). И наконец, не менее важное значение приобретает иссле­дование параметров процесса, преобразующего ресурсы в готовую продукцию. На этом этапе, в зависимости от объ­екта исследования, рассматривается производственная технология, либо технология управления, а также факто­ры и пути ее совершенствования.

Основные цели при системном подходе [5]:

• снижение эмерджентности;

• повышение синергичности;

• обеспечение положительной мультипликативности в организации;

• обеспечение устойчивости функционирования организации;

• обеспечение адаптивности работы организации;

• обеспечение совместимости работы подсистем организации (например, подсистемы «персонал» с подсистемой «руководство», подсистемы «сбыт» с подсистемой «покупатели» и т.д.);

• обеспечение эффективной работы обратных связей в организации как внутри подсистем, так и между подсистемами.

Таким образом, системный подход позволяет нам ком­плексно оценить любую производственно-хозяйственную деятельность и деятельность системы управления на уров­не конкретных характеристик. Это поможет анализировать любую ситуацию в пределах отдельно взятой системы, вы­явить характер проблем входа, процесса и выхода. Приме­нение системного подхода позволяет наилучшим образом организовать процесс принятия решений на всех уровнях в системе управления.

ГЛАВА 2 СТАНОВЛЕНИЕ СИСТЕМНОГО ПОДХОДА

2.1 Философские и общенаучные предпосылки

возникновения системного подхода.

Системный подход явился одним из тех методологических направлений современной науки, становление которых было связано с преодолением кризиса, охватившего научное познание на рубеже XIX—XX вв. Близко

к системному подходу по своему основному методологическому пафосу стоят также структурно-функциональный анализ в социологии и структурализм, получивший распространение в ряде гуманитарных наук. Надо сказать, что в философско-методологической литературевплоть до последнего времени преобладает традиция изолированного рассмотрения этих трех направлений. Между тем в их истоках много общего. В частности, все они выросли из критики некоторых общих оснований классической науки и представляют собой единообразную по духу попытку найти позитивный подход к решению новых научных проблем путем выдвижения новых принципов ориентации научного исследования.Кризис методологии научного познания со стороны его философско-гносеологических оснований был подмечен и подвергнут обстоятельномуанализу уже основоположниками диалектического материализма. Ему специально посвящен ряд классических трудов Ф. Энгельса и В. И Ленина.Как теперь совершенно очевидно, в сфере естествознания этот кризис был связан с крутой ломкой основных мировоззренческих постулатов классической науки, с выдвижением новых принципов познания, а егонепосредственным положительным результатом явилась революция в естествознании. С методологической точки зрения весьма знаменательно, что эта революция совершалась не только и порой даже не столько за счет накопления нового эмпирического материала (хотя и это обстоятельство имело, конечно, важное значение), сколько за счет радикального пересмотра понятийного аппарата в ведущих областях знания. Достаточно сослаться на роль принципа развития в учении Дарвина или принципаотносительности у Эйнштейна (характерно, что создание теории относительности помимо этого потребовало еще и привлечения неевклидовой геометрии с ее новой аксиоматикой).

В сфере социального познания новая ситуация определялась двумя обстоятельствами. Во-первых, обнаружение явных диспропорций в развитии различных подразделений культуры и обострение социальных катаклизмов,

нашедшее выражение в огромном росте разнородных массовых движений, заставили отказаться от представлений о линейно-однородном характере общественного развития в духе гегелевской схемы и выдвинулипроблему подлинно целостного, многоаспектного изучения движения культуры. Во-вторых, накопление сравнительно- исторических данных, относящихся к различным типам культуры, показало ограниченность европоцентристских представлений о путях развития человечестваи по-новому поставило проблему оснований и источников культурного процесса. В частности, множественность социально-культурных моделей, фактически реализованных в истории, заставила обратить внимание на то, что можно считать инвариантами в социально-культурном развитии, и на то, что составляет специфику каждого типа культуры. Выдвижение новых принципов познания было связано с отказом от ряда мировоззренческих предпосылок, явно или неявно исповедовавшихся предшествующейнаукой. В данном случае важно обратить внимание на две из них: элементаризм и механицизм. Элементаризм, исходивший из постулата об онтологической данности последних элементарных кирпичиков любого объекта, не только порождал вполне определенное представлениео структуре мироздания, но и достаточно жестко предопределял направление научного исследования. Если, например, речь шла об изучении психики, то задача состояла в том, чтобы отыскать простейший, далее неразложимый психический акт; аналогичное требование выдвигалось и при изучении живой природы. Поэтому проблема исследования сложных объектов выступала как проблема сведения сложного к простому, целого кчасти, и если исследователь не знал исходного атома, простого элемента, то это рассматривалось лишь как признак слабости, неразвитости познания. Этот тезис составил основание многообразных разновидностей механицизмаи редукционизма в науке нового и новейшего времени.В противоположность этому концепция целостности настаивала на несводимости сложного к простому, целого к части, на наличии у целостного объекта таких свойств и качеств, которые никак не могут быть присущиего частям и природу которых нередко пытались отыскивать за пределами разумного. Принцип целостности стал особенно популярен в науке на рубеже XIX—XX вв., когда он породил целое направление органицизма. Споры о преимуществах того или иного подхода фактически вплоть до прошлого столетия велись почти исключительно в умозрительной плоскости. А что касается конкретных наук, то они долгое время развивались под знаком явного превосходства элементаристского подхода. Это объясняется несколькими причинами. Во-первых, при столкновении с неизвестным объектом самый простой и естественный путь его исследования состоит в разложении этого объекта на составляющие и изучении каждой из них в отдельности с тем, чтобы затем именно на этой основе приступить к синтезу, к выявлению законов связи составляющих в целое. Поэтому аналитико-синтетический способ исследования долгое время рассматривался в качестве абсолютного логического постулата научного познания и даже универсальной психологической характеристики мыслительной деятельности человека и животных. Во-вторых, реализация элементаристского принципа позволяет находить единое основание у объектов самой разнообразной природы (в подтверждение этого достаточно, например, вспомнить, как формулирование простейших, с современной точки зрения, законов механики стимулировало развитие всех наукнового времени). Наконец, элементаризм черпал и черпает свою силу в том, что ему более всего соответствует логика мышления, сложившаяся еще в античности и основанная в значительной мере на аристотелевской схеме родо-видовых отношений. На основе элементаризма наука одержала и продолжает одерживать огромное большинство своих побед Даже кибернетика, одна из самых молодых научных дисциплин, с точки зрения своих оснований может в известном смысле рассматриваться как расширение прежней версии элементаризма: к таким атомам мироздания,как вещество и энергия, она добавила информацию. Этот пример, между прочим, показывает, что элементаристский подход отнюдь не является достоянием истории, что он до сих пор сохраняет громадное методологическое значение в научном познании.

