Главная Учебники - Литература Лекции по литературе, сочинения - часть 1
Содержание: 1 Введение. 2 1 Море как пространственная категория. 5 2 Море как временная категория. 9 3 Образ моря и тема рождения и смерти. 12 Заключение. 16 Источники: 18 Список литературы: 18 Вся биография, или, лучше сказать, география жизни Иосифа Бродского была связана с морем. Родился он в Ленинграде, на берегу Балтийского моря, «подле серых цинковых волн…». Оттуда Бродский в 1972 году вынужден был эмигрировать в США, в «Империю, чьи края // опускаются в воду…» (Колыбельная Трескового мыса)
. Он поселился в Нью-Йорке, рядом с «водичкой», как сам Бродский называл воду. Его любимым городом была Венеция, отчасти из-за её сходства с Ленинградом. Там же Бродский был похоронен в 1996 году. Творчество Иосифа Бродского стало воплощением интеллектуального и нравственного противостояния лжи, культурной деградации. Он создал в своей поэзии неповторимую картину мира, его художественный мир универсален. Поэтическая картина мира Бродского была подробно рассмотрена такими исследователями, как Ю. М. Лотман, М. Ю. Лотман, Ли Чжи Ен, и более обзорно И. Шайтановым, Э. Безносовым, Л. Баткиным. Однако исследователи обращали мало внимания на образ моря в поэзии Бродского, хотя довольно часто в стихотворениях Бродского мы встречаем рассуждения о море или на берегу моря. Конкретно к этой теме обратился только М. Лотман в своей статье «С видом на море». Цель данной работы выяснить, какое место занимает образ моря в художественной картине мира Бродского, какое символическое значение он имеет. «Между Бродским в жизни и в стихах принципиальной разницы нет»[1]
, поэтому при определении значимости моря я опиралась также на высказывания Бродского по этой теме в интервью и беседах, а так же на материалы его автобиографической прозы. Это, например, эссе «Поклониться тени», «Путешествие в Стамбул» и пр. На просьбу журналиста «Расскажите о Вашей жизненной философии» Бродский отвечал: «Никакой жизненной философии нет. Есть лишь определённые убеждения»[2]
. Бродский отвергал «системы» в философии[3]
, однако в его философской лирике вполне чётко определены взаимоотношения пространства, вещи, или материи, и времени. Бродский создаёт не философскую, а поэтическую картину мира, потому что его представление о мире выражено не в философских системах, а в поэтических категориях. В поэтической картине мира Бродского можно найти отголоски многих философов и философских школ. Например, чрезвычайно важной идеей для понимания поэтической картины мира Бродского является идея, согласно которой нашему миру, миру вещей предшествует мир идеальных форм и структур. Именно связь с этими структурами и предаёт смысл вещам. Это – своего рода поэтический платонизм, отличающийся, однако, от платонизма философского не столько даже отклонениями в трактовке тех или иных положений, сколько своей общей направленностью. Если для Платона основную ценность представляют абстрактные идеи, идеальные формы и сущности, то Бродского гораздо больше интересует мир вещей, каждая из которых ценна в первую очередь своей неповторимой индивидуальностью, своей случайностью, и, следовательно, необязательностью[4]
: Квадрат окна. В горшках – желтофиоль. Снежинки, проносящиеся мимо. Остановись, мгновенье! Ты не столь прекрасно, сколько ты неповторимо. (Зимним вечером в Ялте)
Следует отметить, что на протяжении всего творческого пути поэтическая модель мира Бродского принципиально не менялась[5]
, менялись только особенности поэтики[6]
, становился более совершенным и точным язык. Категории пространства, времени и материи чрезвычайно важны для поэзии Бродского. Но рядом с этими философскими понятиями и наряду с такими значимыми в поэзии Бродского символами, как звезда, довольно часто встречается и другой образ – образ моря. Некоторые исследователи предпочитают говорить о единой категории пространства-времени у Бродского[7]