Примерно то же самое можно сказать и относительно редукционизма. В нескольких работах последнего времени (в частности, у академика В. А. Энгельгардта и Б. Г. Юдина) убедительно показано, что наизвестных этапах развития науки редукционистская установка не только играет положительную роль, но и является логически и методологически неизбежной: она уступает место ирредукционизму только тогда, когдадля этого созревают солидные содержательные и методологические предпосылки. Но было бы, конечно, большим упрощением представлятьдело так, что господство элементаризма и редукционизма являлосьабсолютным. По существу всякий период обобщения накопленных в той или иной науке данных сопровождается выходом за рамки чисто элементаристского подхода, принятием в определенной форме идей целостности. Это и не удивительно. Ведь сколь бы изощренным ни было расчленение объекта исследовапия, как ни важно в познании дойти до исходного, элементарного уровня изучаемой действительности,— синтезиз найденных элементов-атомов никогда не бывает и не может быть полным, если к нему не привлекаются некоторые неэлементарные соображения. В этом смысле какая-то доля истины всегда остается за концепцией целостности с ее тезисом о несводимости целого к части.

Поэтому самые значительные успехи познания связаны обычно не только с открытием элементов объекта и описанием их свойств, но и с обнаружением специфических свойств целого. Таким образом, хотя господствующие до сего времени формы научного мышления связаны прежде всего с элементаристским принципом, однако научное познание в целом развивалось все же в рамках дихотомии элементаризма и целостности, причем возможности, заложенные в этой дихотомии, далеко не исчерпаны.

Вместе с тем уже сравнительно давно, еще со времени Декарта и Локка, начала осознаваться недостаточность не только элементаризма или противостоящей ему концепции целостности как таковых, но и самого по себе способа мысли, заключенного в рамки такого рода дихотомии.

Это осознание нашло наиболее полное выражение в теории познания Канта и всей немецкой классической философии. Осуществив критику форм рассудка, Кант сделал важнейший шаг к пониманию зависимости познания не только от его объекта, но и от наличных мыслительных форм. Отсюда, в частности, вытекало, что познание не может толковаться как простое отражение действительности без учета конструктивной работы самого мышления, созидающего формы познавательного процесса.

Этот тезис и по сей день составляет основу любой серьезной методологии научного познания. Развивая идеи Канта, последующая немецкая классическая философия в лице Фихте, Шеллинга и Гегеля попыталась в развернутом виде выразить новые принципы познания — диалектический

способ мышления. Диалектика немецкого идеализма, которая строилась почти исключительно на материале форм познавательной деятельности, была сильна прежде всего критикой существующих форм научногомышления, их элементаристски-механистической ограниченности. Что же касается ее позитивной программы, то она, особенно у Гегеля, оказалась в сильной степени мистифицированной и далеко не всегда конструктивной.

Но главное состояло в том, что была решающим образом подорвана вера в единственность и всесилие дихотомического подхода к действительности,

свойственного предшествующей науке. Зарождавшаяся новая методология научного мышления все более ориентировалась на поиски внутренних механизмов жизни и развития сложных объектов действительности.Конкретным выражением этой методологии явилась социально-экономическая концепция марксизма, созданная с учетом методологических завоеваний немецкой классической философии и впитавшая в себя богатые

возможности диалектического способа анализа. Вместе с тем учение Маркса не было, конечно, простым приложением общих идей диалектики к изучению конкретного материала. Сейчас, с учетом последующего развития

науки, мы можем сказать, что Капитал явился первой работой, в которой была реализована новая научная методология исследования сложного объекта. О логике и методологии Капитала написано немало книг и статей.

В данном случае нам важно отметить, что Маркс дал не только первый образец успешного анализа сложной системы, но и специально для этого анализа построил логико-методологические средства. Особенно характерно

в этом смысле марксово понятие клеточки: это, очевидно, не атом науки прошлого и вместе с тем не трансцендентное целое в его непостижимой сущности, а реальный структурный компонент экономической системы,открытие которого позволяет реализовать новый тип теоретического движения по предмету исследования. Внутри товара, как клеточки капиталистического способа производства, заключены существенные характеристики определенных форм взаимодействия человека с природой и связанных с ними форм общения самих людей. В марксовом исследовании результат достигается за счет все более многостороннего воссоздания структуры объекта на основе метода восхождения от абстрактного к конкретному. При этом методологическая роль клеточки определяется тем, что здесь во взаимопереплетении выражены несколько типов существенно разных связей, специфических для структуры социально- экономического организма. Иными словами, клеточка содержит не только субстанциальные, но и структурные характеристики изучаемого объекта; именно поэтому к ней неприложимы как таковые определения части или целого. В том же XIX в. новые принципы познания начали проникать и в сферу естествознания. Многие важные Мы сошлемся только на один пример — создание эволюционной теории в биологии, наиболее выпукло отразившее поворот именно в формах мышления. Если иметь в виду конечный результат, то заслуга Ч. Дарвина состояла в том, что он ввел в биологию идею развития. Методологической же предпосылкой достижения этого результата явилась радикальная перестройка системы основных биологических понятий. Как показал К. М. Хайлов, главным здесь был переход от концепции организмоцентризма к концепции видоцентризма: если додарвиновская биология считала исходным атомом живой природы организм, то Дарвин в качестве исходного взял понятие биологического вида [16, стр. 127—145].

В известном смысле это понятие выполнило ту же методологическую роль, что и понятие товара в экономической концепции Маркса. Понятие биологического вида — это по сути дела та же клеточка, своим внутренним

структурным богатством снимающая односторонности представлений о живой природе как о совокупности отдельных организмов или как о надорганизменном целом, направляемом внешними ему факторами.

В высшей степени примечательно, что интенсивное развитие социально-экономического и биологического познания началось именно после создания теорий Маркса и Дарвина. Напрашивается вывод, что серьезные исдвиги в теоретическом освоении этих областей были просто невозможны без осуществления предварительных сдвигов в формах и методах мышления. Еще один важный шаг на пути совершенствования принципов научного мировоззрения был связан с критикой механицизма и расширением на этой основе представлений о причинности. Как известно, одним из оснований механистического мировоззрения является принцип однозначного детерминизма—убеждение в том, что в конечном счете любые процессы могут быть объяснены посредством жестких каузальных связей, где каждая причина с железной необходимостью порождает единственное следствие. Познание, опирающееся на этот принцип, двигалось строго в рамках дихотомии необходимость случайность. Нетрудно убедиться, чтоэто было тесно связано с элементаристским подходом к действительности, с желанием объяснить любое явление из сцепления простейших, далее не разложимых факторов.

Образцом реализации такого подхода была классическая механика. Что же касается биологических, психологических и социальных дисциплин, то их факты вопреки давлению механицистских тенденций упрямо не поддавались

однозначному объяснению; но в условиях господства механицизма результатом могло быть и было только то, что в иерархии научных предметов им долгое время отводились лишь второстепенные роли, отягощенные комплексом методологической неполноценности. Марксизм сломал эту традицию в социально-экономической области, положив начало конкретным поискам новых способов научного объяснения. Но и в самом естествознании все шире развертывалось обновление принципов подхода к объектам изучения. С точки зрения разрушения механицистского мировоззрения особенно примечательную роль здесь сыграли создание статистической физики и теории относительности. Первая из них ввела в научный обиход вероятностный принцип объяснения; это позволило уже на относительно простой системе, такой, как множество молекул газа в изолированном сосуде, показать, что вероятностный принцип дает более строгую и точную картину происходящих событий, чем принцип однозначной каузальности. Что же касается теории относительности, то антимеханистическим пафосом проникнуты все ее постулаты и принципы: она выступила в сущности как прямой вызов основным положениям механистической картины мира.Распространение этих и других, близких им по духу принципов подхода к объекту изучения означало, что причинно-следственные связи перестали быть единственным видом связей, признаваемых наукой. Наряду с ними права гражданства приобрели функциональные, корреляционные связи, связи развития и т. д. Постепенное изменение философско-методологического базиса научного познания, выдвижение и конкретизация новых принципов ориентации исследования в той или иной мере становились предметом осознания в специальных областях знания. На этой основе в XX в. предпринимается целый ряд попыток построить специально- научные концепции, опирающиеся на новые методологическиеидеи. Строго говоря, эти попытки не прекратились и по сей день, хотя характер предлагаемых концепций заметно изменился по сравнению с началом века. Пожалуй, ни одна из созданных концепций не оправдала первоначально возлагавшихся на нее надежд. Все они оказались в той или иной степени уязвимыми, породив развернутую и нередко беспощадную критику. Но каждая из них внесла вклад в формирование нового подхода к изучению сложных объектов. В биологии в этом смысле примечательную роль сыграли так называемые организмические концепции [16, стр. 16—108]. Главным противником, против которого они направлялись, был механицизм. Ему противопоставлялось убеждение, что интегративные характеристики живого не могут быть выведены из элементристских представлений. Правда, в ряде случаев это убеждение соседствовало с модернизированными идеями витализма (как это имело место, например, в холизме,в концепции эмерджентной эволюции). Но для многих представителей органицизма наряду с механицизмом был неприемлем и витализм. В частности, Л. Берталанфи, начинавший свою теоретическую деятельность в качестве представителя органицизма, теоретически и экспериментально показал несостоятельность виталистической трактовки Г. Дришем принципа эквифинальности и дал этому принципу естественнонаучное объяснение,продемонстрировав, кроме всего прочего, что он действует не только в биологических, но и в химических системах [18, р. 132—134]. Обратим внимание на то, что в концептуальном плане такое объяснение опиралось на введение понятия открытой системы. Развитие организмических идей позволило по-новому поставить проблему целостности в биологии: целостностьперестала быть только постулатом, поскольку были открыты конкретные пути к обнаружению и изучению ее механизмов. Еще одна мощная линия перестройки и обогащения концептуального аппарата биологии была связана с развитием экологии, в рамках которой живая природа предстала как сложная многоуровневая система. В интересующем нас сейчас плане экологические исследования особенно важны тем, что они по существу завершили формирование предпосылок для систематической разработки проблем биологической организации. В результате организованность живой материи была признана не менее важным фактором, чем способность к эволюции [17]. На этой базе биология раньше, чем какая-либо другая область знания, пришла к осознанию не только множественности связей изучаемого объекта, но и многообразия типов этих связей. Этот вывод стал одним из главных тезисов системного подхода. Особая ветвь организмических концепций возникла в психологии,причем очень характерен методологический фон, на котором выдвигались эти концепции. С одной стороны, начавшееся еще в XIX в. внедрение в психологию объективных методов способствовало оформлению ее в качестве самостоятельной научной дисциплины, опирающейся на контролируемый эксперимент. С другой стороны, из всего арсенала методологических средств на перестройку психологии поначалу наибольшее влияние оказывали именно методы исследования, а другие компоненты методологии (прежде всего концептуальные средства и схемы объяснения) формировались под непосредственным воздействием методов. Поскольку же эти последние заимствовались из гораздо более развитой в то время физиологии высшей нервной деятельности, постольку и обновление концептуально-объяснительного аппарата приняло отчетливо выраженную физиологистическую окраску. В методологическом плане это привело к тому, что на смену одной неадекватной схеме объяснения — ассоцианизму, опирающемуся на элементаристский принцип,— пришла другая, чисто методологически, быть может, еще менее адекватная. В ее основании лежал физиологический редукционизм, т. е. стремление свести психику к мозговым процессам. Крайней формы эта линия достигла в бихевиоризме, который объявил лишенными всякого научного содержания собственно психологические понятия, такие, как сознание,воля и т. п., а в качестве единственного первоэлемента психической жизни выдвинул связку стимул — реакция. Вскоре было обнаружено, что такая трактовка сферы психического принципиально недостаточна и в сущности ведет к утрате психологией собственного предмета. Это стимулировало попытки построения концепций, опирающихся на существенно иные принципы подхода к психике. Первой из таких концепций явилась гештальтпсихология. Ее основоположники, В. Кёлер, М. Вертгаймер и К. Коффка, показали, что в психических процессах важнейшую роль играют так называемые структурированные целые — гештальты. Этот принципиальный вывод был подтвержден основательным экспериментальным материалом. В результате и в психологии проблема целостности была поставлена в научной форме. Концепция гештальтистов не была свободна от недостатков (в том числе и существенных), скрупулезно и основательно раскритикованных в литературе. Однако конструктивный методологический подход, провозглашенный этой школой, был удержан и развит практически всей последующей психологией. В дальнейшее методологическое перевооружение психологии особенно заметный вклад внесли культурно- историческая концепция Л. С. Выготского [15], развитая в работах ряда советских психологов, и генетическая эпистемология Ж. Пиаже [20], однаиз самых влиятельных школ современной психологии. Трактуя психику как исключительно сложное образование, не допускающее элементаристского подхода, Выготский и Пиаже сделали два новых шага в пониманииее системного строения. Первый из них состоял в утверждении принципа развития—генетического подхода к психологическим структурам. Второй шаг выражал в высшей степени характерный антиредукционизм, направленный против физиологизации психики: вместо поисковобъяснения психического, образно говоря, внизу, в егофизиологической подоснове, Пиаже и особенно Выготский предприняли попытку вывести специфические черты психики человека из социальных форм его жизни,т. е. сверху. Правда, в дальнейшем и этот путь при его практической реализации обнаружил на себе черты редукционизма— ведь в сущности редукция может равно заключаться как в сведении к низшему, так и в сведении к высшему И тем не менее такой подход, если только он не подвергается универсализации и абсолютизации, ведет к существенному углублению представлений о психике. Можно утверждать, что он позволяет сделать решающий шаг к системной трактовке психики. Этот момент особенно отчетливо выступает в работах Пиаже, в частности, в характерном для него стремлении рассматривать психику со стороны ее двойной обусловленности — биологической и социальной. Такому способу анализа