, т. к. эти две важнейшие субстанции тесно взаимосвязаны. Категории пространства и времени объединены в общей картине мира, однако они способны по отдельности влиять на какие-либо объекты, в том числе и на море. То есть море в поэзии Бродского предстаёт в двух категориях: в пространственной и временной. Пространство не только безразлично к человеку, но может быть и жестоко к нему. В стихотворении «Ниоткуда с любовью…» море выступает как непреодолимое, бесконечное пространство, разделяющее героя с его возлюбленной: За морями, которым конца и края… «Море полно сюрпризов», и, несмотря на то, что «некоторые неприятны», в этой непредсказуемости ещё одно преимущество моря перед сушей: Море гораздо разнообразней суши. Интереснее, чем что-либо. Изнутри, как и снаружи. Рыба интереснее груши. (Новый Жюль Верн, V)
Вода же сглаживает все углы: Как форме, волне чужды ромб, треугольник, куб, всяческие углы (в этом – прелесть воды)… (Тритон)
Предпочтение воды другим стихиям является одной из причин внимания Бродского к морю: Что на вершину посмотреть, что в корень – почувствуешь головокружение, рвоту; и я предпочитаю воду… (Реки)
В эссе «Набережная неисцелимых» Бродский пишет: «Я всегда придерживался той идеи, что Бог <…> есть время. <…> В любом случае, я всегда считал, что раз Дух Божий носился над водою, вода должна была его отражать. Отсюда моя слабость к воде, к её складкам, морщинам, ряби и – поскольку я северянин – к её серости»[11]
. Море для Бродского – это освобождение. Именно на берег моря он уехал бы жить с любимой женщиной, отгородившись от мира, от враждебного государства «высоченной дамбой» (Пророчество)
. Море становится метафорой свободы от пространственных ограничений, а нарушение календарного цикла – метафорой свободы от ограничений временных. Таким образом побегом из плена времени и пространства могла быть просто поездка в Крым поздней осенью: Приехать к морю в несезон, помимо материальных выгод, имеет тот ещё резон, что это – временный, но выход за скобки года, из ворот тюрьмы. (С видом на море, VI )
Говоря о море как о пространственной категории, Бродский никогда не указывает на какое-то определённое море, а говорит о море как о некой самостоятельной форме жизни, как о философской субстанции. Таким образом, море для Бродского является не просто физическим пространством, но и пространством духа, философским пространством. Море значительнее человека, оно неподвластно ему. В связи с этим стихийная сила моря становится двойственной: с одной стороны, море несёт угрозу для человека, с другой стороны, оно притягивает его. Время
в поэзии Бродского может трактоваться как продолжение пространства. Вещь, прекращая существование в пространстве, обретает существование во времени[12]
. Бродский писал: «Время для меня куда более интересная, я бы даже сказал, захватывающая категория, нежели пространство»[13]
. Часто время у Бродского связано с морем. Сам Бродский в эссе «Набережная неисцелимых» по этому поводу писал: «Под всякий Новый год <…> я стараюсь оказаться у воды, предпочтительно у моря или у океана, чтобы застать всплытие новой порции, новой пригоршни времени»[14]
: Время выходит из волн… (Лагуна)
Таким образом, море расширяется за счёт времени: Шум прибоя не прекращался и никогда не прекратиться, повторяющееся движение волн не нуждается в счёте, в отличие от времени, поскольку во времени море не имеет ни начала, ни конца. Также морские волны могут служить мерой для времени: Немало волн разбилось с той поры… (Элегия)
Октябрь
. Море поутру лежит щекой на волнорезе. (С видом на море, І)
Нынче
ветрено и волны с перехлёстом… (Письма римскому другу)
Если указано время, чаще всего становится очевидным и место в пространстве: Январь
в Крыму. На черноморский брег зима приходит как бы для забавы… (Зимним вечером в Ялте)
Признание Бродского в том, что он на Рождество старается быть рядом с морем ассоциируется с периодически повторяемым в его рождественских стихах символом звезды. Эти символы поэзии Бродского взаимосвязаны, и так же, как время отражается в море, в нём отражается и звезда: Звезда желтеет на волне… (Загадка ангелу)
Связь образа моря и рождественских мотивов подчёркивается ещё и тем, что море у Бродского мы видим чаще всего в осеннее или зимнее время. Интересно, что Бродский часто изображает море в шторм и ненастье, а также ночью: …Ночь над морем отличается от ночи над всякой сушею… (Посвящается Ялте)