соответствует и выдвигаемое Пиаже требование создания особой логики целостностей, которая была бы специально приспособлена к изучению психики как системного образования [20]. В развитии новых методологических идей плодотворную роль сыграли структуралистские концепции, возникшие сначала в языкознании, а затем в этнографии. Лингвистическая концепция Ф. де Соссюра, считающегося отцом современного структурализма в языкознании, показала самостоятельную роль системного плана анализа языка и связанную с этим относительную независимость синхронного и диахронного аспектов его изучения. Хотя из этого тезиса нередко делались (и продолжают до сих пор делаться) крайние выводы в духе отрицания научной плодотворности диахронического анализа, нельзя не заметить, что без методологически (но, конечно, не онтологически) обоснованного разведения синхронии и диахронии вряд ли возможно построение содержательных и конструктивных научных предметов, посвященных специальному изучению процессов функционирования. Реализация этого тезиса в конкретных областях знания сопровождалась в ряде случаев обособлением синхронического и диахронического, функционального и генетического аспектов изучения одного и того же объекта. Порой это обособление становилось настолько значительным, что приводило к формированию практически не связанных между собой предметов изучения. В этой связи возникали взаимные упреки (нередко не лишенные основания): сторонникам синхронического анализа инкриминировалось пренебрежение к принципу историзма, а приверженцы изучения истории обьекта обвинялись в отсутствии конструктивности, в телеологизме и субъективизме. Но рассмотренное в историко-методологической перспективе такое обособление было в каком-то смысле неизбежной издержкой на пути углубления методологического базиса научного познания, имеющего своим предметом развивающиеся объекты. Положительным результатом этого процесса явилось осознание существенных различий между механизмами функционирования и механизмами развития объекта.

Новые принципы подхода к действительности начинают применяться не только в отдельных специальных науках, но и для решения комплексных проблем, все более настойчиво выдвигаемых перед наукой и практикой в XX в. Попытки решения этих проблем приводят к созданию концепций большой обобщающей силы, причем в их методологическом фундаменте значительное место занимают системно-структурные идеи. Одним из блестящих примеров в этом отношении может служить учение о биосфере В. И. Вернадского [7, 8] — одного из величайших ученых нашего столетия. В концепции Вернадского на современном научном уровне рассматривается вопрос о глубоком единстве биотических и абиотических факторов существования и развития жизни на Земле, а понятие ноосферы (введенное, правда, не самим Вернадским, а Ле Руа и Тейяром де Шарденом, но на основе идей Вернадского) ставит в связь с этими факторами и развитие человеческой цивилизации [9]. С методологической точки зрения концепция Вернадского существенным образом опирается, как это нетрудно понять, на принцип целостности, причем впервые в истории познания этот принцип в последовательной научной форме проводится в столь грандиозных масштабах. Если в предшествующей науке речь шла почти исключительно о целостности некоторого заранее данного объекта, достаточно ясно отграниченного от своей среды, то для Вернадского целостность биосферы является не постулатом, а предметом и в известном смысле даже результатом исследования. Иначе говоря, в традиционном исследовании целостность рассматривается как нечто безусловно наличное еще до самого исследования, и задача заключается в том, чтобы выявить специфические связи, делающие эту целостность реальной.