Север, а также Балтийское море ассоциируются у Бродского с серым цветом – цветом «времени и брёвен» (Пятая годовщина)
, а также воды: Фамилия у ней – серова. (Реки)
Как временная категория, море занимает определённое место в пейзаже: А рядом – чайки галдят, и яхты в небо глядят, и тучи вверху летят, словно стая утят. (Ломтик медового месяца)
Вообще, в стихотворениях Бродского не часто можно встретить морской пейзаж, конкретные детали, связанные с морем. Мы видим, что море как часть какого-либо определённого ландшафта менее интересно Бродскому, чем море как философское пространство. Однако мы видим, что море больше пространства, поскольку оно связано со временем: море интересно Бродскому как «зеркало» времени, как его мера. Время, вышедшее из моря, оказывается не просто реальным астрономическим временем, а временем философским, бытийным. Можно сказать, что время и пространство пересекаются в море. Философское время-пространство связано с рождением и смертью – не менее важными мотивами поэзии Бродского. Море в поэзии Бродского – это своего рода первосубстанция[15]
. Из моря возникло всё живое, оно – начало всему: Да, это море. Именно оно пучина бытия, откуда все мы, как витязи, явились так давно… (Горбунов и Горчаков, XІІІ)
В связи с этим в Бродском просыпается древнее, первобытное начало: Когда ландшафт волнист, во мне говорит моллюск. (Тритон)
В море же – точнее, в Балтийском море – истоки поэзии Бродского: в «Путешествии в Стамбул» Бродский говорит о географических истоках своей поэзии: «Я не историк, не журналист, не этнограф. Я, в лучшем случае, путешественник, жертва географии. Не истории, заметьте себе, географии. Это то, что роднит меня до сих пор с державой, в которой мне выпало родиться, с нашим печально, дорогие друзья, знаменитым Третьим Римом»[16]
: Я родился и вырос в балтийских болотах, подле серых цинковых волн, всегда набегавших по две, и отсюда – все рифмы, отсюда тот блёклый голос, льющийся между ними, как мокрый волос… («Я родился и вырос в балтийских болотах…»)
Исследователь М. Лотман пишет, что в творчестве Бродского мы встречаемся с парадоксальным сочетанием, когда тоска по дому сочетается со стремлением к дому на чужбине, вдали от родного дома[17]
. Однако не вдали от моря. Если нельзя вернуться в Ленинград, то всегда остаётся возможность возвращения к морю: Когда так много позади всего, в особенности – горя, поддержки чьей-нибудь не жди, сядь в поезд, высадись у моря. (С видом на море, VIII)
Таким образом, родиной Бродского становится не какая-то определённая точка на карте, а море. Сам Бродский в интервью с Е. Рейном говорит, что не смог бы жить вдали от моря, вдали от «края земли»[18]
. Мы видим, что с морем связано не только творчество Бродского, но и всё его существование: Меня вспоминайте при виде волн! (Письмо в бутылке)
Но с морем связан не только мотив начала творческого и жизненного пути, но и мотив конца, смерти – другой постоянный мотив поэзии Бродского. В первую очередь, это мотив собственной смерти. Например, стихотворение «Письмо в бутылке» – это предсмертное письмо лирического героя, написанное перед тем, как корабль, на котором находится герой, окончательно затонет. Однако Бродский не испытывает ощущения безвыходности, тоски при мысли о смерти, если смерть эта – на море. Более того, море для Бродского – это естественный конечный пункт.В стихотворении «Тритон» Бродский пишет: Грустно думать о том, что бывшее, скажем, мной <…> не сделается волной. В мифологической и фольклорной традициях «перейти за море» означает переход из этого мира в мир иной[19]
. Так, в последней сцене поэмы «Горбунов и Горчаков» Горчаков видит Горбунова, который «бредёт сквозь волны». И Горчакову также, вопреки его сомнению, поручается брести по морю за Горбуновым. Горчаков, следуя за Горбуновым, переходит в «мир иной», о котором мечтал Горбунов. Море не убивает, оно поглощает, вбирает в себя, не различая при этом живые тела от неодушевлённых предметов[20]