Концепция биосферы в этом смысле строится противоположным образом: из детального анализа определенных типов связей делается вывод о целостности объекта, ограниченного этими связями. Такой тип движения научной мысли получает все более широкое развитие в современной науке. В частности, он составляет одно из методологических оснований экологии, и не случайно, конечно, концепция Вернадского до сих пор продолжает сохранять роль теоретического фундамента этой дисциплины. Можно, наверное, утверждать, что подобный подход, ставящий во главу угла отыскание реальной системы по некоторому типу (или типам) связей, является специфическим если не для всех, то для значительной части системных исследований. Очевидно, например, проведение этого принципа при проектировании современных технических систем, при решении комплексных проблем управления. В сущности из этой методологической предпосылки вырастает стольхарактерная для наших дней проблемная, а не предметная (т. е. привязанная к какой-то уже существующей научной дисциплине) организация научных исследований

2.2 Методологические предпосылки

системного подхода.

Мы рассмотрели содержательные предпосылки возникновения и развития системных идей — изменение философских оснований научного мышления и некоторых существенных сторон его проблематики. Как уже было отмечено, это повлекло за собой и изменения в формах самосознания науки. Не менее серьезным сдвигам подверглась (и продолжает подвергаться) также форма движения научного познания —его общая структура, а в особенности то, что в последнее время принято называть стилем мышления. Наиболее важные из этих сдвигов заключаются в следующем.Уже из предшествующего изложения очевидно, что изменения в области проблематики научных исследований с неизбежностью должны были породить изменение типа научных задач. Действительно, в методологической литературе постоянно подчеркивается тот факт, что в современной науке происходит быстрый рост удельного веса и роли задач с и н т е з а . Это выражается как в переходе от дисциплинарного к проблемному способу постановки и решения научных задач, так и во все более широком развитии междисциплинарных исследований и комплексных научных дисциплин. Другая характерная особенность современной науки связана с возрастанием в ней роли с р а в н и т е л ь н о - т и п о л о г и ч е с к и х и сс л е д о в а н и й , получающих распространение не только в естествознании, но и в гуманистике, особенно в языкознании, этнографии, истории и в изучении культуры. В сущности это одна из конкретных модификаций той же задачи синтеза, поскольку сравнительно-типологический анализ выполняет функцию содержательно-теоретической и логической организации обширного и разветвленного научного материала Для современного уровня постановки такого рода задач специфическим является переход от разнообразных эмпирических классификаций к теоретически обоснованным системам типологии В качестве примера можно привести этнологию К. Леви-Стросса, в которой структурно-типологический анализ является основным методом исследования Но особенно большое значение эта проблематика приобрела в современной биологии, в результате чего биологическая таксономия превратилась в высокоразвитую дисциплину, широко использующую методы и аппарат математики. Изменение типа задач естественным образом ведет к изменению типа предметного содержания, которым оперируют научные дисциплины. Конкретнее говоря, речь идет о том, что направленность на синтез, характерная для многих областей познания в наше время, методологически удовлетворяется конструированием определенной п о с л е д о в а т е л ь н о с т и п р е д м е т о в изучения.Наиболее простой в методологическом отношении синтез строится на основе ф у н к ц и о н а л ь н о г о представления объекта изучения: различные характеристики объекта синтезируются в целостную картину при помощи системы функций, причем функция понимается не в математическом, а скорее в более широком и менее строгом биологическом смысле, как взаимосвязь, определяющая порядок включения части в целое. Совокупность же функций позволяет представить объект как иерархически организованную систему. Но самое главное заключается в том, что функциональный подход дает возможность перейти от понятия морфологии к понятию структуры, т. е. от представления о строении объекта к представлению о его организации. Именно в этом заключена возможность дальнейшего развертывания предметного содержания. Структурный подход порождает проблематику упорядоченности и о р г а н и з о в а н н о с т и . Результатом методологического осознания этой проблематики является расширение понятия о с в я з я х и и х типологии, а тем самым создаются непосредственные методологические предпосылки для перехода к понятию с и с т е мы как центральному в ориентации научного исследования. Сообразно различным типам связей в понятии системы можно выделить два разных методологических акцента. Когда предметом изучения являются системы с глубокой внутренней интеграцией (типа организма), морфологически и функционально ясно отграниченные от среды, акцент в исследовании делается на проблему целостности.При этом система дана исследователю с самого начала и ее целостность, как таковая, не требует обоснования. Основная проблематика исследования сосредоточивается вокруг двух моментов: поиска специфических механизмов и связей целостности (этим системная постановка проблемы целостности отличается от предшествующей, досистемной, когда постулировалось, что целостность объекта должна иметь локализованного, непосредственно вещественногоносителя) и определения наиболее существенных и характерных форм взаимодействия целостного объекта со средой. Во втором типе случаев исследователю с самого начала дан лишь объект в множестве своих проявлений, и систему еще предстоит вычленить, в известном смысле сконструировать из имеющегося эмпирического материала. На примере экологических исследований мы уже имели случай убедиться, что построение системы в подобных ситуациях является главной теоретической целью изучения объекта, а достигается эта цель на основе постулирования и последующего исследования определенной совокупности связей, причем добавление хотя бы одного нового типа связей существенно меняет вид,конструкцию системы. Поэтому можно сказать, что если в первом случае акцент на целостность, то во втором —на связность объекта.Онтологически грань эта выглядит вполне и совершенно условной. В самом деле, как целостность немыслима без связей, так и наличие связности создает ту или иную, большую или меньшую степень целостности. Более того, постулировав наличие целостности, исследователь фактически приступает к изучению реально воплощающей ее связности объекта, а постулатом связности определяется движение в направлении установления целостности объекта. В этом смысле спорной представляется точка зрения В. Е. Заики [19, стр. 124—128], согласно которой наличие связей не обязательно должно приводить к представлению о целостности (более точно, В. Е. Заика говорит об ограниченной, неорганической целостности объектов экологии, для характеристики которых, по его мнению, скорее подходит понятие изоморфизма; но, во-первых, изоморфизм и целостность выражают существенно различные и отнюдь не контрарные аспекты систем, а во-вторых, целостность, сколько бы она ни была ограничена, остается все-таки целостностью, т. е. чем-то органическим, жизненно существенным и необходимым для системы; именно этим целостная система отличается от просто целого, и такое отличие вполне работает для экологических систем,