. Смерть на море таинственна, т. к. море не оставляет ни следов, ни свидетелей: …Но откуда им знать о том, что приключилось. Ведь не допросишь чайку, ни акулу с её набитым ртом, не направишь овчарку по следу. И какие вообще следы в океане? Всё это сущий бред. Ещё одно торжество воды в состязании с сушей. В океане всё происходит вдруг. Но потом ещё долго волна теребит скитальцев: Доски, обломки мачты и спасательный круг; Всё – без отпечатков пальцев. (Новый Жюль Верн, VI )
Таким образом, у Бродского нет чёткой границы между жизнью и смертью. В море сходятся не только время и пространство, но и рождение и смерть. Итак, море – это один из важнейших элементов, через который видны все черты поэтической картины мира Бродского. Образ моря у Бродского очень многогранен. Мы видели, что море возникает как часть определённого ландшафта, но очень быстро утрачивает предметное значение и приобретает бытийный характер. Однако море, благодаря связи со временем, становится не просто пространством, а пространством философским, а значит, более значительным, чем пространство в чистом виде. Море объединяет категории пространства и времени, и в связи с этим можно сказать, что эти категории единосущны. Для человека море является освобождением от границ, рамок и углов, для материи – средством перехода в мир платоновских идей. Но одновременно это освобождение означает уход из земной жизни. В связи с этим сила воздействия моря на человека двойственна: он одновременно и испытывает страх перед стихией, и тянется к ней. Таким образом, между жизнью и смертью нет чёткой границы, жизнь и смерть так же единосущны, как и категории пространства и времени. Однако мне бы хотелось сказать ещё и о тех эмоциях, которые испытывал сам Бродский по отношению к морю. Он, на мой взгляд, преодолел конфликт между страхом перед стихийной силой моря и желанием оказаться рядом с ним. Бродский всегда стремился оказаться поближе к «водичке», к водному пространству, но особенно притягивала его «серая» вода, вода русского севера и Петербурга. С тех пор, как Бродский вынужденно покинул родину, каждый год, на протяжении 20 лет, он приезжал в Венецию, в этот город на море, напоминающий Петербург. Море в жизни и творчестве Иосифа Бродского играет особую роль, оно часто наделено исключительными чертами. Оно становится уникальным не только в пределах Земли, но и в космосе: Стоя на берегу моря, морща чело, присматриваюсь к воде, я радуюсь, что могу разглядывать то, чего в галактике нет нигде. (Тритон)
1. Бродский И. Поклониться тени: Эссе. СПб., 2006. 256 с. 2. Бродский И. А. Избранные стихотворения. Москва, 1994. 469 с. 1. Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. Москва, 1998. 328 с. 2. Ли Чжи Ен. Конец прекрасной эпохи. Творчество Иосифа Бродского: традиции модернизма и постмодернистская перспектива. СПб., 2004. 164 с. 3. Лосев Л. Иосиф Бродский: опыт литературной биографии // Звезда, № 8, №9, 2006. С. 173-207, 170-212 4. Лотман М. С видом на море // Таллин, март-апрель, 1990. С. 113-116 5. Лотман Ю., Лотман М. Между вещью и пустотой (из наблюдений над поэтикой сборника Иосифа Бродского «Урания») // Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии. СПб., 1996. С. 731-746 6. Рейн Е., Человек в пейзаже // Арион, №3, 1996. С. 54-61 [1]
Лосев Л., И. Бродский: опыт литературной биографии, Звезда, 2006, № 8, с. 203 [2]
Там же, с. 203 [3]
Там же, с. 203 [4]
Лотман М., С видом на море, Таллин, 1990, март-апрель, с. 114 [5]
Лосев Л., И. Бродский: опыт литературной биографии, Звезда, 2006, № 9, с. 169 [6]
Ли Чжи Ен, Конец прекрасной эпохи, 2004, с. 5 [7]
Лотман Ю. М., Между вещью и пустотой, 1996, с. 734 [8]
Лотман Ю. М., Между вещью и пустотой, 1996, с. 734 [9]
Там же, с. 734 [10]
Лотман Ю. М., Между вещью и пустотой, 1996, с. 734 [11]
Бродский И., Поклониться тени: эссе, 2006, с. 192 [12]
Лотман Ю. М., Между вещью и пустотой, 1996, с. 734 [13]
Бродский И., Поклониться тени: эссе, 2006, с. 86 [14]
Бродский И., Поклониться тени: эссе, 2006, с. 192 [15]
Лотман М., С видом на море, Таллин, 1990, март-апрель, с. 114 [16]
Бродский И., Поклониться тени: эссе, 2006, с. 192 [17]
Лотман М., С видом на море, Таллин, 1990, с. 114 [18]
Рейн Е., Человек в пейзаже, Арион, 1996, №3, с. 50 [19]
Ли Чжи Ен, Конец прекрасной эпохи, 2004, с. 135 [20]
Лотман М., С видом на море, Таллин, 1990, с. 114
|