как фактически признает и сам В. Е. Заика, когда говорит о степенях и мере целостности). Но методологическое различие между этими двумя акцентами

очень значительно, и в этом смысле рассуждение В. Е. Заики представляется справедливым. Дело, правда, не в том, что одни системы являются более целостными, чем другие: при всей, так сказать, первоначальной неочевидности экологических связей или по крайней мере многих из них, они, как показывает хозяйственная практика человека и материал экологии, оказываются весьма сильными, в определенных аспектах даже более сильными и значительными, чем связи организменного типа. Видимо, правильнее было бы говорить о разных типах целостности со специфическими для каждого из них связями; именно связность и могла бы стать предметом меры и, следовательно, сравнения различных целостных систем. Но этот вопрос возникает тогда, когда мы уже располагаем некоторым рядом разных систем и решаем задачу теоретической организации этого ряда по определенному основанию.

Что же касается изучения конкретных типов систем, то здесь отмеченное нами различие методологических акцентов состоит в том, что оно определяет различие исследовательских стратегий: при акценте на целостность движение осуществляется от заданной целостности к подлежащим выяснению связям, а при акценте на связность —наоборот, от заданной связности к определению целостной системы и ее границ (как правило, пространственно-временных или функциональных). Изменение типа предметного содержания, которым оперирует научное познание, непосредственно отражается на категориальном строе науки в целом и отдельных ее отраслей. В дальнейшем мы более подробно рассмотрим категориальный строй и понятийный аппарат системных исследований, а сейчас ограничимся краткой характеристикой основной тенденции изменений, происходящих в этой сфере научного познания. В традиционной, классической науке основу концептуального каркаса составляли вещные, субстратные категории и понятия. Типичными их представителями могут служить понятия абсолютного элемента как онтологической первоосновы предмета, силы, массы, индивида (в разных аспектах этого понятия) и т. п. Это соответствовало механистическим и элементаристским представлениям об универсальной монотонности миропорядка и убеждению в том, что сущность вещи непременно и непосредственно скрыта в ней самой. В противоположность этому современная наука все более склонна оперировать понятиями и категориями, которые выражают различные типы связей и отношений. Таковы понятия управления, организации, системы, вероятности и т. п , не говоря уже о самих по себе категориях отношения и связи, без которых не обходится ни одна современная научная дисциплина. Этот сдвиг соответствует смещению акцента на проблемы синтеза и вызванному им изменению типа предметного содержания: для изображения в знании функций, организованности, системности принципиально не подходят субстратные понятия, которые могут давать лишь картину морфологии объекта, его, так сказать, органического состава. Уже анализ простейших взаимодействий требует иного понятийного аппарата, а когда познание

переходит к изучению системных объектов, то даже их строение, не говоря уже о динамике, оказывается возможным описывать только при наличии достаточно адекватной совокупности специфических средств.

Последнее требование, правда, нередко нарушается, в том числе и в литературе, посвященной системным объектам. Можно, например, встретить попытки построения теории систем, основанной на понятии силы. Но практика показывает, что эвристические возможности таких построений просто мизерны: в сущности они удовлетворяют лишь их создателей К тому же и логическая экономия здесь оказывается мнимой, поскольку к центральному понятию приходится присоединять целый ряд других, как правило, чрезвычайно разнородных и в лучшем случае не проясняющих сути дела. Поэтому и такие попытки фактически служат лишь негативной формой подтверждения тезиса о том, что объекты современного научного познания

требуют не просто расширения существующего концептуального аппарата, но именно нового категориального строя, повой системы понятий. Особенность современного этапа развития научного познания состоит в том, что эта новая система понятий пока еще не сложилась в качестве содержательного формализма, т. е. в качестве совокупности понятий с четко

фиксированным содержанием и с однозначно заданными связями и переходами между ними (как это имело место, например, в классической физике при описании механического движения, в традиционной биологической систематике и даже в периодической системе элементов в химии). Но поскольку потребность в такой системе существует и находит хотя бы частичное удовлетворение, постольку новые понятия, призванные способствовать решению нового типа задач, непосредственно соседствуют

в современной науке со старым концептуальным аппаратом. При решении конкретных научных задач это обычно не создает трудностей. Даже наоборот: привлечение новых понятийных средств стимулирует поиски новых исследовательских подходов и, таким образом, способствуе более быстрому достижению успеха. Но на уровне науки в целом такое состояние может рассматриваться лишь как переходное. Конечно, характер этой ситуации осознается многими исследователями. Отсюда, наверное, и рождается немалое число попыток построить методологические теории, чтобы тем самым содействовать быстрейшему переходу науки на новые методологические рельсы. Дело, однако, обстоит значительно сложнее. Как показывает история науки, познание обычно остается удивительно индифферентным к навязываемой ему извне методологической помощи, особенно в тех случаях, когда эта последняя предлагается в виде детализированного, скрупулезно разработанногорегламента. Поэтому и новый концептуальный каркас может возникнуть и действительно возникает не как результат проводимой кем-то сверху методологической реформы, а как продукт внутренних процессов, совершающихся в самой науке. Что же касается методологических исследований в специальном смысле этого слова, то они в лучшем случае могут выступать катализаторами этих процессов, интенсифицируя самосознание науки, но ни в коем случае не подменяя его.

Чтобы завершить характеристику методологических предпосылок системного подхода, остановимся еще на одном вопросе — на изменении схем объяснения в научном познании. Под схемой объяснения в данном случае понимается способ организации концептуального аппарата, задающий общую стратегию исследования. В классической науке, в силу уже охарактеризованных особенностей ее строя, господствующим было аналитическое (элементаристское), сущностно-онтологическое объяснение. Оно строилось как сведение всей изучаемой реальности к единой субстанциальной первооснове. Иначе говоря, задача познания заключалась в том, чтобы отыскать реальную вещь, субстанцию, ответственную за специфику данной сферы реальности и обязательно элементарную. В первый период развития новоевропейской науки такой способ объяснения выступал в наивно- онтологической форме (типа поисков теплорода и т п. субстанций, генерирующих соответствующие качества объектов), подвергнутой впоследствии многочисленным осмеяниям. И в самом деле, современному изощренному методологическому уму кажется просто невероятным, как это можно было упорно доискиваться до фундаментальных сил, не отдавая себе отчета в том, что сами эти силы, субстанции, исходные элементы непременно должны обладать каким-то внутренним строением, т. е. быть далеко не элементарными. Но все же осмеяния здесь были не вполне уместны.

Во-первых, поиск первоначал — существенная черта всякого теоретического мышления, его важный стратегический ориентир. Мржно согласиться с М. А. Марковым относительно того, что идея первоматерии как основа и мотив определенного подхода к анализу материального мира всегда являлась и является продуктивной [15, стр. 67]. И если в наше время такого рода идея не находит широкого отклика, то это следует объяснить, видимо, спецификой современного этапа организации и развития научного знания, когда существенно трансформируется само понимание первоначала, а единство познания достигается при помощи иных методологических средств. Однако это вовсе не значит, что в будущем интерес к поиску первоначал не возродится с новой силой, но, конечно, и в новых формах. Во-вторых, сущностно-онтологическое объяснение применялось не только у колыбели науки или в натурфилософских системах XVII—XVIII вв. К нему прибегали и в гораздо более поздние эпохи. Достаточно сослаться на первоначальную трактовку гена при объяснении наследственности, на понимание деятельности как субстанции культуры и т. п., не говоря уже о концепциях жизненной силы, духа народа и многих других, аналогичных им по способу построения, т. е. опять-таки по схеме объяснения. Современное познание, по крайней мере в некоторых своих отраслях, отказывается или уже отказалось от сущностно-онтологического объяснения. Этот процесс начался еще в конце XIX в. и тогда же получил отражение в философии. В частности, позитивистски ориентированные направления подвергли резкой критике само понятие субстанции и основанное на нем мышление. Эта критика, однако, в подавляющем большинстве случаев содержала в себе слишком мало конструктивного. Значительно более глубокими и содержательными оказались соображения неокантианцев, особенно Э. Кассирера, который выдвинул идею теории познания, основанной на понятиях функции и отношения [66], и тем самым в значительной мере предвосхитил действительную перестройку схем объяснениясубстанциальности к объяснениям, опирающимся на различного рода универсально-абстрактные конструкции. Типологически подобные конструкции можно разделить на три вида. В первом из них отыскивается универсальное свойство, во втором — универсальное отношение, а в третьем — универсальный механизм преобразований. Примером конструкций первого вида могут служить объяснения, основанные на понятии информации: в объектах или процессах определенного рода отыскиваются информационные свойства, благодаря чему задается не только стратегия исследования, но также в значительной мере его содержание и даже исследовательский аппарат. Универсальное отношение, выступающее в роли объяснительного принципа, хорошо иллюстрируется на схеме стимул — реакция, которая сыграла выдающуюся роль в развитии физиологии, а позднее составила основу психологических исследований бихевиористского направления. Наконец, поиску универсального механизма посвящена в сущности вся тектология А. А. Богданова, основное содержание которой составляют тектологические схемы возникновения и распада структур на базе подбора. Возможны, конечно, и комбинации этих трех схем. Анализ показывает, что место субстанции в схемах объяснения такого рода занимает определенный всеобщий принцип или их совокупность. Как и субстанция, подобный принцип непременно обладает отчетливо выраженной онтологической отнесенностью и, следовательно, выступает в качестве характеристики самой реальности (очевидно, что таково необходимое свойство всякой схемы объяснения). Но в отличие от субстанциального объяснения оперирование универсальным принципом не предполагает отождествления этого последнего с каким- то конкретным материальным носителем. Если, скажем, ген на заре генетики рассматривался как вместилище всей системы наследственности, то информация или схема стимул — реакция ставятся во вполне определенное соответствие с теми или иными материальными носителями, однако никоим образом не сводятся к ним. Например, анализ информационных свойств предполагает обращение к проблемам ценности информации, организованности и упорядоченности систем и т. п.; точно так же и схема стимул — реакция, особенно в контексте психологических исследований, апеллирует не столько к проблемам мозговой локализации, сколько к психологическому содержанию соответствующих реакций, т. е. к принципам и схемам организации поведения, поскольку они могут быть интерпретированы в рамках этой схемы. Эти примеры позволяют несколько более определенно охарактеризовать различие между субстанциалистским объяснением и объяснением, основанным на универсально-абстрактных конструкциях. Субстанциалистское объяснение предполагает, так сказать, двойную онтологизацию: во-первых, онтологическую трактовку самой субстанции, а во-вторых, онтологическую редукцию исследуемой реальности, т. е. последовательное сведение этой реальности к исходной субстанции. Что же касается второй схемы объяснения, то в ней редукционизм либо не носит онтологического характера и является по своему существу методологическим, либо вовсе отсутствует. Методологический редукционизм легче всего проиллюстрировать на примере той же кибернетики: тезис об универсальности информационных свойств имеет под собой онтологическое основание, но сам, как таковой, является принципиально методологическим, т. е. в той или иной форме учитывающим абстрагирующую деятельность исследователя, который реализует информационный подход. В силу этого в серьезном кибернетическом исследовании редукция к информации оказывается существенно ограниченной гносеологическими и методологическими соображениями, почему она и не может быть названа онтологической. При отсутствии же редукционизма его место занимает принцип, который можно назвать иерархическим плюрализмом. Суть его состоит в том, что объяснение строится на некотором множестве оснований, находящихся между собой в отношениях иерархической последовательности; чаще всего такая последовательность представляет собой систему уровней. Примерами реализации подобной схемы объяснения могут служить работы К. М. Хайлова , В. И. Кремянского, К. М. Завадского и М. И. Сетрова, в которых рассматривается проблема биологической организации; в отчетливой методологической форме эта проблема рассмотрена в другой, более поздней работе К. М. Хайлова, где моноцентризм классической биологии противопоставляется полицентризму современного теоретического мышления в биологии, т. е. такому подходу к биологической организации, который не отдает предпочтения (ни онтологического, ни методологического) ни одному из известных ныне уровней организации при построении общей картины биологического универсума. Такое же в принципе объяснение строится и в работе А. И. Каценелинбойгена, посвященной проблемам иерархической организации экономических систем. Таким образом, сдвиги в формах движения научной мысли, начавшиеся еще в XIX в., в большей или меньшей степени затронули фактически все компоненты структуры познавательной деятельности. Это дало основание Т. Куну выдвинуть тезис о смене парадигм научного мышления, снискавший в последние годы огромную популярность и, надо сказать, удачно выражающий фронтальный характер преобразований в методологическом строе науки. Понятно, что новая (как, впрочем, и предшествующая) парадигма не выступает в виде жестко фиксированной системы правил мышления. Ее компонентами являются кратко рассмотренные нами сдвиги в структуре научного познания, а сами эти сдвиги находят суммарное конструктивное выражение в новых методологических направлениях, хотя, конечно, далеко не исчерпываются ими, утверждаясь в науке и в менее очевидных формах. Именно поэтому обстоятельный анализ новых методологических направлений представляет отнюдь не частный интерес, а способствует уяснению методологического строя всей современной науки.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В заключение данной работы необходимо повторить, что совокупность определенных научных методов и практических приемов решения разнообразных проблем, возникающих во всех сферах целенаправленной деятельности общества, на основе системного подхода и представления объекта исследования в виде системы представляет собой системный анализ.

Системный анализ применяется для решения таких проблем, которые не могут быть поставлены и решены отдельными методами математики, т.е. проблем с неопределенностью ситуации принятия решения, когда используют не только формальные методы, но и методы качественного анализа ("формализованный здравый смысл"), интуицию и опыт лиц, принимающих решения.

Системному анализу, с одной стороны, присущ ряд черт, свойственных всем системным исследованиям. С другой стороны, системный анализ имеет свои особенности, которые дают возможность выделить его из совокупности системных исследований как самостоятельное теоретическое и прикладное направление.

Список использованной литературы

1. Абдеев Р.Ф. Философия информационной цивилизации. М., 1994. С. 280; Системный анализ в экономике и организации производства /Под общ. ред. С.А. Валуева, В.Н. Волковой. Л., 1991.

2. Берталанфи Л. Общая теория систем — критический обзор. // Исследование по общей теории систем: Сборник. — М.: Прогресс, 1969.

3. Волкова В.Н., Денисов А.А.. Основы теории систем и системного анализа. – Изд. 2-е перераб. и дополн.– СПб.: Издательство СПБГТУ, 1999. – 512 с.

4. Голубков Е.П. Системный анализ как методологическая основа принятия решений.

(http://www.dis.ru/manag/arhiv/2003/3/5.html?iligent)

5. Добкин В.М. Системный анализ в управлении. - М., 1984.

6. Ерохина Е.А. Теория экономического развития: системно-синергетический подход.

(http://orel.rsl.ru/nettext/economic/erohina/index.html)

7. Камионский С.А. Системные аспекты современного менеджмента // Системные исследования. Методол. проблемы: Ежегодник, 1998. - М., 1999. Ч. 1. - С. 223-248

8. Кедров Б. М. Принцип историзма в его приложении к системному анализу развития науки // Системные исследования: Сборник. — М.: Наука, 1974.

9. Кориков А.М., Сафьянова Е.Н. Указ. соч. С. 10, 27; Афанасьев В.Г. Указ. соч.

10. Перегудов Ф.И., Тарасенко Ф.П. Введение в системный анализ. — М.: Высшая школа, 1989.

11. Рапопорт А. Математические аспекты абстрактного анализа систем // Исследования по общей теории систем: Сборник. — М.: Прогресс, 1969.

12. Режабек Е.Я. Становление понятия организации. – Ростов-на-Дону, 1991.

13. Саати Т. Л. Математические методы исследования операций. — М.: Воениздат, 1963.

14. Соколов Г.В. Теория системных исследований.

(http://crocodile.iis.nsk.su/~sokolov/triz/sokolov/steors.htm)

15. Трапезников В.А. Управление и научно-технический прогресс. - М.: Наука, 1983.

16. Тренев Н.Н. Предприятие и его структура: Диагностика. Управление. Оздоровление: Учебное пособие для вузов. – М.: "Издательство ПРИОР", 2002. – 240 с.

17. Фатхутдинов Р.А. Система менеджмента. Учебно-методическое пособие. 2-е изд. – М.: ЗАО Бизнес-школа "ИНТЕЛ-СИНТЕЗ", 1997.–352 с.

18. Филюков А.И. Генезис вероятностных идей в эволюционном учении. - Минск, 1980.

19. Холл Д. Д. Опыт методологии для системотехники. — М.: Советское радио, 1975.

20. Экономическая кибернетика. Ч. 1. Основы теории хозяйственных систем.- Л., 1974.